Анна Гавальда - 35 кило надежды
Мне хочется учиться у Вас, потому что в Граншане мне будет лучше всего, — так я думаю. Я не очень упитанный, во мне 35 кило надежды.
Всего хорошего, Грегуар Дюбоск.
P. S. № 1: Я первый раз в жизни прошусь в школу, сам не пойму, что это со мной, наверно, заболел.
P. S. № 2: Посылаю Вам чертежи машинки для чистки бананов, которую я сам сделал, когда мне было семь лет».
Я перечитал письмо, вышло глуповато, но у меня не хватило духу переписывать в тринадцатый раз.
Я представил себе, с каким лицом директор будет его читать… «Откуда только взялся такой дурачок?» — наверно, подумает он, скомкает листок и запустит бумажный шарик в мусорную корзину. Мне и отсылать-то письмо уже не очень хотелось, но я обещал деду, в общем, отступать было некуда.
Я опустил его в ящик, возвращаясь из школы, а потом, когда сел обедать, перечитал буклетик и тут обнаружил, что директор был на самом деле директрисой! Вот осел-то! Это я так подумал про себя, закусив изнутри щеку. Осел, болван, трижды идиот!..
35 кило кретинства, это точно…
Потом наступили осенние каникулы. Я гостил в Орлеане у тети Фанни, маминой сестры. Играл на дядином компьютере, ложился не раньше двенадцати, а встать норовил как можно позже. Валялся до тех пор, пока двоюродный братишка не запрыгивал ко мне на кровать с кличем:
— Йего! Давай иг'ять в йего! Гьегуар, вставай, пойдем иг'ять в йего!
Четыре дня я строил ему из «Лего» то гараж, то деревню, то корабль. Когда я заканчивал, он улыбался до ушей, довольный-предовольный, а потом брал мою конструкцию и — бац! — со всей силы швырял ее на пол и смотрел, как она разлетается на тысячу кусочков. В первый раз я, честно говоря, разозлился, но когда услышал, как он смеется, сразу забыл о потраченных впустую двух часах. Братишкин смех я просто обожал. Он заряжал меня своим восторгом.
На Аустерлицком вокзале меня встречала мама. Когда мы сели в машину, она сказала:
— У меня для тебя две новости — хорошая и плохая. С какой начать?
— С хорошей.
— Вчера звонила директриса Граншана. Она готова принять тебя, только придется сдать что-то вроде экзамена…
— Пффф,… Ничего себе, хорошая новость… Экзамен! Как я, по-твоему, сдам экзамен? Ха-ха! А какая же плохая?
— Твой дедушка в больнице.
Я так и знал. Совершенно точно знал. Я это чувствовал.
— С ним что-то серьезное?
— Трудно сказать. У него был приступ, сейчас его обследуют. Он очень слаб.
— Я хочу его навестить.
— Нет. Пока нельзя. К нему сейчас никого не пускают. Ему надо восстановить силы…
Мама плакала.
Я взял с собой учебник, чтобы в поезде повторять грамматику, но так и не открыл его. Даже не пытался сделать вид, будто читаю. Поезд мчался вдоль бесконечных электрических проводов, километр за километром, и я отсчитывал столбы, повторяя шепотом: «Дедушка… дедушка… дедушка… дедушка… дедушка… дедушка… дедушка… дедушка… дедушка…», а между столбами думал: «Не умирай. Останься. Ты так нужен мне. И бабушке Шарлотте ты тоже нужен. Как же она без тебя? Ей будет очень плохо. А как же я? Не умирай.
Ты не имеешь права умереть. Я еще маленький. Я хочу, чтобы ты увидел, как я вырасту. Хочу, чтобы ты успел погордиться мной. Я ведь только-только начинаю жить. Ты мне нужен. И потом, если я когда-нибудь женюсь, я хочу, чтобы ты познакомился с моей женой, увидел моих детей.
Я хочу, чтобы мои дети ходили к тебе в закуток. Хочу, чтобы они полюбили твой запах.
Я хочу, чтобы…»
В Балансе меня встретил на перроне какой-то дядька. По дороге я узнал, что он в Граншане садовник, то есть, вернее… в общем, «управляющий» — это он сам так сказал…
Мне нравилось ехать в его грузовичке, в нем хорошо пахло бензином и сухими листьями.
Я пообедал в школьной столовой вместе со всеми. Сколько же здесь было здоровенных силачей! Меня приняли по-доброму, старожилы надавали уйму ценных советов: где лучше курить, чтобы не засекли, как подлизаться к буфетчице, чтобы давала добавку, как проводить в спальню девчонок после отбоя по пожарной лестнице, какие пунктики у учителей и еще много чего…
Они громко смеялись. Глупые. Но это была хорошая глупость. Мальчишки такими и должны быть.
Мне нравились их руки, все в мелких порезах, с чернотой под ногтями. Кто-то спросил меня, почему я здесь.
— Потому что меня больше никуда не принимают.
