Глория Му - Вернуться по следам
– Зоська устала после работы, – сказала я холодно. Я начинала злиться.
– Я сказала…
Я молча запрыгнула в седло и отвела Адика подальше от Иры. На ор подтянулись близнецы.
– Что опять не так? Помощь нужна? – тихо спросил Пашка, осаживая возбужденного после работы Напалма.
– Да. Сможете смену повести? Адька заболел, сдается, а эта крыса вой подняла и на работу его выпихивает.
– Вот же сука! Не вопрос, Глория, поведем.
– Ты тоже одна не иди, пусть Юля с тобой. Мало ли что…
Мы с Пашкой просто офигели, когда Денис открыл рот.
– Точно! Я ей скажу. – Пашка умчался к Юльке.
Денис больше ничего не сказал, только улыбнулся, ну и кивнул – как обычно.
– Смена-а-а! Выходим! – услышала я Пашку.
Публика, неумело понукая лошадей, потянулась к воротам, мы с Адькой плелись в хвосте.
Уже на парковой дорожке, когда смена ушла далеко вперед, к нам подъехала Юлька на Тактике.
– Ну, как он? – спросила она, обеспокоенно глядя на Адика.
– Плохо. Еле идет. Знаешь, я… – Я хотела сказать, что поведу Адьку в поводу, но жеребец неожиданно рухнул на бок. Я отвлеклась и не успела спрыгнуть.
Меня крепко шмякнуло о землю, так, что пару минут я не могла вздохнуть.
– Адичка! Глория! Мамочки мои, Глория, ты жива?! – Юлька напуганным козликом скакала вокруг меня, я попыталась встать, но Адик всей тушей навалился мне на ногу, и ничего не вышло. По счастью, он упал на мягкой песчаной дорожке и просто придавил мне ногу, а не сломал или не раздробил, допустим, колено.
– Я жива, – отплевываясь от песка, сказала я уже плачущей в три ручья Юльке. – Тактика привяжи, а то напугается и удерет, и посмотри, как там Адька…
Пока Юлька металась меж двух коней, я снова попыталась высвободить ногу. Но, сколько ни дергалась, не могла сдвинуться с места – Адик был слишком тяжелым для меня.
– Адька дышит, но глаза не открывает. – Юлька села на землю рядом со мной и снова всхлипнула.
– Жив. Хорошо. Давай помоги мне выбраться.
Юлька неловко потянула меня за руку.
– Нет, – сказала я, – сядь вот тут, упрись ногами в седло и тащи меня как репку. Может, получится.
Юлька старательно пыхтела, тащила меня, я извивалась как могла, пытаясь ей помочь, мы извозились и почти потеряли надежду, но вот последний рывок – и мы вместе откатились от лошади.
Руки ныли, сапог остался под Адиком, но я была свободна. Я погладила жеребца по морде, он вздохнул, но глаз не открыл. Я задрала ему губу – пасть была синюшно-бледной.
– Поезжай за помощью, – сказала я Юльке, расстегивая подпругу, чтобы снять с Адика седло. Тут Адька приподнял голову и застонал.
– Встает! Он встает! – вскрикнула Юлька и опять расплакалась.
Я заторопилась. На Адьке было казачье седло с высокой лукой, оно помешало бы ему перекатиться на спину, если вдруг действительно он захочет встать.
Я потащила из-под него седло. Адька заворочался и заплакал. Теперь они с Юлькой рыдали хором.
– Адичка, сокол мой ясный, золото мое золотое, мальчик мой, ай мальчик мой любимый, давай, давай, поднимайся…
Конь тяжело перевалился на спину, один раз, другой, устал, полежал, тяжело дыша, потом начал снова.
– Юлька, поезжай уже, позови кого-нибудь!..
– Нет, я тебя не брошу. Он встанет, вот увидишь, надо будет его вести…
С пятнадцатой попытки Адик встал-таки, ноги у него дрожали, весь он был в пыли и песке, стоял, нервно раздувая ноздри, и тихо подвывал.
– Ай бравушки, мальчик мой золотенький, ай молодец… Юлька, держи его. – Я быстро натянула сапог и взяла жеребца в повод. – Ну, пойдем. Пойдем тихонечко – раз-два, ножку ставь, теперь другую, давай, милый, давай…
Жеребец шел как сомнамбула, тяжело заваливаясь на задние ноги, а передние переставляя так, словно ступал ими по ножам.
Я наклонилась и осмотрела ему ноги. Бабки сильно отекли, ноги были горячими, в жилах отдавалось эхо бешено стучащего сердца.
– Все, теперь вали. Быстро, – велела я Юльке. – Может, ему и нельзя самому ходить, доктор сказал – сердце…
Та наконец запрыгнула на Тактика и помчалась к конюшне.
– Ну-ну. Ну, молодец. Ножкой – раз, ножкой – два… И еще… Хорошо… – Мы с Адькой шли и шли. Я упиралась ему в плечо, будто и правда могла удержать, в голове гудело – то ли от падения, то ли от напряжения и страха за лошадь, и мне уже казалось, что мы так шли всегда, что вся моя жизнь сосредоточилась на неширокой песчаной дорожке. – Раз-два, мо-ло-дец… хорошо… и еще… – Я услышала топот копыт, увидела Гешу на Песенке и Джоника на Монблане.
