Анатолий Гладилин - Южно-Курильские острова

Но как только я чувствовал, что я застываю в какой-то оболочке, что я уже доволен этой жизнью, что меня это ускучивает, срывался и мчался куда-то к черту на рога. Девиз: пока есть силы, надо многое увидеть, многое испытать. Красивая жизнь, правда? Главное, романтично. Очень я себе нравился.

Но всему приходит конец.

Вчера, когда я пришел в цех и вытащил из шкафчика свой халат, то нашел смятую записку. Без подписи.

«Солдатов, а ведь я уеду».

«…Да, так самое главное. Людка вышла замуж. Можешь ее поздравить. И знаешь за кого? За Карпеко. Ну, помнишь диспетчера из управления? О свадьбе стоит рассказать подробнее.

Собрались все наши ребята. Весь ИТР. В таком составе мы встречались или на волейбольной площадке или на производственных совещаниях. Поэтому, еще не успели рассесться, как Вася Боровик (знаешь его, известный хохмач) предложил провести общее собрание.

Повестка дня:

1) Выборы президиума.

2) Доклад.

3) Разное.

Причем, мы не договаривались заранее, но все поняли, что сейчас будет что-то новое и необычное. И каждый хохмил, как умел.

Доклад взялся делать Вася Боровик. Он искусно пародировал речь главного инженера, выкрикивал патетические фразы и все время сбивался то на итоги квартала, то на международное положение.

Каплер от приступа смеха чуть было не сполз под стол.

Потом оратора согнали, и тогда Вася предложил организовать свадьбу.

Все уже вошли во вкус игры и приступили к выборам жениха.

Было названо несколько кандидатур. Но Петровский сказал, что его впервые выдвигают на эту работу, и он боится, что не справится. Солдатов сказал, что он не может по состоянию здоровья и грозился предъявить медицинскую справку. Карпеко тоже пытался возражать, но все заорали: «Хватит самоотводов!»

Кандидатуру невесты утвердили сразу.

Я ей дала рекомендацию:

«Люда Вайнштейн еще в школе проявила себя примерной пионеркой. Активно участвовала в сборе металлолома, была заместителем председателя кружка «Красного креста» и т. д.»

Но тут уже начали раскупоривать бутылки (по специальной заявке завезли на свадьбу) и кричать «горько!».

В общем, было очень весело.

Ты была на Шикотане всего две недели. И конечно, за время командировки не смогла понять, как мы здесь живем. А знаешь, неплохо.

Мне здесь нравится, и я остаюсь. До тебя уже дошли слухи, что мы переходим с сезонной на круглогодичную работу. Все так. Сейчас часть рабочих уезжает, а потом приедут новые, и постепенно у нас будет постоянный состав. Конечно, работать будет легче. Ну ладно, это, возможно, тебя не очень интересует. Знаю, чего ты ждешь.

Итак, твой Солдатов. Не обижайся. Я это в шутку. Не знаю, что ты в нем нашла. Кстати, приезжай сюда, и ты его застанешь. Каплер клянется, что не отпустит Солдатова.

А мне Солдатов не нравится. Он действительно очень спокойный, уравновешенный, говорит всегда тихо, но так, что любой побежит выполнять его указание. Этот товарищ далеко пойдет. Говорят, что его хотят назначить… Ну ладно, не будем преждевременно распространять слухи.

У меня впечатление, что он все время изучает, анализирует поступки других людей, а сам никогда не сделает лишнего, опрометчивого шага. Когда я ловлю его холодный взгляд, мне хочется представить, о чем он думает в этот момент. Знаешь, кругом ребята такие веселые, добрые, душевные. А этот сух, насмешлив. Он хорошо знает производство, он умеет командовать. Все? А где же теплота, человечность? Вот и на свадьбе. Ребята, надо отметить, набрались основательно, пели песни, чего-то придумывали потешное, а Солдат (так его у нас прозвали) пил, но не пьянел.

Как-то мы с девчонками выясняли, есть ли у Солдата какой-нибудь роман. Ведь только в его цехе сто пятьдесят молоденьких девушек. И ты знаешь, что он нравится, сама попалась.

Мы установили, что ничего даже похожего на увлечение у Солдата нет. Так, иногда он заходил в общежитие, но это явно по обязанности.

Так что я не в восторге от твоей «пассии». И говорю прямо — не думай о нем, там, на материке, ты найдешь лучше.

Ну хватит, я уж совсем записалась (все для тебя стараюсь, милая). Передавай приветы…»

В тот вечер на крыльце девятого общежития сидела кошка, похожая на пузатую бутылку. Я обошел дом, полюбовался на темные окна.