Они заржали.
— Так-таки никуда?
— Совсем никуда.
— Даже в школу для дураков?
— Да, — ответил я, — в школе для дураков сказали, что я плохо повлияю на остальных учеников.
Один парень хлопнул меня по спине:
— Наш человек!
Потом я сказал им, что завтра мне сдавать экзамен.
— Так чего же ты здесь торчишь? Марш на боковую, тебе утром надо быть в форме!
Спал я плохо. Мне снился странный сон. Как будто я гуляю с дедом Леоном по обалденно красивому парку, а он все дергает меня за рукав и говорит: «Где тут покурить, чтобы не засекли? Спроси у них где…»
За завтраком я не мог ничего есть. В животе — железобетон. Никогда в жизни мне не было так плохо. Я не мог вздохнуть и обливался холодным потом. Меня кидало то в жар, то в озноб.
Меня посадили в маленькой классной комнате и надолго оставили одного. Я уж подумал, что обо мне забыли.
Наконец пришла какая-то женщина и дала мне толстую тетрадь с вопросами.
Строчки так и плясали у меня перед глазами. Я ничегошеньки не понимал. Я положил локти на стол и уткнулся головой в ладони. Мне надо было перевести дух, успокоиться, отвлечься. Вдруг я чуть не уперся носом в надписи на столе. Одна была такая: «Я люблю большие сиськи». И еще: «А мне больше нравятся разводные ключи». Я улыбнулся — и принялся за работу.
Сначала дело пошло неплохо, но чем дальше я переворачивал страницы, тем меньше находил ответов. Я запаниковал. Хуже всего оказался абзац в несколько строчек, под которым стояло задание: «Найдите и исправьте все ошибки в этом тексте». Ужас — я не нашел ни одной. Я действительно последний тупица. Полно ошибок, а я их даже не вижу! В горле у меня понемногу набухал ком, в носу защипало. Я широко раскрыл глаза. Только не плакать. Я не хотел плакать.
Я НЕ ХОТЕЛ, понимаете?
И все-таки капнула большущая слеза, я не успел ее удержать, и она расплылась по тетрадной странице… Сволочь. Я изо всех сил стиснул зубы, но уже чувствовал, что не сдержусь. Что плотину сейчас прорвет.
Слишком давно я не позволял себе плакать и старался просто не думать кое о чем… Но все равно однажды наступит такой момент, когда она выплеснется наружу, вся эта пакость, которую вы норовите запрятать в мозгах подальше, глубоко-глубоко… Я знал, что если заплачу, то уже не смогу остановиться, потому что все вспомнится сразу: Гродуду, Мари, все эти годы в школе, когда я был вечно последним. Дежурным идиотом. И мои родители, которые разлюбили друг друга, и унылые дни дома, и дед Леон в больничной палате с трубками в носу, его жизнь, мало-помалу уходящая…
Я чувствовал, что вот-вот разревусь, до крови кусал губы и вдруг услышал голос. «Кто это тут разводит сырость, Тотоша? — сказал он мне. — Это еще что такое? А ну-ка подбери сопли, поросенок! Смотри, как ручку замочил».
Ну все, крыша поехала… Уже голоса слышу! Эй! Bы ошиблись адресом, я не Жанна д'Арк. Я просто бездарь и тупица, я тут плаваю…
— Ладно, рева-корова, скажи, когда закончишь, чтоб можно было вместе заняться делом.
Что такое? Я обшарил глазами весь класс: нет ли где микрофона или камеры? Да что же это такое? Я провалился в четвертое измерение что ли?
— Дед Леон, это ты?
— А ты думал кто, балда? Папа римский?
— Но… этого же не может быть.
— Чего?
— Ну… что ты здесь, что ты со мной разговариваешь…
— Не говори глупостей. Я всегда был с тобой, и ты сам это знаешь. Ну все, пошутили и будет. Давай, соберись. Возьми карандаш и подчеркни все спрягаемые глаголы… Нет, этот не надо, ты же видишь, он оканчивается на «ить». Так, это у нас сказуемые, теперь найди к ним подлежащие… Вот… Пометь стрелочками… Молодец. Подумай хорошенько, как они согласуются. Вот, смотри, что здесь подлежащее? Правильно, «ты», значит, на конце мягкий знак, молодец. Теперь подчеркни существительные… Найди определения к ним и проверь. Все проверяй. А прилагательные? Смотри, тебя не смущает «отбеленный скатерть»? «Отбеленная», верно, вот видишь, можешь, если постараешься. Теперь вернись немного назад, я видел безобразия в примерах… У меня даже волосы на ушах встали дыбом. Ну-ка, подели снова… Нет, еще раз… Еще! Ты кое-что забыл. Два в уме, верно, молодец. Теперь посмотри на четвертую страницу…
Я как будто спал наяву, чувствовал себя собранным и раскованным одновременно. Рука писала сама собой. Очень странное бьшо ощущение.
