Мой папа-сапожник и дон Корлеоне - Варданян Ануш
– Он прячется, мамочка.
– Куда прячется?
– У него душа, как зверек ночной. Прячется от чужаков.
Лидия Сергеевна насмешливо усмехалась, разглядывала свои ухоженные ногти, а затем купидончика на потолке, тот целился из лука в посетителей загса Ленинского района города Душанбе. Когда-то, до советизации Средней Азии, этот особняк принадлежал местному баю. Посетив делового партнера в Саратове, бай нашел свой дом более роскошным. Но одному позавидовал – крылатым толстым детям на потолке компаньонщика, заказал себе таких же.
– А от тебя не прячется? – по привычке продолжала наступать Лидия Сергеевна.
– Нет. Перестань ехидничать.
Бабушка пожала плечами. Она – заслуженный лучник СССР – привыкла бить в цель, сложности психологии были ей не по плечу. Да и зачем ей вмешиваться в предстоящую дружбу народов? Для этого существовали люди с длинными языками и дурными взглядами. Они-то уж перемоют косточки Люське. Вот бы ей услышать хоть немного из того, о чем уже судачат в квартале.
– Неправильно руку держит, – неожиданно произнесла Лидия.
Люся вскинула голову и, проследив за взглядом матери, уперлась в жирнотелого Купидона. Бог плотской любви – сам еще дитя – едва удерживал свое орудие, а все туда же, стремился к доминированию и манипуляции чужими судьбами.
– Ну и пусть. По тебе же главное, чтобы в цель бил.
– Смотри, Людмила, не прогадай, – вздохнула Лидия Сергеевна. – С твоими данными…
– Началось.
Бабушка уж и сама устала в сотый раз произносить свой, похожий на языческий охранительный заговор, материнский спич. Ее можно понять, она старалась за двоих. Ведь на дедушку рассчитывать не приходилось. Тот ушел в глухой нейтралитет, впоследствии переросший в просветленный мистицизм. Об этом нужно рассказать особо.
Надо сказать, что мой будущий дедушка Павел хотел на практике доказать, что политика партии и правительства в национальном вопросе – это единственное правильное место во всем марксистско-ленинском учении. Отчасти ему это удалось. Начало всему положила сама партия, отправившая в Среднюю Азию (против желания, разумеется) немцев, русских и прочие народы на постоянное место жительства. Видимо, партия решила, что перекос численности населения в пользу местного неблагоприятно скажется на общей политической обстановке в регионе, поэтому и придумала разбавить расслабленных азиатов трудолюбивой европейской породой. Как ни странно, эксперимент привел к результату. А потом те же чуткое ухо, зоркий глаз и деятельная длань партии – у этого чудного зверя всего было по одному – все это дрогнуло, мигнуло и почесалось, соответственно, и закинуло сюда же, на юго-восточные рубежи Советского Союза, незнакомые и чужие, маленького армянина Хачика Бовяна. Со стороны КПСС это был ход сомнительный по форме, но мистичный по сути. Так считал мой русский дед Павел. В том волшебном котле, в котором, как в алхимической лаборатории, проходили перегонку люди, превращаясь в однородный бульон, национальность была неуместной и слишком пряной приправой.
Но это был только первый акт дедушкиного жизненного спектакля. Во втором Павел Константинович попал в сети языческих, я бы даже сказал оккультных, воззрений и всерьез полагал, что брак дочери с армянином Хачиком – это дело его рук. Себя он видел почти что колдуном Мерлином, сотворившим из Артура настоящего, на все времена, короля. Серьезно, дед Павел так считал! И знаете, с этим трудно было не согласиться. Вернее, с этим нельзя было поспорить, так как имелись факты в качестве неоспоримых доказательств. Дело было вот как.
Павел Константинович строил по всей стране гидроэлектростанции. Затем расширил свой кругозор и переключился на гидроочистные сооружения. Не обошлось и без мелиорации. Диссертация тешила самолюбие, КБ давало возможность практической реализации. Готов был Павел Константинович превращать кинетическую энергию падающей на поля родины воды обратно в свет лампочек над тетрадями в сельских школах. Дед блистал нарасхват, впору было почувствовать себя звездой планетарного масштаба. Бывал он и в Чаде, и в Аргентине, и в Эфиопии, добрался и до Армении. Он часто рассказывал дома, что такого рассвета, как над снежной вершиной Арагаца, он не видел никогда. Что такого простора, как в горах и долинах Шамшадина вообще нет в природе. И, может быть, его восхищение природой Армении прошло бы бесследно, но, как я уже говорил, у деда Павла имелось увлечение – он рисовал. Сначала он стеснялся своего хобби и делал это тайно, а потом распоясался, ободренный первыми похвалами соседей, жены и дочери. Одну из своих небольших работ, составивших «Армянский цикл», он и преподнес в подарок своему будущему зятю. Хачик осторожно взял в руки подарок, бережно развернул упаковочную бумагу, а потом поднял изумленные глаза – сначала на маму, а потом на будущих тестя и его меткоглазую половину.