«Геша приехал», – только и подумала я, и напряжение стало отпускать.
Геша скатился с кобылы, быстро осмотрел Адидаса, стал протягивать ему ремни под брюхо.
– Ох, малáя, малáя… Доктор приехал уже. Ждет… А тут Юлька… Ну, мы решили телегу не запрягать, раз она сказала, что он своим ходом… Так быстрее, значит… Держи ремень. – Геша снова забрался в седло, я подала ему ремень. Так и вели Адика две самые сильные наши лошади, я шла впереди и бормотала ему что-то, гладила храп.
Во дворе было полно народу – смена вернулась. Я удивилась – это значит, мы провозились больше часа.
Владимир Викторович, ветеринар, подбежал к Адидасу, Геша спешился, и они, поддерживая коня с двух сторон, повели его в конюшню.
Было очень шумно, нас с Джоником, проталкивающихся к конюшне, останавливали, дергали, спрашивали, что случилось, и у меня закружилась голова.
– И была охота возиться с этой дохлятиной? Давно надо было его на мясо сдать.
Я услышала резкий Ирин голос, и меня окатило волной холодной ярости, бездумной, прозрачной ярости, я пошла к Ире, мимоходом вытащив арапник у Джо из-за пояса (Джоник никогда не забывал нарядиться ковбоем – вот и сейчас он был в широкополой шляпе, сапожках из телячьей кожи, ну и с арапником, да).
Передо мной как по волшебству образовывалось пустое пространство, я видела Иру очень ясно, словно смотрела на нее сквозь прицел папиного ружья, она разговаривала с каким-то седоватым мужиком и не замечала меня.
– Ира, – негромко позвала я и, когда она обернулась, наотмашь ударила ее кнутом.
Мужик отскочил, по-заячьи взвизгнув, и я ударила ее еще раз, с другой стороны. Ира была высокой, сильной девушкой и легко могла бы отобрать у меня арапник, но почему-то она стала отступать, крича и плача, закрывая лицо руками. Я шла за ней, нанося удар за ударом, пока не задохнулась в чьих-то железных руках, у меня отняли кнут и куда-то понесли. Я не сопротивлялась, висела как кукла.
– Ну все, все. Все. – Геша усадил меня под стеной денника, тряхнул за плечи. – Слышишь меня?
Я кивнула.
– Живой Адька. Доктор сказал – вычухается, слышишь?
Я снова кивнула.
– Так это… они там капельницу ему мостырят… Руки надо… Ты пойди помоги… Пойдешь?
Я встала и, пошатываясь, пошла к Адьке в денник.
– А, мой любимый ассистент явился. – Владимир Викторович встретил меня улыбкой.
Я сглотнула, в горле со скрипом провернулись какие-то колесики, и голос прорезался:
– Что с ним, доктор?
– Так сердце, деточка. Эх, мне бы раньше приехать… Ну давай, держи его…
Адька висел на растяжках, Марина держала ему голову, а доктор прилаживал капельницу. Меня никто ни о чем не спрашивал, я стала им помогать и думать забыла об Ире.
Когда мы вышли из конюшни, был вечер, солнце уползало спать, стягивая за собою покрывало света.
Во дворе почти никого не было, только наши.
Я села прямо у стены конюшни, не пошла на скамейку, тянуло меня к земле отчего-то.
Иры нигде не было видно. Ко мне никто не подходил, не заговаривал, все прятали глаза. Только Юлька подошла, села рядом и обняла за плечи.
– Как Адюша?
– Три дня капать, потом уколы еще, потом доктор снова приедет. Если разрешит – будем выводить потихоньку. Ничего, он живучий, Адька, работать, правда, теперь только с малышней, шажочком, а так – ничего.
– Бедненький, – вздохнула Юлька и попыталась положить мне голову на плечо, только ничего у нее не вышло, она была длинненькой девочкой, а я – совсем коротышкой, неудобно.
– Девки, вы домой идете? Пошлите, темнеет уже, не фига тут рассиживаться. – Пашка подошел, протянул нам руки, рывком поднял обеих. – Адидас как там?
– Ничего. Доктор сказал – вы́ходим.
– А то! Конечно, вы́ходим! – заулыбался Пашка.
Мы простились с Гешей и пошли домой вчетвером – я, близнецы и Юлька. По дороге Пашка с Юлькой все время болтали о всякой всячине, но об Ире никто так и не сказал ни слова. Я тоже не заговаривала о ней – не могла. Я не знала, как завтра посмотрю ей в глаза. Нет, дело не в том, что мне было стыдно. Мне просто казалось, что если я посмотрю на нее еще хоть разочек, то убью одним только взглядом.
Но на следующий день Ира не пришла. Она вообще больше не пришла – Джоник потом нам сказал, что она уволилась, написала заявление в дирекцию, и все, коневозку за Аяксом скоро пришлют.
Про тот случай с арапником никто так и не вспоминал, мне даже стало казаться, что все это мне приснилось. Ничего не было. Ни ярости, ни побоев, ничего, можно было бы подумать, что Иры тоже не было, если бы не Аякс.
