Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун
Марина улыбнулась удачной находке.
«Однако он долбит, как сумасшедший… Интересно, есть у него какая-нибудь девушка для сексуальных упражнений?»
– Тебе не говорила мама, Чепель?
– Что?
– Что ты не должен затеряться в огромном и опасном мире женщин, мой мальчик… Мой маленький сексуальный зверек…
– А что в них опасного?
– Они громко писают. Ты знаешь это? Они писают как кобылицы. Ты слышал, как писают кобылицы?
– Мужчины тоже громко.
– Не имеет никакого значения, как писают мужчины, Чепель. А вот как писают женщины, имеет.
– Никогда не думал.
– Нам снова надо отдохнуть… Заодно ты послушаешь, как громко писают кобылицы… Ну и… Тебе еще надо немножко пожить, Чепель…
Она довольно грубо отстраняет его от себя и они, позвякивая цепями, отправляются в туалет – «скованные одной цепью». Чепель остается за неплотно прикрытой дверью.
– Этого еще не видел никто, Виктор. И не слышал. Только ты. Я тебе доверила перед смертью звуки испражняющихся кобылиц.
Девять дней Бормана отметили как положено, в кругу родственников. Марина Трегубова сидела-молчала, выпила полстакана воды…
Ну, а назавтра мужики ближе к вечеру все съехались к Кадровику, чтобы проводить в последний путь товарища куда душевнее.
Правда, предбанник у него маловат, но как-то все свыклись уже.
Стол завален пищей, много водки. Перед прощанием, заглядывают «девочки»:
– Мальчики, пока-пока!
Друзья сидят полукругом, положив руки на плечи друг друга, поют… Мужское братство, довольно стройный хор, по крайней мере, душевный точно.
Черный ворон,Ты не вейсяНад моею головой…
Прервались, вразнобой долдонят:
– Ну ладно, давай за товарища Бормана!
После стопки Кадровик мечтательно произносит:
– Да, круто я взлетел. ФСБ теперь у меня в правом кармане, сам Трегубов – в левом… Бля буду, жизнь удалась!
– Ну, как было, расскажи… – в который раз любопытствует Амфитамин.
Воняло, понятно, дешево завидует (он такой всегда – горбатого только могила исправит):
– Перспективы, сцуко! Как в сказке! Нефтянку подгребешь, судостроение…
– Так, когда это было? Борман еще дней пять был как жив… – ударяется в незатейливые воспоминания Кадровик. – Она бестия, настоящая бестия – Мариночка Сергеевна! Посадила меня за компьютер и сказала: Алексей, ты должен почитать вот это место из моего нового романа.
– Писательница!
– Ну, я читаю… – Он понижает голос. – У нее там написано, значит… Ребята в Кремле хотят опереться на надежного человека в бизнес-кругах. Мол, заварушка предстоит крупная. Очень крупная. И для этого одной красотке надо выйти замуж за крупного солидного человека… Из наших, значит, кругов.
Семик не понял:
– А Бормана куда?
Амфитамин наполняется желчью:
– Он ведь женился на ней – и здороваться перестал.
– Ну, да! – подхватывает Темик. – Мол, один буду дела с Трегубовой вертеть.
Семик вторит:
– А мы ему простили такой анекдот…
Кадровик, помолчав, вносит ясность:
– Нет, Семик, не простили. Не все прощает Кадровик. Мариночка Сергеевна сказала: ты, Алексей, должен подумать, красиво это написано или некрасиво. Ну, чтобы я мнение свое высказал…
Кадровик нехорошо хихикнул:
– … о художественных достоинствах, о слоге… Сказала, подумай до завтра.
Воняло тупит как ребенок:
– Ну, ты и высказал! Мнение свое… Художественное…
– А чего там было написано? – спрашивает Темик.
– Было написано, что перед тем, как выйти замуж, красотка очень мечтает остаться вдовой.
Все в хохот.
– Вдовой? Вдовой, значит? Хитро!
Воняла тупо уссывается больше всех:
– Вот и осталась! Туда и дорога ему, любимому товарищу партайгеноссе! Оторвался от коллектива.
Кадровик поднимает руку для тишины.
– В конце июня, значит, свадьба намечена. А пока помянем партайгеноссе… Давно этот женишок мне не нравился. Пидар был, короче…
Гул одобрения за столом:
– Пидар еще тот…
Разливают, пьют. Опять обнявшись по-братски, раскачиваясь, поют: ворон, мол, ворон…
Кадровик наполняется какими-то своими мыслями, – похоже, нехорошими. То ли водка играет, то ли, в самом деле, тараканы какие-то – предчувствия…
Сомнения его должна развеять ясновидящая старушка, к которой Кадровика привозит сестра Валерия. Сама осталась внизу, в машине, а Кадровик, значит, поперся в одиночестве к старушенции.
