Михаил Веллер - Легенды Арбата
И пошли они, солнцем палимы и ветром гонимы, с этим напутствием.
Если унитаз отличается от унисона тем, что в унисон труднее попасть, то искусство угождать и угодить власти царило над прочими музами безраздельно. Одаренные этой божьей искрой всходили на Олимп по головам коллег. Не угадал? - в пропасть его!
То есть труды и дни гениев советской архитектуры напоминали сказку про курочку-рябу которая какое золотое яичко ни снеси - все одно серая мышка-норушка… мышь поганая… крыса помойная!… сука тупая!!!… смахнет его хвостиком и раскокает вдребезги без понятия.
Советские журналисты говорили о своей профессии: «из дерьма конфетку сделать». Но жизнь советского архитектора была просто издевательством над умственными способностями человека. По стране наладили сеть бетонно-панельных домостроительных комбинатов. Из этих квадратиков с окнами составляли жилища для спартански воспитанного народа. Девиз был: «Без излишеств». Народ радовался, что Никита успел соединить сортир с ванной, но не успел соединить пол с потолком.
Вот из этих панелей можно было архитектурно создавать пятиэтажную коробку с четырьмя подъездами, или семиэтажную с тремя подъездами, или этажей делалось девять; двенадцать; семнадцать. А число подъездов вообще стали варьировать. Что загадочно: в архитектурные институты был конкурс! Оценивая этот разнузданный пир зодчества, каждый ощущал себя гением с огромной потенцией.
Гении напряглись и оторвались от почвы. Они внесли элементы античной классики, торжественные и одухотворенные при соблюдении человеколюбия. Визуальное ощущение, что государство для человека.
- А это что за колоннады с пандусами? (Пандусами?…)
А ведь был неслаб гигантский римский форум во весь размах Арбата! Но ребятам перебежали дорогу две сволочи - Муссолини с Гитлером. Создатели светлого пути с Красной площади на будущую Рублевку опять узнали много горького о себе. О влиянии стиля итальянского фашизма и германского национал-социализма. Те тоже стремились к антично-имперскому монументализ-му. В отделах культуры партийных органов сидели идеологически грамотные товарищи!
Мудрый народ давно понял начальство: «Поди туда, не знаю куда, подай то, не знаю что». Н у, насчет поди куда - мы знаем. Чтоб вам черт в аду спички подавал.
Разобравшись с гипертонией и язвой, Генплан и Г и -пропроект приняли за основу Мавзолей Ленина как идеологическую константу и Елисейские поля как уровень жизнелюбия. Полированный гранит, зеркальные витрины и медные козырьки над подъездами.
- Хорошо, товарищи… но как-то слишком… официально. Какая-то помесь министерства и гостиницы со швейцарским банком и комиссионным магазином! Ну - повеселей, а? Поближе к народу!
- А давайте пустим по фасаду такое гигантское панно: слева - сбор колхозного урожая - а справа пуск Братской ГЭС! - предложил Посохин с каменным лицом. - Яркое такое.
Первые секретарь Егорычев иронию не понял. В государственных делах не шутили. Хрущев себе позволял про кузькину мать - вот его и поперли.
- Нет, - решил он. - Это будет вроде ВДНХ. А у нас другая задача. Серьезно! Но радостно.
То есть большевики мучили экспериментами не только рабочих и крестьян, но и творческую интеллигенцию доводили до остолбенения.
- В общем работаете в правильном направлении… но попробуйте добавить еще пятнадцать процентов партийности и так двадцать шесть - двадцать семь народности.
В голове у каждого партийного функционера был встроен такой специальный дозатор партийности и народности - вроде солонки с перечницей на все случаи жизни. Вот те хрен редьки не слаще.
Это есть наш последний и решительный бой! Ма-сква! - зво-нят ко-ло-ко-ллла! Красное, золотое, круглое и высокое. Народно-партийный вариант будущего проспекта иллюстрировал русскую сказку: «Кто-кто в тереме живет?!» Кремлевская зубчатка, храм Спаса на Нерли и бронепоезд на запасном пути. Если собор Василия Блаженного вставить в лентопротяжный станок и растянуть на километр в длину, вы получите представление о реакции Партии на новый проект.
- Еще попов в рясах под куполами развесьте! - негодующе пожелало правительство Москвы в капээсэс-ном исполнении. - А вы можете не выеживаться?
От стрессов у немолодых людей запускаются болячки. Главный Архитектор, лауреат и академик Посохин от пародонтоза стал сплевывать зубы, как семечки. Под вставной челюстью образовался стоматит. Он держал челюсть в стакане с водой и надевал только перед докладами начальству, с галстуком и лауреатским значком. Форма одежды парадная, при зубах.
