Александр Яковлев - Голоса над рекой
Сквозь целлофан глядело очень милое и очень, кстати, простенькое женское лицо, то есть вовсе не рекламное, — в больших очках на цепочке. Да, это была цепочка для очков. Производство опытного завода металлической галантереи и сувениров Ленинграда.
… Шампуни разные, SHAMPOO!
Например, Lakmе'caress в бесподобной упаковке или вот наш — Ромашка, без упаковки, но тоже чудесный шампунь.
РОМАШКА была, во-первых, универсальной, во-вторых, содержала именно натуральный экстракт, в-третьих, очень обильно пенилась и, в-четвертых, придавала блеск волосам, свежий вид и приятный аромат коже.
Пять посудин ГЖЕЛИ: медовница и набор «Петушок»: чайник в виде петушка и три кружечки.
Совсем недорогие, но очень красивые очки от солнца.
Вьетнамские деревянные вроде бы листочки — с ладошку размером, изящные, прекрасной выделки, — ну, для колечка с руки или для часов, чтобы оставить, например, на ночь, а можно и так — просто положить «листочек» на стол — очень красиво, а потом, если надо, бросить в него маленький карандашик, ластик, бритвочку, — мелочь всякую с письменного стола…
Вьетнамские же плетеные КОРЗИНОЧКИ с крышечками — невысокие, одна в другой. Для чего? Да хоть для чего! Можно тоже для красоты поставить, а можно конфеты положить, в бумажках, конечно, — и удобно, и мило, и необычно.
— Мамочка, подумай: перед самым отъездом нашла! — старшая дочь передала матери полиэтиленовый пакет в форме плоского термоса с просвечивающим черным картоном, на котором в центре было написано: WARITEX, а чуть ниже: waritex international.
Это был сложенный в 4 раза плотно-эластичный американский лечебный пояс.
Наверху картона, справа и слева, указывалось, какие, в процентах, ткани содержит пояс.
Внизу стояли номера в соответствии с окружностью талии. У матери был 6-й, то есть талия у нее была… Но ничего! За 6-м были еще 7-й и 8-й!
На самом верху черного картона перечислялись болезни, при которых «очень поможет пояс варитекс».
Ну, а потом — самое-самое! Канцтовары и игрушки, но не для маленьких, нет!
Какая великолепная светло-салатная и голубая бумага для писем, тисненая, с просвечивающими веточками ландыша!
Какие рижские блокнотики в кожаных переплетах!
Какие карандаши изумительные!
А фломастеры венгерские!
Ножи для разрезания бумаги!
А польские бумажные закладочки! Какие они хорошенькие, какие цветные ниточные кисточки по краям!
А игрушки!..
После кинофильма «Монолог» мать просто измечталась о солдатиках, в какие играл там герой.
И это неважно, что она женщина, она тоже в минуты раздумий переставляла бы на своем письменном столе этих солдатиков, да где же их взять? Ведь даже там, в фильме, герою его высылали солдатиков друзья-ученые из разных стран. Но старшая дочь все же искала их в Москве и в Орехово-Зуеве, где училась, в Ленинграде, куда ездила. Нет, не было их. Она привезла другие игрушки, тоже замечательные — маленькие и изящные, как солдатики.
Аккуратнейший черный трубочист в черном цилиндре и с черной щеточкой! Прозрачная красавица-черепашка, Карлсон с крохотным пропеллером на спине и страшно лохматый! Танцующий ежик! Лопоухий Чебурашка и глиняная птичка-свистулька…
Да что перечислять!..
— А этот мужичок — ну просто нэцкэ! Необыкновенный, правда? Лицо какое! А руки!
В Орехово купила на рынке — за рубль, представляете? Самоделка.
«Мужичка» стали передавать друг другу. Правда, нэцкэ!
Но ничего из этого не было Главным Подарком!
Сейчас никто не стал рассматривать подарки детально («Да! Вот еще очень модно: дамские гольфы!») — это будет приятно сделать позднее, в полном покое, и рассмотреть уже все не спеша, лучше даже в одиночку, так что подарки пока не разбирались, а оставались лежать на диване, и пока было именно хорошо смотреть на все вместе, в целом. А в целом все это сверкало, благоухало, переливалось в веселой праздничной горке, растущей на новом красном пледе.
Отец всего этого не любил, называл «мусором», но непременно рассматривал каждую вещицу, поворачивая ее во все стороны, и, рассмотрев, возвращал на место, махнув рукой: «Ерунда…»
И тут — прямо прелесть такая! — бутылочки для детского питания! Но не наши, не обычные, с которыми он 25 и 33 года назад ходил на детские молочные кухни в Москве и здесь, когда появлялись дочери, потому что у жены оба раза не было молока. Нет, это были совсем другие бутылочки…
В Москве, еще в студенчестве, когда у них родилась старшая дочь, он бегал с этими (да не с этими!) бутылочками за 2-й Зачатьевский, где они жили, за монастырь — направо и вниз, чуть ли не к Москва-реке — на детскую молочную кухню. К 6-и утра. Чтобы еще с пятью СПЕШАЩИМИ ОТЦАМИ разгрузить два ЗИСа со всем детским питанием для их куста, за что получить питание вне очереди и бежать с ним домой, отдать жене и бежать в институт — он учился тогда на V-м курсе, а потом, если дежурил, что было часто — в неврологическую клинику, в ночь, а утром снова бежать на молочную кухню…
— Всю Москву оббегала! — смеялась старшая дочь, передавая сестре чудесные бутылочки. Крупные, необычной формы, с желтой навинчивающейся крышкой с отверстием, от краев которого спускалась внутрь соска, выворачивающаяся при кормлении.