Потом я оказался в клубе, где меня окликнул человек, лицо которого было мне знакомо.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — сказал я.

— С меня пол-литра, — сказал он.

— А, — вспомнил я, — капитан Холчевский. К вашим услугам.

— Может, сыграем пока на биллиарде? — сказал он.

Обычно биллиард был занят. Но сейчас, когда разъехалось три четверти рабочих, стол пустовал.

— Пойдет, — сказал я, — только я плохо играю.

Мы начали. Стол имел общее с биллиардом лишь зеленое сукно. Шары ходили по диковинным параболам, а приближаясь к лузе, сами сваливались.

— А вы что, — сказал капитан, — бросили здесь якорь?

— Похоже, — сказал я.

— И как?

— Живем нуждами производства.

— Понятно, — сказал капитан, и дальше разговор касался только игры.

Капитан старался. Он хотел выиграть. А мне было все равно. Выиграл я.

И потом мы сидели в каюте капитана, пили и говорили про жизнь.

И я чего-то раскололся. Я долго ему объяснял, почему я здесь остался, и как меня уговаривали остаться, и что я не жалею, что остался.

— Ты сам откуда? — спросил капитан. (После третьей рюмки, мы перешли на «ты».)

— Москвич.

— И не жалеешь?

— Нет, — сказал я, — честно. Ходить по асфальту — занятие не для меня.

— Понимаю, — сказал он, — я тоже на морозе хватаю железо голыми руками. А иначе себя перестанешь уважать. Но ты, я смотрю, один.

— Была девушка.

— И?

— Уехала сегодня на «Курильске».

— Не сошлись характерами?

— Не пытались.

— Туманно.

— Ей еще рано быть со мной. Она быстро выдохнется. Посмотрим, а впрочем, человек с человеком сходится.

— Логично, — сказал капитан. — Ну, взяли на корпус.

И мы опять пили.

Я вернулся в свою комнату, лег, долго не мог заснуть. И в голову лезли глупые мысли.

Я воображал, что ночью веду машину и рядом со мной сидит Оля. И мы едем по загородному шоссе. Я выжимаю до конца газ и только переключаю свет с ближнего на дальний, потому что впереди повисли гирлянды огней — машины частников торопились в Москву.

Я когда-то был шофером и ясно представил себе, как меня ослепили, и как я уже не переключаю дальний свет и не снижаю скорости. Изредка мы обходили робкие красные огни, которые шарахались вправо при приближении озверевшего самосвала. А Оля прижалась ко мне, щека к щеке. И я шел не сбавляя скорости и обязательно бы врезался в первую же машину, первую же загородку — словом, во все, что попалось бы на моем пути. Но, к счастью, меня последний раз ослепили встречные фары, и я заснул.

Я проснулся полпятого с дикой головной болью. Ветер тряс окно, раскачивал деревья и забрасывал в комнату мокрые свернутые листья.

Иногда его порывы были очень сильны, и тогда по комнате молнией вспыхивал отблеск фонаря, который в тихую погоду прятался за деревьями.

Я зажег свет, принял таблетку.

Боль стала ослабевать, и я решился снова лечь и лежал, мечтая заснуть и чтоб перестала болеть голова, ну вдруг случится же такое счастье, а в голове отчетливо звучал разговор с Олей, слово в слово, разговор, который должен был быть и которого не было, понимаете, потому что я не пришел провожать ее, потому что у меня были дела в цехе, а может, я их просто выдумал. И когда я совсем отчаялся, я увидел себя спящим, а в комнате сидела Оля, и я сказал, что хорошо, я, кажется, заснул. И правда, я почувствовал, как куда-то проваливаюсь и что меня крутит и уносит, и мне стало страшно, и я захотел проснуться, но меня кружило все сильнее, и я стал звать громко: «Оля! Оля!» Я был твердо уверен, что сквозь сон кричу это имя, и если кто-нибудь есть на самом деле рядом, то он услышит. Но потом наступила минута просветления, и я понял, что мне это все снится, и Оли нет, и я один. И потом стало легче, и мне снились более спокойные и непонятные сны.

Утром я пошел на завод, хотя у меня был отгул, и вообще мы уже работали в одну смену, но на море был шторм, и я знал, что рыбы долго не будет, и пытался что-то придумать, чтобы у людей все-таки была работа, чтоб цех не стоял, чтоб рабочие не теряли недельный заработок, а это было так сейчас важно.

И я еще раз спросил себя: ты доволен?

И ответил: да, так надо. Кончился какой-то этап в твоей жизни, начался новый. Так надо. И если суждено, мы еще увидимся с Олей, мы еще встретимся, пускай другими людьми, и это будет к лучшему.