– Что? – встревоженно прошептала Люся.
– Это мой дом… – И он указал на серебристую точку под горой, заботливо укутанную зеленью. – Это крыша… Я ее клал… Отцу помогал…
Люся с нежностью провела ладонью по жесткому ежику волос Хачика, а потом подняла благодарный взгляд на отца. И не было сомнений, что, мол, это просто похожее место, мало ли затерянных в горах деревушек, мало ли блестящих жестяных крыш, тутовых дерев с корой, как морщинистые лица старух, мало ли петухов на перилах террас, мало ли женщин, вынимающих хлеб из печи, мало ли мужчин, починяющих на заднем дворе старые штиблеты с тихим вздохом: «Хороша кожа. Подобью, еще сто лет прослужат». Сомнений не было.
Именно за жизнью семьи Хачика невзначай подглядел Павел Константинович в перерывах между многотрудным и ответственным делом постройки систем возобновляемых источников энергии и орошения. Именно в этом доме он, еще много лет назад, как в платиновом отеле, забронировал местечко для своей красавицы-дочери, польстившись на покой, уют и небесную чистоту, царящую здесь. Так и повелось думать, что брак мамы и папы состоялся, если не на небесах, то явно где-то в художественном пространстве бытия.
– Люся, ну почему он такой серьезный? – не унималась Лидия Сергеевна.
– Разве? А почему же он должен каламбурить?
Лидия Сергеевна грустнела. Она и сама не могла сказать, почему? Но шутка, она ведь располагает людей к собеседнику. Мог бы и постараться будущий зять.
– Нет, не то. Но будь по-твоему, – притворно соглашалась моя будущая бабушка.
А затем, пожав плечами, снова отправляла дротик своего сомнения в цель. То есть она всего-то ткнула изящным пальцем в объявление на дверях, оповещающее, что в связи с майскими праздниками загс меняет привычное расписание работы.
– Видишь, ты хотела зарегистрироваться на майские. А они не работают. Это знак. Ты не находишь?
– Нет, не нахожу, мама, – смеялась Люська и для убедительности повторяла фразу по-немецки.
Но неутомимой бабушке Лиде казалось, что своими сомнениями она вот-вот попадет в мамино сердце. А в него нетрудно было попасть, ведь Люсино сердце разбухло от любви, сделалось одной огромной мишенью, бей – не хочу! Но вот что странно, все дурное, сомнительное, все кисло-горькое на вкус, все тлетворное на запах не долетало до Люсиного сердца, увядало где-то на полпути и, поверженное, падало.
– Милая, скажи, ты хорошо подумала? – вопрошал уже дед Павел, но шепотом, отдельно от жены.
– Папа, папа, милый папа! Кто как не я умеет крепко подумать? Кого ты учил математике и вкладывал в голову все о физике?
– Но это все вроде чувства, а никакая не математика? – неуверенно сопротивлялся дед Павел.
Но моя мама, молодая Люсенька, нетерпеливо вскакивает и, резко крутанувшись перед зеркалом, шуршит юбками.
– Всё математика! Всё математика! Всё математика!
Дед тогда подумал, что Люся тронулась умом в предсвадебной горячке, поэтому не стал уточнять, что именно она имела в виду. Так и у Павла Константиновича, и у Лидии Сергеевны остались две неразгаданные тайны. Бабушка не узнала, почему дочь сказала про будущего мужа, что тот прячется, а дед Павел не понял, что связывает брак дочери и древнюю науку цифр. Но, в конечном счете, и мать, и отец привыкли доверять дочери. Поэтому рано или поздно нужно было заставить себя преградить русло селевому потоку сомнений. Счастливые глаза Люси гарантировали, что она сумеет распорядиться и юной своей пылкостью, и добротными генами родителей.
