Юрий Петухов - Охота на президентов или Жизнь №8

— Какого ещё моратория? — спросил я, спрыгивая со стола и направляясь к двери.

— Какого? У нас смертную казнь не отменяли… так что сам подумай, какого! Это у вас — гуляй не хочу!

Я поглядел в «глазок». За дверью стояли четыре бугая из «беты», в камуфляже и с гранатомётами. Значит, и эти уже работали на Стэна. Шустрый. Впрочем, он тут не причем, нынче все работали или на Заокеанию, или на Альянс, или на мафию. Стэн сам был простым администратором, которому выпал чёрный жребий — ведь были же колонии и потеплее и поспокойней этой!

Мне вдруг страшно захотелось рассказать Стэну про Кешин заказ. Я подумал, что он помог бы нам справиться наконец с этой неразрешимой проблемой… Нет! Только не это! Ведь его, Стэна, и направили сюда, чтобы защищать этих кукольных назначенцев да дергать их за верёвочки, он им и папа Карло, и Карабас-Барабас.

— Ну, ладно, — прошелестел Стэн в трубке напоследок, — больше не дури, вечером заеду, будем водку пить…

Вечером я ему сказал.

— А ты знаешь, почему именно тебя послали сюда?

— Я лучший… — без тени сомнения ответил он.

— Нет, ты не лучший, ты просто нужный… Когда им было нужно занять всю Азию и Восточную Европу, они руками таких же нужных спецарей раздолбали нью-йоркских близнецов…

— Врёшь! — он выскочил из кресла. Но я не собирался ни драться, ни спорить с ним.

— Нет, не вру. А теперь им нужно, чтобы по ним из Россиянии шарахнули, понял? Лицо у него вытянулось и побледнело.

— А кто тут может шарахнуть, подумай сам? Эти генеральные президентии и федеральные генералиссимусы? Хрена вам, у них у самих виллы и счета там, на западе, они их шарахать не станут… да и кнопка-то нынче у твоей «комиссии по разоружению Россиянии», у тебя, Стэн… Или ты её вернёшь этому мальчугану Карапутину?

— Не верну… — сипло выдавил Стэн, — этому тинэйдже-ру только с писаками воевать… опять Апельсинова посадил! Рядовым второго класса ядерные кнопки не дают…

— Только ты можешь долбануть по Штатам… только ты! Он стоял и, молча, запрокинув голову пил «Гжелку» из горлышка, бутылка пустела на глазах: я смотрел и понимал, бывших русских не бывает.

— Ты понял в какое дерьмо они тебя посадили?

— Мне не давали такого приказа! — наконец выдавил он.

— А таких приказов и не дают. Тут рассчет на сообразительность… А кто плохо соображает…

Стэн криво ухмыльнулся. Рухнул в кресло. Скособочился. Он сразу стал похож не на бравого, чуть усталого иноземного супермена, а на вшивого русского интеллигента, размякшего и раскисшего от самого себя и от обилия своих очумелых мыслей.

— И как ты думаешь, сколько мне ещё срока дадут? Я развёл руками, показывая, что срок давно истёк.

— Зря я тебя остановил, — просипел он.

— Конечно, зря, Стэн, — я похлопал его по плечу. Он был чувствительным и добрым малым. Жизнь не сломала его, не превратила в робота-чушку, в негодяя. Ему тяжело было здесь, в этом гнилом болоте, где все предавали друг друга, врали на каждом шагу, воровали, пили по-чёрному, клялись матерями и за полушку продавали их, братались и сдавали братьев почем зря, иногда просто, чтоб «меньше народу, больше кислороду»… Он ещё не совсем понимал, куда попал, куда его занёс дьявол… Мне стало жалко его. Ну, зачем доводить до отчаяния бедного шестидесятилетнего парня. — А может, мы ошибаемся, кто знает… — заключил я. — Может, пересидишь как-нибудь… Да, ладно, дружище, три к носу, мы с тобой ещё покормим котиков с причала…

— С пирса, — поправил он меня, — с пирса № 39 в городе белых туманов… о-о, Фриско, моя любовь! Он тут же отмяк. Но я его вернул к жизни.

— Ну, а надумаешь шарахнуть остатками, гляди, котиков не распугай…

Он в остервении схватил пустую бутыль и с силой бросил её в окно. Он забыл, что месяц назад по его же настоянию я поставил непрошибаемые стекла. Бутылка отскочила и шарахнула его по голове, надолго остудив её.

«Америка — это гигантский остров, которому насрать на весь мир. Так что, если нас разбомбят, мы получим по заслугам»

Конечно, никакой кнопки Стэн не нажал.

Да и нет такой кнопки в природе. Если б была, всё могло решиться проще. А был чемоданчик при президентии. Чемоданчик на цепочке. Вот в нём и были кнопки, коды и прочая глупая белиберда… Стэн знал прекрасно, что рядовой 2-го класса мистер Перепутин давно сдал свой ядерный чемоданчик на хранение в Пентагон. Для надежности. Чтоб международным террористам и русским фашистам неповадно было! И тем не менее…

Земля предков… историческая родина… Стэн угрюмо брёл по Тверской. И с раздражением вспоминал своего белоэмигрантского деда-фантазёра: Россия-матушка! Святая Русь! тройки! сорок сороков! народ-богоносец! золотые купола!

