Аньес Мартен-Люган - Влюбленные в книги не спят в одиночестве
– Что об этом говорить, затея накрылась.
– Я в этом не уверен. Гляди-ка, кто пришел…
Тут я увидела Оливье, взявшегося за ручку двери.
Сердце бешено заколотилось.
– Привет, – спокойно сказал он, входя в зал.
– Привет, Оливье, – весело откликнулся Феликс. – Присоединяйся!
Феликс похлопал по соседнему барному табурету, предлагая Феликсу сесть. Тот осторожно приблизился, взглядом прося у меня разрешения.
– Выпьешь то же, что и мы? – предложила я.
– С удовольствием!
Феликс взял на себя труд поддерживать беседу и засы́пал Оливье вопросами о его жизни и работе. Оливье нисколько не смутил этот допрос с пристрастием. Прячась за своей ироничной манерой, мой лучший друг проверял надежность нашего гостя. Я его достаточно хорошо знала и потому догадывалась: он, конечно, готов на все, лишь бы я нашла себе кого-нибудь, но сама мысль об этом приводит его в ужас. Я предпочла не вмешиваться. Впрочем, мне бы это все равно не удалось. Поэтому я перемыла всю посуду, по нескольку раз споласкивая и вытирая каждую чашку, каждый стакан. Я избегала смотреть на Оливье и отводила глаза, когда он пытался поймать мой взгляд. Когда я убедилась, что мыть, вытирать, протирать больше нечего, я вытащила из-под стойки пачку сигарет и вышла на улицу.
Я прикуривала вторую сигарету от первой, когда звякнул колокольчик: ко мне присоединился Феликс.
– Все в порядке, Феликс Несравненный сделал свой выбор – я знаю, где буду сегодня безумствовать.
– Нет… ну, пожалуйста,… не оставляй меня наедине с ним.
– Его единственный недостаток – он не курит. А в остальном он отличный парень, к гадалке не ходи. Так что поговори с ним. Давай, давай, соберись! Порадуйся немного жизни!
Феликс чмокнул меня:
– Он тебя ждет.
Феликс ушел, веселый и беззаботный, как щегол. Я глубоко вздохнула и вошла в “Счастливых”.
– Э-э-э… – приветствовал меня Оливье.
– Э-э-э…
– Как ты насчет ужина вдвоем?
Я вернулась за стойку и глотнула вина. Оливье не отводил от меня глаз.
– Можем остаться здесь, – предложила я. – Я закрою, и кафе наше на весь вечер.
– А ты позволишь мне заняться ужином?
– Давай!
Он спрыгнул со стула и направился к выходу, но на полпути остановился и обернулся ко мне:
– Ты будешь здесь, когда я вернусь? Не сбежишь?
– Можешь мне поверить.
Он широко улыбнулся и вышел.
Чтобы убить время до его возвращения, я погасила свет в витрине и перевернула доску у входа – теперь кафе закрыто. Потом сменила музыку, поставила последний альбом Angus & Julia Stone и заперлась в туалете. Выглядела я ужасно: с утра был аврал, и я не успела накраситься, да и мои духи, пожалуй что, давно испарились. Однако проблема в том, что я не могла подняться в студию, чтобы привести себя в порядок: вдруг Оливье вернется, пока я наверху, и окажется перед закрытой дверью. В кармане завибрировал телефон. Эсэмэска от Феликса:
Если нужно подновить фасад, загляни за рамку с фото возле кассы.
Можно было подумать, что он установил в туалете видеокамеру. Впрочем, с него станется! Оказалось, что Феликс втайне от меня припас набор косметики, включающий, в частности, щетку для волос и пробник моих духов.
Только я успела расставить приборы на стойке, как в кафе вошел Оливье с полными руками.
– Ты пригласил приятелей?
– Не знал, что выбрать, – ответил он, выкладывая на стойку пакеты. – Поэтому взял всего понемногу. Зашел в греческую кулинарию, потом в итальянскую колбасную лавку, еще за сыром… потом за десертами – сначала купил шоколадные пирожные, а потом подумал, вдруг ты предпочитаешь фрукты, поэтому прихватил фруктовые корзиночки…
– Зачем столько всего?!
– Мне приятно заботиться о тебе.
– Думаешь, я нуждаюсь в том, чтобы обо мне заботились?
Он нахмурился:
– Нет… но ты мне нравишься, и это доставляет мне удовольствие…
Я уставилась в пол, ноги подгибались.
– Я в гостях, но все же рискну пригласить нас к столу.
У него явный талант: он вернул мне непринужденность, погасил напряжение, сопровождавшее наш импровизированный ужин вдвоем.
Я потеряла представление о времени. Не припомню за последние годы ни одного такого милого вечера. Оливье смешил меня, рассказывая истории своих больных с воображаемыми радикулитами. Я открывала для себя мужчину, не терзающего себя и других философскими проблемами, непосредственного, ждущего от жизни только простых вещей, способных подарить радость. Он дал мне понять, что хотел бы больше узнать обо мне.
