Софи Кинселла - Девушка и призрак
Я энергично мотаю головой:
— Не вижу!
— И ты слышишь!
— Не слышу!
Мама разворачивается в мою сторону. Я немедля захожусь в кашле.
Надо же, стоило на секунду отвлечься, девушки и след простыл. Она словно испарилась.
Слава тебе господи!
Я почти поверила, что схожу с ума. Все-таки одно дело быть на взводе, но совсем другое — увидеть настоящее видение…
— Кто ты? — Я чуть не лишаюсь чувств, когда тонкий голос вновь вторгается в мои мысли.
Она стоит в нескольких рядах от меня.
— Кто ты? Где мы? Кто все эти люди?
«Не разговаривай с видением, — приказываю себе. — Иначе оно совсем распоясается».
Я отворачиваюсь и пытаюсь сконцентрироваться на речи священницы.
— Кто ты? — Девушка вдруг вырастает прямо передо мной. — Ты настоящая? — Она вскидывает руку, собираясь тронуть меня за плечо, я невольно отодвигаюсь, но рука свободно проходит сквозь меня.
От ужаса я перестаю дышать. Девушка в недоумении смотрит на свою руку, потом на меня.
— Ты кто? — вопрошает она. — Ты что, привидение?
Я? Не в силах сдержаться, я возмущенно шепчу:
— Я привидение? Да ты сама привидение!
— Уж точно не я! — фыркает она.
— Тогда кто ты? — во весь голос спрашиваю я.
И тут же жалею об этом, поймав на себе изумленные взгляды. Представляю их лица, признайся я, что разговариваю с привидением. Завтра же заточили бы меня в монастырь.
Девушка вздергивает острый подбородок:
— Я Сэди. Сэди Ланкастер.
Сэди?..
Нет. Только не это.
Я замираю. Взгляд перескакивает со стоящей передо мной девушки на поляроидный снимок сухонькой старушки, что прикреплен на доске у входа. Мне что, явился призрак моей двоюродной бабки?
Призрак тоже слегка озадачен. Девушка поворачивается и медленно оглядывает помещение. Потом просто исчезает и тут же возникает в дальнем углу. Со страхом и изумлением я наблюдаю, как она появляется то там, то сям, кружит по комнате, точно стремительная бабочка.
У меня отродясь не водилось воображаемых друзей. И наркотики я ни разу не принимала. Так что со мной? Я приказываю себе не обращать внимания на девушку, вытеснить ее из сознания, сосредоточиться на церемонии. Но тщетно. Я как зачарованная наблюдаю за перемещениями призрака.
— Что это за место? — Она снова передо мной, глаза подозрительно сужены. Затем оглядывается и смотрит на гроб: — Что это?
Не хватало только рассказывать привидению, что оно померло.
— Да так, — говорю я поспешно, — ничего особенного. Это просто… В смысле… Я бы на твоем месте держалась от этой штуки подальше.
— Подальше?
Мгновение — и она уже у гроба, разглядывает его. Затем перемещается к доске объявлений, где белеет пластиковая табличка «Сэди Ланкастер». Лицо ее искажается от ужаса. Потом девушка поворачивается к священнице, которая продолжает свою заунывную песню:
— Сэди нашла счастье в браке, который вдохновляет всех нас…
Девушка подскакивает к пасторше, буквально утыкается в ее лицо.
— Идиотка, — убежденно произносит она.
— Сэди дожила до самых преклонных лет, — упорствует священница. — Я смотрю на эту фотографию… — она многозначительно улыбается и указывает на снимок, — и вижу женщину, которая, несмотря на свою немощь, прожила прекрасную жизнь. Которая находила утешение в малых делах. В вязании, например.
— В вязании? — повторяет девушка с отвращением.
— Итак, — святая мать явно закругляется, — давайте склоним головы в скорбном молчании и попрощаемся.
Она сходит с трибуны, и гудение органа становится громче.
— И что теперь? — оглядывается на меня девушка. — Что теперь? Скажи мне!
— Ну, гроб скроется за занавесом, — бормочу я едва слышно. — А потом… э-э-э… — Как бы потактичнее выразиться? — Видишь ли, мы в крематории. И значит… — Я бессильно развожу руками.
Девушка вновь содрогается от ужаса, и я в замешательстве наблюдаю, как она превращается в полупрозрачное существо. Будь она живой, упала бы в обморок, но что делать привидению? Несколько секунд я смотрю сквозь нее. Потом, будто приняв решение, она возвращается.
— Я не верю! Этого просто не может быть. Мне нужно мое ожерелье.
— Извини, — бормочу я беспомощно. — Ничем не могу тебе помочь.
— Ты должна остановить похороны. — Блестящие темные глаза впиваются в меня.
— Что? Как ты это себе представляешь?
