Андрей Рубанов - Готовься к войне
Уходит? Пусть. Завтра же ее перехватит Жаров. Он к войне не готовится. Он не прыгает в четыре утра в холодный бассейн. У него времени и сил навалом. Был бы я хитрым и подлым — позвонил бы ему немедля. Вот, мол, девочка свободна, забирай, а мне отдай что обещал. Кстати, я так и сделаю. Возможно. Я ее люблю, я на все готов — а она не умеет ничего придумать, кроме как убежать; ей моя любовь не понадобилась; хороший повод, чтоб сделаться хитрым и подлым.
— Можно, — вежливо спросил он, — я тебе позвоню?
— Можно. А зачем?
— Вдруг ты передумаешь.
— Если я передумаю, я тебе сама позвоню. Обещаю.
— Может, ты передумаешь прямо сейчас?
— Перестань. Мы все решили.
— ТЫ решила.
— Да. Я решила.
Они еще покидались друг в друга вялыми фразами, — банкир спросил, есть ли деньги на такси, она ответила, что да, есть, банкир осведомился, не забыла ли она чего, получил ответ, что не забыла, а если и забыла — ничего страшного. Потом от двери донесся сигнал, Знаев пересек гостиную, стараясь не глядеть на стол, где лежала куча опоганенных дензнаков, нажал клавишу, и через две минуты девушки с золотыми волосами не стало.
Знайку бросила хозяйка. Под дождем остался Знайка.
Провожать не пошел. Постоял, бессмысленно шаря глазами по голым стенам. Отправился искать свой резиновый бублик, искал долго, обнаружил в машине, на заднем сиденье. Сжал в руке. Рассчитывал успокоиться — не вышло.
Итак, их все меньше. Тех, кто согласен быть рядом. Не просто меньше — их совсем не осталось. Правда, есть один, маленький. Семилетний.
И ему, кстати, абсолютно все равно, богатый я или бедный, быстрый или медленный.
4. Понедельник, 18.30–21.00
От криков и визга нескольких десятков детей в возрасте от пяти до одиннадцати, от мелькания пестрых одежд и покачивания надувных шариков у Знаева давно уже болела голова. Однако он не обращал внимания. Пусть. Важнее то, что ребенок доволен. Все просто: мальчик рад, значит, и папа тоже.
За соседним столиком устроились две мамашки с рыхлыми телесами любительниц тортиков. Бросили торопливые взгляды. Не игривые или заинтересованные — скорее недоуменные. Не исключено, что сегодня банкир действительно плохо выглядел. Когда, осторожно лавируя меж малышей, появился Горохов — загорелый, в серой офисной тройке, — подруги заметно расслабились. Усталый лохматый мужик, стискивающий в руке резиновый эспандер, был им непонятен, тогда как его товарищ, застегнутый на все пуговицы лощеный бизнесмен, вполне укладывался в парадигму «папаша и его небогатый друг после работы прогуливают своих чад».
— Странное место для встречи, — сказал банкиров зам.
— Нормальное, — буркнул Знаев. — Когда ты последний раз давал «слово пацана»?
— В детстве.
— А я — вчера вечером.
— Понятно.
Банкир показал подбородком на детвору:
— Смотри. Сейчас принято критиковать общество потребления. Рыдать о бездуховности. Но взгляни на этих детей. Они смеются. Они счастливы. Видишь моего? Третий слева, руль крутит. Если выиграет — сбоку выезжает особый купон. За десять купонов дают приз. Тряпичного Микки-Мауса. Вон как хитро налажено! У меня в детстве такого не было. А у моего сына — есть. Я его сюда привел — у него праздник. Он сияет. Может, не все так плохо в обществе потребления, если наши дети счастливы? Хоть иногда?
— Я об этом как-то не думал, — сказал Горохов, осторожно присаживаясь на пластмассовый стул. — Вернее, думал, но давно. Моему уже пятнадцать. Он у меня кайт-серфер.
— Это что такое?
— Долго рассказывать. Тут курить можно?
— Нет. Соку выпей.
— Я бы выпил вина холодного.
— Здесь детский клуб, Алекс. Здесь не наливают. И не курят.
Горохов вздохнул:
— Поэтому ты тут и сидишь.
— В смысле?
— Ты ненавидишь, когда курят.
Знаев, вдруг поглощенный тоской, горько спросил:
— С чего ты взял? Почему — «ненавижу»? Хочешь курить — кури на здоровье. Что вы все из меня зануду делаете? Я что, кому-то что-то навязываю? Объявляю себя носителем истины? Я уважаю любой образ жизни. Но я хочу, чтоб и мой образ жизни уважали. А не крутили пальцем у виска. Я тоже живой человек. Стадное существо. Бывает, я тоже хочу, как все. Работать с девяти до шести. Вечером — стаканчик крепкого… Газетой пошелестеть, сериал позырить. Эту, как ее… «Прелестную няню»…
— «Прекрасную няню».