0, кей! Пока он видел только «пепси-колу», сигареты «Мальборо», «макдоналдсы», «сбарро», грязный тротуар, заплёванный жвачкой, ковбоев на рекламных щитах и бесконечное мельтешение голых и полуголых сисек и задниц. Какие-то черные небритые рожи злобно глядели на него тут и там вороватыми черными глазами. Эти рожи совсем не были похожи на просветленные и почти апостольские лики из дедова фотоальбома.

Толпы, размалёванных юных проституток с пивными бутылками и сигаретами в тонких пальчиках шкандыбали на высоких каблуках вверх-вниз по мэйн-стриту россия-нии. Стэн ежился, вздрагивал, исподлобья искал глазами полисменов, которые вот-вот неминуемо ринутся на этих проституток и поволокут их в участок за распитие в общественных местах… Но полисменов не было вообще, а какие-то охломоны в серых фуражках тут и там стояли кучками, грызли семечки и чуть не до земли кланялись, когда мимо них проходила чёрная небритая рожа. Стэн слишком долго жил в Штатах, где уже лет десять не вливали в себя на улицах мочу, не дышали поганым дымом, где женщины не мазали лица ядовитыми химикалиями, чтобы быть похожими на папуасок и проституток.

Ему трудно было перестроиться.

Он схватил за руку мальчонку лет восьми, который покупал в киоске бутылку водки. Машинально. Ибо это был конец света! И тут же покраснел до корней волос под десятком любопытных взглядов: эти русские болваны даже не поняли, почему он дёрнул ребёнка… они приняли его за педофила и приготовились смаковать забавную сценку… Малец расхохотался, сорвал зубами пробку, глотнул из бутылки… и сел с протянутой рукой у дверей в «Елисеевский».

Да, думал про себя Стэн, не зря он проливал кровь во Вьетнаме, Анголе, Афганистане, Ираке, Боснии, Сербии… не зря, иначе бы всё это коммунистическое дерьмо, вся эта тоталитарная зараза перекочевала бы в Штаты!

«Хороший русский — мёртвый русский!» — думал он вполне по-американски, глядя на пьяного татарина, валяющегося под американским щитом с верблюдом и надписью «кемэл».

Он знал, что вся Европия уже наводнена алчными русскими проститутками, что их привозят на продажу не менее алчные чеченеги — интернационализм в действии! Стэн не хотел, что бы этих крашенных обезьян привезли и в Штаты, там своих обезьян было с избытком. Он свято верил в голубую «американскую мечту». Потому что был русским романтиком.

О, эти русские романтики! Лох ин коп…[49]

В чужой монастырь не ходят со своим уставом… Стэн всю жизнь только и делал, что ходил со своим уставом по чужим монастырям… Проклятая девка, как живая, стояла перед глазами… Правда, последние годы он всё меньше стрелял и всё больше работал головой… в Косово было совсем плохо! и если бы русские не сдали сербов с потрохами, если бы они не воткнули сербам нож между лопаток, никто бы друзей Стэна не пустил в этот балканский монастырь!

Русские! Стэн сам был русским… И он знал это. И ещё он знал, что в Россиянии русских не осталось… всё, были да сплыли… остались россиянцы… он не мог сказать им: «мы с вами одной крови», потому что в их жилах текла пивная моча и пепси-кола.

Слава богу, что отец не видит этого бедлама!

Чёрные поглядывали на Стэна со злобой, девки с ярой девичьей хищностью… В красных, слезливых глазах бомжей Стэн троился, но они единственные, пожалуй, были исполнены добром и печалью. Россиянские бомжи были тихие и виноватые. Они не лезли обниматься и не совали кружки под нос, как это делали их заокеанские коллеги. Стэн долго думал и пришёл к выводу, что из богоносцев они одни, пожалуй, и остались.

Все прочие были носителями подкладок, спида, трахомы, пивной мочевины, презервативов, сифилиса, парфюма, свиных цепеней, кариеса, бюстгальтеров, штанов, галстуков, сплетен, телевизионной дури, злобы, ненависти, демократии и прочего дерьма, но отнюдь не Бога.

И это было нормально.

Это было нормально для любой из колоний Заокеании. Лет через пять, а может, через год здесь обоснуются парни из корпуса «быстрого миротворчества». Ох, как им будет здесь тошно! Стэн заскрипел зубами. Здесь всё липовое, ненастоящее, фуфловое: фуфловый «белый дом», фуфловый президент, фуфловые «сенаторы», фуфловые «саммиты», фуфловые банки, фирмы, холдинги, консалтинга, интэрнэшнлы, инкорпорэйды и прочее фуфло, пе-рефуфлованное фуфловыми туземцами с настоящего Белого Дома, с настоящих президентов и сенаторов… Тошно! Скушно и тошно…