— Останови их! — Я отворачиваюсь, но призрак тут же вырастает передо мной. — Давай!
Голос у нее возмущенный и требовательный, как у голодного младенца. Я ожесточенно верчу головой, пытаясь избежать ее взгляда.
— Останови похороны! Останови их! Мне нужно мое ожерелье!
Она колотит меня кулачками. Ударов я не чувствую, но все же вздрагиваю. В отчаянии пячусь назад, роняя стулья.
— Лара, что происходит? — тревожно вскрикивает мама.
— Все хорошо, — выдавливаю я, стараясь игнорировать вопли в моем ухе, и плюхаюсь на ближайший стул.
— Я вызову машину, — говорит дядюшка Билл тетушке Труди. — Все должно закончиться не позже пяти.
— Останови их! Останови их! Останови их!
Голос девушки срывается на пронзительный визг, у меня закладывает уши. Вот так и становятся шизофрениками. Теперь мне ясно, почему люди пытаются убить президентов. Я не могу от нее отвязаться при всем желании. Она как сирена воздушной тревоги. Этот крик невозможно больше выносить. Я сжимаю голову, пытаясь заглушить вопли, но все без толку.
— Остановитесь! Остановитесь! Вы должны остановиться…
— Ладно! Я скажу им! Только заткнись! — В отчаянии я вскакиваю. — Подождите! Остановитесь, пожалуйста! Мы должны прервать похороны! Остановитесь!
Все семейство дружно замирает, глядя на меня. Священница нажимает кнопку на спрятанной в стене деревянной панели, и орган смолкает.
— Остановить похороны? — выдавливает мама.
Я молча киваю. Честно говоря, чувствую себя полной идиоткой.
— Но почему?
— Я… э-э-э… Полагаю, ей еще не пришло время отойти в лучший из миров.
— Дорогая, — вздыхает папа, — конечно, ты не в лучшей форме сейчас, но… — Он поворачивается к пасторше: — Я прошу простить нас. Моя дочь в последнее время немного не в себе. У нее проблемы с другом, — шепотом добавляет он.
— Дело вовсе не в этом! — протестую я, но все меня игнорируют.
— Ага. Я понимаю, — сочувственно кивает пасторша. — Лapa, сейчас мы закончим похороны, — объясняет она мне как трехлетке, — а потом попьем чаю и поболтаем по душам. Как вам такое предложение?
Она нажимает кнопку, органная музыка возобновляется, минуту спустя гроб со скрипом начинает двигаться, еще немного — и он исчезнет за занавеской. Позади я слышу глубокий вздох и…
— Не-е-е-е-т! — раздается мучительный вой. — Не-е-е-т! Остановитесь! Остановитесь немедленно!
К моему ужасу, девушка подбегает к постаменту и пытается спихнуть гроб. Но руки ее бессильны, они просто проходят насквозь.
— Пожалуйста! — Она бросает на меня отчаянные взгляды: — Не позволяй им.
Тут меня охватывает самая настоящая паника. Я понятия не имею, откуда взялось это привидение и что все это значит. Но оно кажется таким живым. И страдает оно по-настоящему. Не могу же я безучастно наблюдать за этим.
— Нет! — кричу я. — Остановитесь!
— Лара! — испуганно вскрикивает мама.
— Я не шучу! Существует веская причина, по которой этот гроб не может быть сожжен. Остановите немедленно! — Я торопливо бегу к гробу. — Нажмите кнопку — или я сама нажму ее!
Взволнованная пасторша останавливает гроб.
— Душечка, может, вам лучше подождать за дверью?
— Да она просто выпендривается, как всегда, — подает голос Тоня. — Веская причина… Да какая может быть, к черту, веская причина? Продолжайте! — требует она.
— Лара, — священница участливо смотрит на меня, — действительно ли существует причина, по которой похороны вашей двоюродной бабушки должны быть прерваны?
— Да.
— И что это за причина?
О боже! Что я могу ответить? Признаться, что привидение меня надоумило?
— Это потому что… э-э-э…
— Скажи, что меня убили! — Я поднимаю глаза и вижу девушку, парящую у меня над головой. — Тогда они отложат похороны. Скажи им!
Она пикирует на меня и орет прямо в ухо:
— Скажи им! Скажи им, скажи им, скажи им.
— Я думаю, моя тетушка была убита! — выдаю я сдавленно.
Вообще-то я привыкла, что родственники пялятся на меня в полном остолбенении. Но так я их еще не шокировала. Сначала все дружно дернулись, а потом столь же дружно окаменели, словно на моментальном снимке.
— Убита? — осторожно переспрашивает пасторша.
— Именно, — произношу я со значением. — Я подозреваю, что совершено преступление. И тело надо сохранить в качестве улики.