– Супруга Ваша не по своей воле в землице сырой лежит, – рассказывает всю подноготную жизни зыркоглазая. – Вот полгода уже… Умерла, проклиная Вас, Алексей Николаевич…
Кадровик нервничает:
– Бывает. В последние дни не в себе она была. То есть, на голову тронулась. С дуры-то чего взять?
Зыркоглазая дает знак замолчать.
– Слышу я, говорит она: «Сплю я, а рядом твоя рука лежит, Алеша. Черная рука…»
Кадровик молчит; смолкла и зыркоглазая.
«Умная больно… – с раздражением думает Кадровик. – Мы в свое время таких умных в асфальт закатывали…»
– Отравили вы ее, что ли? Не своей ведь смертью померла…
Кадровик реально в обиде.
– А вот уже не Ваше дело, бабушка…
Торопливо крестится:
– Да такое сегодня про любого человека можно сказать – отравили… – Готов еще покрестится. – Где иконка у Вас тут? Смотреть-то куда?
– Нету у меня иконки, в душе ее надо носить, иконку… Ну а что касается Вашего вопроса…
– Вот именно, что касается моего вопроса! Я спрашивал: правильно ли сделал, что рассказал друзьям, мол, жениться хочу. Не будет ли мне через это опасности…
Поясняет:
– Черной какой-нибудь руки…
Смущенно кашляет:
– Метки какой-нибудь нехорошей… Ну чего молчите, бабушка? Когда не надо, Вы больно разговорчивая. А когда надо…
– Не будет. Наоборот – счастье будет. Бог все устроит, как ему надо. А разве это не счастье?
Помолчала и добавила:
– Понимать надо: все что Бог не делает – к лучшему…
– Ну чего? – суетливо спрашивает Валерия в машине. Это плотная дама с грубым лицом.
Кадровик рассказывает чего-то там через пень-колоду.
– Вот видишь, Алексей, счастье будет! А ты боялся идти.
Кадровик опять занервничал:
– Про Люську спросила, зараза. Знает она, что мы ее… В землю закопали…
– А вот это не докажешь!
– Сказала, что Богу ничего не надо доказывать.
Валерия раздраженно машет рукой на брата: поехали, умный больно!
Между тем Вика и будущая глубокообожаемая теща искали выход неожиданно открывшейся гиперсексуальности Виктора Чепеля. Они готовились перебросить его с позорной разоблаченной куклы на вагину, которую совершенно официально приобрели сегодня в соответствующем магазине. Решено было рассмотреть в деталях это конфузливое изделие под названием вагина-анус реалистик «Шалунья». Поистине оно являлось чудом китайской эротической мысли.
– «Изготовлено дружба Китай для возрождения России Жен Жен Лтд» – читает Вика. – Мама, это может быть заменителем мерзкой куклы?
– Лтд… А дальше что?
– «Это устройство взрослая бритая киска и прекрасная напряженная задница для извращенной похоти, вибратор и включенное машинное масло»… Так… «Анальная шалость для возрождения России в море»…
– В море… – размышляет мама. – Дальше!
– «Для старт-апа прекрасной анальной шалость поверните взрослую напряженную задницу лицом к ширинку…»
– Ну-ка, повтори про задницу…
– «Напряженная задница для мореплавания»… Для моряков дальнего плавания, значит?
– А-а… Поняла.
– Мама, ну можно ему? Это не измена?
– Что-то меня смущает задница. Не слишком ли много для Виктора? Он что – половой гигант? Задница-то ему зачем?
– Так это измена?
– С задницей – измена.
– А если ее воском залить?
– Воском? Ну-ка…
Мама Вики засовывает палец в анальное отверстие, Вика нажимает на пульте кнопочку. Слышны чавкающие звуки, потом «Шалунья» начинает постанывать и выдает несколько фраз.
– Разорви мою взрослую напряженную задницу словно огнем!
– Не будь лузером!
– Сегодня ты – отличник!
Мама испуганно выдергивает палец и замахивается на киску-задницу:
– Посмотри, какая шалава! Ну, какая блядь! Я сразу поняла! Да таких убивать мало!
Вика потрогала пальцем анальное отверстие.
– Мама… Ну, если воском залить эту дырку… Ну, напряженную эту задницу?
– Так он расколупает! Ты что, мужиков не знаешь?
Вика бьет кулачками по столу:
– Мама, да он самый настоящий хорек после этого! Самое настоящее животное!
– А я чего говорю? Так оно и есть! Я ведь жизнь прожила, всякого нахлебалась. В общем, нельзя в доме держать такую дрянь – нехорошая будет аура.
Вот так на семейном совете было решено вернуться к вопросу куклы, – но уже совершенно легально, так сказать, под контролем. А напряженную задницу для извращенной похоти спрятать в шкафу до времени.
За скромным столиком в кафе летним вечерком шел неприметный тихий разговор по поводу одного известного нам товарища, а именно Кадровика.