- Что это вы на мою челюсть уставились? - спрашивает он неприязненно одного своего молодого архитектора.
- Гениально, Михаил Васильевич! - горячо восклицает тот. - Вот смотрите!
Хватает пластилин и лепит несколько зубов на планшет: с одной стороны пошире и чуть вогнутые, вроде верхних, - а с другой поуже и прямые, вроде нижних. И промежутки между ними в шахматном порядке.
- Поясните! - требует Посохин с обидой. Пошире - это вроде как книги, источник знаний, а поуже - это как скромные советские небоскребы с читателями и тружениками. А понизу соединить все перемычкой с магазинами и культурными заведениями.
- Допустим… - тянет Посохин.
И взяв за образец и творческий посыл вставную челюсть шефа, растерявшего зубы в борьбе за правое дело, социалистический коллектив ударного труда проектирует здания и трассу. Прикус коммунизма!
Как тогда шутили: первый блин комом, второй парткомом, а третий тюремным сухариком. Семь пар железных башмаков износили, семь железных посохов изжевали, семь железных дверей языками пролизали - и представили царю седьмой вариант архитектурного чуда. И вы знаете - понравилось!
- Здесь уже есть о чем говорить! - одобрил товарищ Егорычев.
- Книги. Стекло. Культура. Легко и современно, - поддержала свита.
- Свой стиль. Прогрессивные материалы. И с новостройками гармонирует.
«Челюсть» - произнес кто-то первым. И - как табличку привинтил. Когда дело дошло до готового Калининского проспекта - его в народе тут же окрестили челюстью. Торчат зубы через один из пародонтозных десен. Но - радостно торчат!
Пока же авторов проекта и макета решили почтить к очередному празднику.
- Вы представьте список наиболее отличившихся товарищей.
И руководство Генплана получает за свои пять двадцатичетырехэтажных книжек, развернутых вдоль Калининского проспекта, награды и премии. Только того молодого, что первый насчет челюсти с зубами шефа придумал, не вписали на награды. Бестактен. Рано ему еще.
Тогда начинается реальная работа. Из городского бюджета выделяются деньги. Направляется техника. Высчитывают плановые задания строительно-монтажным участкам и управлениям. И даже дополнительно повышают квоты по лимиту завозной рабсилы. Плановая экономика!
Н- ну. Теперь необходимо сказать пару слов про товарища Суслова. Это вам не похотливый дедушка-козлик Калинин. Михаил Андреевич был человек серьезный и вдумчивый. Сталинского закала и несокрушимой убежденности в победе мирового коммунизма.
Из себя он был похож на перекрученный саксаул внутри серого костюма. Серый костюм был его фирменный стиль, элитный шик. Все в черном или синем - а идеолог партии в сером. Он знал, что его зовут серым кардиналом: ему льстило. Других слабостей, кроме этого партийного тщеславия, он не имел.
Подчеркнуто аскетичный Суслов поставил дело так, что почести его обременяют, а вот поработать он всегда готов из чувства долга и отсутствия прочих интересов. На всех фотографиях сбоку или сзади. И вскоре все тайные и невидимые нити управления были намотаны на его синие старческие руки в прожилках.
Он сидел на своем посту идеолога партии, как гриф на горной вершине краснозвездной кремлевской башни, и взором острее двенадцатикратного морского бинокля проницал деятельность государства.
Он часто болел. Сложением выдался чахоточным. Грудка узкая, плечики хилые, спинка сутулая, рост высокий: пламенный революционер! Фанатичного темперамента боец. Из больниц не вылезал.
Но иногда он, конечно, вылезал. И вставлял всем идеологических фитилей. Чистый иезуит, и клизму ввинчивал штопором. Бдил, как великий инквизитор.
Итак, он суставчато выполз из кремлевской больницы и на ходу приступил к любимому делу: вгонять в гроб товарищей по партии. Типа: я исстрадался в разлуке. Машет жалом по сторонам. Н у, а как там наша красавица-Москва? А? Не слышу!
Красавица-Москва цветет и пахнет ароматами, Михаил Андреевич. Хотя без вашей отеческой заботы, конечно, всем сиротливо. Но крепимся как коммунисты. Вот - строим Калининский проспект.
Суслов, надо заметить, название не одобрял. Он полагал любые половые связи порочащими истинного арийца. Калинин в его глазах был просто старый кролик с партийной индульгенцией, суетливо сближавшийся с любым грызуном противоположного пола.