– Ты все время как будто немного замкнута… Не могу понять, с чем это связано… Но я хотя бы не внушаю тебе страха?
– Нет, – улыбнулась я в ответ. – Просто я уже давно не оказывалась в такой ситуации…
– Ты пережила тяжелый разрыв? Извини, если я слишком тороплюсь…
– Нет… Все несколько сложнее… и не так-то легко объяснить…
– Я тебя не заставляю …
– Я сама хочу рассказать, это важно… Возможно, ты перестанешь приходить, когда все узнаешь…
– Ну разве что ты кого-то убила…
– Никого я не убивала, клянусь! – Я рассмеялась.
Стараясь не смотреть на него, я набрала побольше воздуха в легкие и решилась:
– На самом деле, Оливье… я потеряла мужа и дочь в автомобильной катастрофе, три года назад…
– Диана… я…
– Не надо, молчи, сегодня уже все в порядке. Но с тех пор в моей жизни никого не было… и я должна сказать, что… мне впервые легко и хорошо с мужчиной. Понимаю, это может напугать тебя…
Я упорно разглядывала стол. Краем глаза заметила, что Оливье нагнулся и пытается снизу поймать мой взгляд. Я хихикнула. Он не отстранился, не замкнулся – остался таким, каким был до моего признания.
– Как насчет того, чтобы немного взбодриться?
– Ага.
– Могу я зайти за стойку и открыть новую бутылку?
Я кивнула, и он отправился за вином.
– Понимаешь, это такая подростковая мечта, – добавил он со смехом.
– Да пожалуйста, ни в чем себе не отказывай!
Он нашел бутылку и штопор, наполнил наши бокалы. То старание, с которым он все проделал, тронуло меня и разрядило напряжение.
– У тебя отлично получается. Могу взять на работу.
– Только по совместительству, – подмигнул он.
Он уже собирался вернуться ко мне, когда заметил рамку с семейными фотографиями.
– Можно?
– Можно.
Он взял рамку и стал внимательно рассматривать снимки.
– Похоже, Феликс дружил с твоей дочкой.
– Он был ее крестным… Тебе не помешает, если я закурю?
– Ты у себя. Может, не хочешь об этом говорить?
– Если у тебя есть вопросы… – предложила я, затянувшись.
Он поставил на место фото и вернулся ко мне.
– Что ты делала три года? Я имею в виду… чтобы со всем этим справиться… Невозможно представить себе, что тебе пришлось пережить.
Я глубоко вздохнула, молча докурила, раздавила сигарету в пепельнице и только потом ответила:
– Год я просидела взаперти в нашей квартире… Если я еще жива, то это заслуга Феликса. Он так старался встряхнуть меня, что я решила уехать… Прожила еще год в Ирландии, в какой-то богом забытой деревне с морем в нескольких метрах от моего дома…
– И как там было?
– Сыро. Но тамошняя атмосфера как будто возродила меня. Там красиво, очень, очень красиво, ты даже не можешь вообразить… Грандиозные пейзажи, страна, в которую стоит заглянуть…
Я боролась с воспоминаниями, стремилась защитить свою жизнь от вторжения ирландских призраков.
– В конце концов я вернулась домой и с тех пор держусь. Мне больше не хочется умереть… Я хочу жить, но мне нужна спокойная жизнь. В Париже, в “Счастливых”… Ну вот…
Я слабо улыбнулась.
– Спасибо, что поделилась со мной. Больше не буду приставать к тебе с расспросами.
Он осторожно убрал прядку волос с моего лба и улыбнулся. Я вздрогнула.
– Помогу тебе навести порядок перед сном.
Он встал, снова зашел за стойку и стал мыть посуду. Я присоединилась к нему – вытирала тарелки, которые он мне подавал. Мы слушали песню No surprises, повторяя и повторяя ее, и больше не разговаривали. В маленьком закутке, где мы находились, нельзя было не касаться друг друга, не задевать плечами, и мне это нравилось. Когда мы все вымыли и расставили, Оливье надел куртку.
– Ты поднимаешься к себе, не выходя на улицу? – спросил он.
– Да.
– Запри как следует дверь.
Я проводила его к выходу, и мы оказались лицом к лицу.
– Диана, я не стану торопить тебя, пусть пройдет время, и ты придешь ко мне, если захочешь… Я буду ждать столько, сколько понадобится…
Он подошел ко мне и шепнул: “Я не боюсь”.
Потом поцеловал меня в обе щеки. Это не были дружеские поцелуи, не имеющие никакого значения. Впрочем, мы такими никогда не обменивались. Нет, прикосновение его губ к моим щекам было словно обещание нежности и терпения.
