Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун
– Какого человека?
– Вашего мужа. И первого! И второго!
– Не надо меня учить, Чепель! Я сама пишу детективные романы и прекрасно все знаю. Убийство было запланировано по сюжету. Кстати, Вы знаете, что мой роман называется «Новые показания Шерон Стоун».
– Послушайте, Вы не Шерон Стоун!
Зря он так, зря! Судя по последним минутам жизни Чепеля (а мы опять возвращаемся к ним), она оказалась самой настоящей Шерон Стоун.
– Почему ты больше ничего не спрашиваешь про мой член? – шепчет Чепель.
– Не знаю.
– Это сводит с ума любого мужчину.
– Он во мне. Здравствуй, член следователя Чепеля. Как долго я тебя ждала. Разорви меня на части, член господина Чепеля. Порви меня в клочья!
Чепель убыстряет темп.
– Да. В клочья! В клочья!
– Ты что в самом деле собрался меня порвать в клочья, Чепель! – вдруг трезвея, говорит Трегубова. – Тебе надо будет сильно потрудиться. И совсем не членом. Да и вообще: разве членом разрывают на части женщину?
Чепель вдруг плаксиво спрашивает:
– А чем?
Молчание Марины. Шевеление цепей…
– Я рождена тебя убить, – говорит Трегубова. – Такой хитрый эксперимент реинкарнации. Я богата и независима, чтобы это сделать беспрепятственно. Ты беден и бесправен. Так получилось.
– Мы будем вместе? – ничего не понял Чепель.
– Конечно. Убийцы любят убитых. В каком-то смысле они им даже завидуют.
– Убийцы попадают в ад.
– Туда попадают и убитые… Ты устал, Чепель. – Она усмехается. – Видишь, как много надо сил, чтобы порвать меня… – И она строго добавляет. – Отдохни…
Чепель не слышит.
– Прекрати долбить меня как отбойный молоток, это ни к чему не приведет.
Чепель не прерывает:
– Врешь! Ты врешь все! Ни слова не сказала правды!
– Да и куда ты торопишься? Учти, как только твой яэкулят окажется во мне, все будет кончено, Чепель. Ты не забыл, что сказала Клеопатра?
– Плевать на эту Клеопатру! На все плевать!
– Прекрати… Эй, козлик! Нам надо покурить!
Она резко, за волосы, оттягивает его лицо от себя; на лице Чепеля – гримаса боли.
Чепель наконец остановился:
– Я не курю…
Трегубова закуривает:
– Значит, Богу угодны дети, животные и птицы, сказала Клеопатра.
– А все остальные?
– Безразличны в целом. На всех остальных поставлен крест. Дай мне попить.
Чепель наливает ей воды, пробует закурить, как Трегубова, но закашлялся. Отшвырнул сигарету.
«Почему именно мне в голову приходят эти мысли? – Пожимает плечами Марина. – Так получилось. Всего лишь так получилось».
В эти минуты я снова посмотрел в земное лицо Чепеля, несколько тронутое золотом и лазурью ангела (как бы на пробу).
И снова подумал: «Уши у него, действительно, не ангельские и топорщатся пельменями».
Марина лишь улыбнулась и опустила руки в лазурь, зачерпнула полные ладошки синевы и ополоснула лицо…
В боулинг-зале шумно. По дорожкам катятся шары, грохочут кегли. За стойкой приема-выдачи обуви – ленивая девушка. Трое ребят. Обычный вопрос:
– Какие размеры?
Обычный ответ:
– Всем сорок третий.
К стойке подходят Вика и Чепель.
– Кто тебе сказал, что у тебя уши – пельменями? Она?
– Нет. Я сам заметил.
– У принца Чарльза тоже – и ничего. Его принцесса любила.
– Еще бы. Принц.
– Что еще она сказала?
Чепель вздыхает:
– Смотреть на писю.
– Как всегда. А ты?
– Не смотрел.
– Правильно.
Вика уходит принимать душ, Чепель томится в холле перед раздевалками. На удивление быстро освежившись, Вика через десять минут выходит. Из своей спортивной сумки она достает несколько журналов с фотографиями Марины Трегубовой – на светских вечеринках, в фитнес-клубе, на яхт-пати и т. п.
– Посмотри – и ты поймешь, что там смотреть не на что. Она слишком высокого мнения о себе.
Чепель с любопытством разглядывает.
– Хватит смотреть, это понятно и так. У нее слишком короткие руки. Не слишком аппетитная задница. И взгляд – ни рыба-ни мясо. Она не секси, понимаешь?
– Понимаю.
– Она не секси, понимаешь? – повторяет Вика в кафе.
– Да. Не секси.
– И потом – она не натуральная блондинка.
– Да? Ну и что?
– Как это «ну и что»? Зачем ты это сказал? Отвечай – зачем?
– Ты сама сказала.
– Что я сказала?
– Что она не блондинка.
– Но я ничего не имела ввиду! А ты ведешь себя со мной как скот!