— Да. Ее. Ты что, Алекс, всерьез думаешь, что я считаю себя самым правильным? А всех остальных — убогими?
Горохов дипломатично промолчал. Банкир подождал ответа, не дождался и разозлился.
— Ну и черт с тобой. Рассказывай, как день прошел.
— Нормально. Деньги для Лихорылова перевели. Концы в УБЭПе ищем. На корсчету почти двадцать миллионов. Единственное мелкое происшествие — прогул. Новенькая, рыжая, не вышла на работу.
— Увольняй, — равнодушно сказал Знаев.
— Давай не будем спешить. Хорошая девчонка, вполне справляется… И потом, мы же хотели… через нее… Солодюка подставить.
— Увольняй, — повторил банкир. — Солодюк нас опередил. Оказался быстрее. Делай выводы, Алекс. Побеждает только самый быстрый. Концы в УБЭПе искать уже не надо. Я тебя поэтому и позвал. УБЭП сам придет. Возможно, уже завтра утром. УБЭПу нужны бумаги по украинскому газу. Помнишь эту сделку?
— Нет.
Знаев энергично кивнул.
— Так им и скажешь. Ментам. Ничего не помню. А было вот что: три года назад мы выдали людям с Украины три миллиона долларов наличными. Деньги были газовые.
Фирму, «помойку», делал Солодюк. Теперь на него наехали, и он меня сдал.
— В каком смысле?
— В прямом! — прорычал банкир и искоса посмотрел на слегка напрягшихся мамашек — В каком еще смысле можно сдать человека? У нас будут делать выемку. «Помойка», конечно, ликвидирована по всем правилам… Но кассовые документы мы обязаны хранить пять лет. Сейчас езжай в офис и поднимай архив. Найди все отчеты. Они поддельные. Их рисовал Солодюк Он был директором, он расписывался — везде он, и только он. Но ты все равно проверь… Вдруг там случайно где-нибудь что-нибудь… моей рукой… В общем, подготовься.
Горохов, сквозь загар, слегка побледнел.
— Он дал показания?
— Говорит, что дал. Подробные.
— Плохо.
— Отобьемся, — сказал Знаев. — Показаний одного фигуранта недостаточно. И вообще, дело не заказное. Просто ребята в погонах хотят снять с меня жир. На всякий случай подготовь приказ о моем смещении с поста председателя правления. Обзвони акционеров. Пусть уволят меня, а тебя назначат. Задним числом. Где-нибудь в апреле… Найди моего адвоката, он обязан быть готов… Плохо, что сейчас у нас мало свободных наличных. Приготовлен миллион, но это — для моей стройки. Если меня закроют — отдашь им этот миллион. То есть отдашь, сколько попросят, но миллион — максимум… Торгуйся. Требуй гарантий. Тысяч двести вперед, потом — снятие обвинений, потом остальное…
— А Солодюк? Может, лучше заплатить ему? Те же тысяч двести? Чтоб отказался от своих слов?
Банкир вспомнил бывшего партнера, жалкого, потного, мощно сосущего горечь из горла, и пробормотал:
— Он и так откажется. Бесплатно. На первой же очной ставке.
— Ты уверен?
— Да. Он не подлый. Он просто слабак.
— Лучше б был подлым…
Знаев критически изучил лицо заместителя.
— Ты чего, Алекс?
— Что?
— Ты бледный.
— Я бледный?
— Да. Не переживай. Не будь бледным. Подумаешь, менты. Мало, что ли, мы с тобой ментов видели?
— Хотелось бы поменьше.
— Не в этой стране, — весело сказал Знаев. — Впрочем, давай переиграем. Не делай приказа о моем увольнении. Завтра встретишь их — проводи в мой кабинет, предложи кофе — и пусть ждут меня.
— Я в порядке, — сухо сказал Горохов. — Ты ведь платишь мне именно за это, правильно? Чтоб я всегда был в порядке… Я — в порядке. А бледный или нет — это мое дело.
Обиделся, понял Знаев.
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он.
— Ты меня не обидел. В четверг нам с тобой упало с неба двести тысяч евро. Во вторник упали люди в погонах… Всегда что-то падает. Наше дело — ловить.
— Или не ловить.
— Да. Или не ловить.
Банкир помолчал и предложил:
— Хочешь, давай закроем контору. Продадим. Финансы надоели. Будем строить супермаркет.
Горохов усмехнулся:
— «Готовься к войне»? — Да.
— А банк?
— К черту его. Мне, Алекс, надо тратить каждый месяц по двенадцать тысяч долларов, чтоб в семьдесят пять лет умереть нищим стариком.
— У тебя есть сын.
Знаев поискал глазами сына. Виталик, азартно что-то самому себе рассказывая, крутил руль автомата, имитирующего автомобильные гонки. За спиной его кресла в деликатной позе стоял, внимательно наблюдая, мальчик постарше и победнее одетый. Такие мальчики любят бродить по игровым центрам, надеясь встретить знакомого и выпросить немного денег, а не получится выпросить — хоть поглазеть.