А сверху надевался колпачок.
По поверхности бутылочек шел красный бумажный пояс, на котором изображались две бойкие какие-то птички — носик к носику. И было крупно написано: BABY KAVALIER.
…Да, это были совсем другие бутылочки…
Все знали: ГЛАВНЫЙ ПОДАРОК — впереди.
Он был всегда, кто бы откуда ни возвращался, и всегда выдавался неожиданно, даже внезапно, но обычно ближе к концу.
То есть до поры он был секретом, никто никогда ни спрашивал о нем, не выпытывал вернувшегося, — все делали вид, что ничего не знают, ничего особого не ждут. Да и само обозначение, слово это — ГЛАВНЫЙ — никогда не употреблялось у них применительно к подарку, но все знали: ГЛАВНЫЙ ПОДАРОК ЕСТЬ!
Всякий раз он кому-нибудь предназначался, но никогда не покупался специально, то есть никогда не был преднамеренностью, — он был всегда как бы СЧАСТЛИВОЙ НАХОДКОЙ, но находкой, удивительно соответствовавшей какому-то важному, конкретному факту жизни кого-то из них.
Главный Подарок не был ВЕЩЬЮ, ПОКУПКОЙ: платьем, например, туфлями, теми же пледом или шторами, теми же отрезами на юбки и жилеты, или даже французскими духами. Но нет, нет, не так! Французскими духами он, конечно, мог быть, еще как!
И вообще ОН МОГ БЫТЬ ВСЕМ: любой вещью! Да, ЛЮБОЙ ВЕЩЬЮ! Так что зря я так вот запросто все их отбросила!
ВСЕ МОГЛО БЫТЬ ГЛАВНЫМ ПОДАРКОМ, ЛИШЬ БЫ ПОДХОДИЛО, ОТКЛИКАЛОСЬ СУТЬЮ!
Из духов, например, сейчас (СЕЙЧАС, — вот что важно!) таким подарком могла быть ТОЛЬКО скромнейшая «Уральская рябинушка» — маленький совсем флакончик, совсем дешевый…
Он всегда мог теперь (ТЕПЕРЬ!) быть Главным Подарком — с лета 1971 года, потому что…
…Июнь 1971 года. Последние дни перед выпиской… жаркое, безумно жаркое начало лета, а в клинике все сестры душатся «Уральской рябинушкой»…
Этот запах ворвался тогда в духоту палат и коридоров, он уничтожил все больничные запахи, он перечеркнул саму больницу, он сводил меня с ума, опьянял, звал отсюда… Он сыграл особую роль в моем выздоровлении, так как КРИЧАЛ о жизни, о любви, о счастье, — я должна была, обязана была выздоравливать! И мне стало легче, — появилась НАДЕЖДА, — маленькая, совсем маленькая, но — надежда!
Муж попросил одну сестру купить мне флакончик «Уральской рябинушки». Но — «рябинушка» вдруг исчезла. Муж сам пошел по магазинам, обошел все парфюмерные — «Рябинушки» не было. Но я не очень страдала: мне хватало этого запаха.
Потом, уже дома, младшая дочь купила мне один раз «Рябинушку», и все больше ее опять-таки нигде не было.
Но я легко воспроизводила запах этих духов, а вместе — мгновенно и остро — долго такое не удержать! — воспроизводилось, вспыхивало ТО ВРЕМЯ.
Я всегда видела одно и то же: нашу палату с кислородным баллоном в углу, спину выходящей из нее медсестры с отведенной рукой, в которой был лоток со шприцами, и — окно.
За ним на большом пустыре перед больницей царствовал удивительной формы и красоты, сплошь расцветший куст черемухи, какого я в жизни своей не видала — внезапный ожог счастья!
ГЛАВНЫМ он был еще потому и скорее всего потому, что был НАГРАДОЙ, то есть не просто подарком — бескорыстным даром, а действительно наградой, правда, нередко отдаленной от побудившего к ней поступка, это уж как получалось, часто наградой-шуткой, но, конечно, не без умысла, и никогда наградой грубой: вот, мол, за ЭТО — получай! Хотя он был именно ЗА ЧТО-ТО.
Младшая дочь, например, еще маленькой, однажды получила огромную лохматую собаку, игрушку, за победу, хотя и неполную, в чем, собственно, и была вся суть, — ПОДАРОК НАДЕЯЛСЯ! — над визгом, киданием и лаем настоящей собаки, которую она поначалу ужасно боялась.