И пальцы Вики впиваются в чуб Чепеля. Вика трясет Чепеля и повторяет: «Как скот! Скот! Скот!»
– Пошляк! Прежде думай, что говоришь. Закажи мне воды.
– С газом или без? – официант вежлив.
– Без газа, – приглаживает вихры Чепель.
– Почему без газа? Она, что – тоже пьет без газа? Тогда с газом. Я не хочу, как она.
– Прекрасно, – воодушевлен официант. – Это удачный выбор.
– Или тебе нравится, что мы обе пьем без газа? Отвечай. С газом!
– Я не знаю, что пьет она.
– Почему же ты не спросил? Это слишком интимно?
– Так что – с газом или без газа?
– Пожалуйста, сбавьте обороты. Зачем Вы повышаете голос?
– Я просто уточнил: с газом или без.
– Ах, так! Спасибо. Тогда не надо ничего.
– Отличный выбор! Зубочистки на столе.
Вечера в Летнем театре загородном доме Марины Трегубовой полны музЫкой. Это играет камерный оркестр. Тропинки сада освещены и фонарями, и иллюминацией…
Ах, эти разноцветные фонтаны, шелест стихов, шуршание театральных нарядов на дамах, пленительная атмосфера искусства и чародейства! Кто увлечен старинной русской забавой по имени домашний летний театр, тому объяснять ничего не надо.
Одно смущало…
Кузнецову продолжали докладывать ребята из оперативного отдела, что вокруг Трегубовой по-прежнему крутятся так называемые уважаемые люди.
Тем нее менее все это не портило в целом картину прекрасных вечеров, не портило репетиций восхитительных, томных и таинственных «Египетских ночей» Пушкина.
Репетиции, между прочим, уже идут второй месяц.
…В центре сцены – ложе Клеопатры, вокруг – пышные столы (снедь, кувшины с вином, бокалы) и музыканты.
И как же хороша молодая женщина Марина Трегубова в образе царицы!
Среди прочих выделяются уважаемые люди. Это Амфитамин (Флавий в одежде воина), Темик (Критон – в белой одежде) и Семик (он в роли юноши). В роли чтеца – Воняло.
Кстати, нередко на этих домашних театрализованных представлениях присутствует и закадычная подружка Марины – корреспондент Ава Хитли. Она обычно с оператором.
Режиссер дает знак Клеопатре. Клеопатра поднимает руку – наступает тишина. Режиссер кивает.
Трегубова читает:
В моей любви для вас блаженство?Блаженство можно вам купить…Внемлите ж мне: могу равенствоМеж нами я восстановить.Кто к торгу страстному приступит?Свою любовь я продаю;Скажите: кто меж вами купитЦеною жизни ночь мою?Клянусь, о матерь наслаждений,Тебе неслыханно служу,На ложе страстных искушенийПростой наемницей всхожу.
Взлетели руки дирижера, запонки, палочка, дернулись фалды сюртука, камерный оркестрик вскипел смычками в разные стороны и выдал несколько тактов тревожной музыки, – потом снова тишина.
Трегубова продолжает:
Внемли же, мощная Киприда,И вы, подземные цари,О боги грозного Аида,Клянусь – до утренней зариМоих властителей желаньяЯ сладострастно утомлюИ всеми тайнами лобзаньяИ дивной негой утолю.Но только утренней порфиройАврора вечная блеснет,Клянусь – под смертною секиройГлава счастливцев отпадет.
И снова играет музыка… В ней первые страхи счастливцев, первый томительный зов ночных оргий – и даже холодный пассаж в конце. То вечный блеск взошедшей Авроры упал на потные ягодицы избранника; Аврора как бы ущипнула счастливую задницу и шепнула: «Парниша, пора! Теперь тебе кирдык…»
– Стоп! – останавливает режиссер. – Я бы хотел видеть, что сейчас выражает лицо Артема Федоровича.
– Мне кажется, – отвечает Трегубова, – мы не должны видеть, что выражают лица Флавия, Критона и безымянного молодого человека.
– Почему?
– Эти трое просто стыдливо опускают головы.
– Вы так замечательно понимаете Пушкина, Марина Сергеевна! Итак, господа, все ясно. Попробуйте опустить головы.
Амфитамин, Темик и Семик опускают головы.
– Прекрасно! Тогда еще раз снова весь эпизод!
Очередная репетиция закончена.
Актеры удаляются в уборные, осветители убирают свет и т. д. Многие закуривают. Ава с оператором – чуть поодаль. Рядом с Авой – Амфитамин в костюме Флавия, с Амфитамином две дамы – личная помощница и личный психолог.
Ава негромко говорит на камеру.
– Жизнь русских деловых кругов по вечерам в Москве вертится вокруг салона очаровательной Марины Трегубовой. К ее домашним театрализованным представлениям привлечены лучшие режиссеры и музыканты, а сама госпожа Трегубова считает, что возрождает русские культурные традиции середины семнадцатого века – традиции графов Шереметовых, графа Воронцова, князя Юсупова…
