Владимир Холодов - Sarah-fan: Еврейский романс

Впрочем, все это было уже не так важно, потому что пришло понимание главного. Наверное, действительно стоило напиться, чтобы мозги, истерзанные суетой и нелепыми страхами, очистились и сформулировали банальнейшую из истин: ни в науке, ни в природе, ни в мире в целом ничего случайного быть не может. Если его вернули в прошлое, значит, это единственный выход из того кризиса, в котором он оказался. Значит, жил он все это время не так, не с той, не с теми. И при любом раскладе он не должен был оказаться в Америке, работать на Пентагон, изобретать, совершенствовать и внедрять то, что позволит со временем уничтожить его собственную страну, а быть может, и весь мир.

Да, решение принято за него. И в программу его пока не посвятили. И замысел может оказаться куда более скромным… Но Лю теперь не умрет, а проживет долгую и счастливую жизнь. И сам он найдет в себе силы начать все сначала. И это не трагедия, как ему раньше казалось, а счастье! Потому что, как ни крути, а первую половину жизни, при всех своих мнимых достижениях, званиях, регалиях, он просто профукал: все куда-то лез, чего-то добивался, а оказался среди руин. Самое главное — та жизнь была прожита без любви, полноценной жизнью, в сущности, не являясь. Тут, правда, кольнуло слегка: а не предает ли он этим свою жену и детей? Но ведь нет больше жены, ее подменили. И выросшие дети уже стали почти чужими. У них другой менталитет, взгляды, жизненные планы; у них, увы, и национальность другая. И есть ли смысл обсуждать причины, по которым он выпал из семьи, из профессии, из общества в целом, если даже время его выпихнуло?.. Вот и ответ. И хватит рефлексировать, мучиться, пить горькую, — действовать пора!

Он без труда вспомнил телефон Лю, набрал номер и машинально, словно забывшись, сказал то, что всегда говорил раньше, когда звонил ей:

— Привет, это я.

Эффект был вполне предсказуемым.

— Ну, наконец-то! — облегченно вздохнула Лю. — Ты где был?

— Где и вчера — в гостинице.

— Ах, это вы… — разочарованно ответили ему после паузы. — Господи, у вас не только голоса, даже интонации похожи. Извините, я думала, это Андрюшка.

— У меня есть важная информация для тебя, надо бы встретиться, — предложил Андрей.

— Хорошо, я готова.

Он назначил ей встречу в скверике напротив гостиницы, а сам спустился позавтракать в ресторан. Есть не хотелось, заказал овсянку и стакан огуречного рассола. Сначала отказали, но за четвертной нашлось и то, и другое, — видимо, кто-то успел сбегать к себе домой. Дал бы еще четвертной, подумал Андрей, они бы всей кухней ему танец маленьких лебедей станцевали, — вот они, корни того, что прорастет через двадцать лет.

Лю примчалась раньше назначенного времени, Андрей даже не успел докурить свою первую сигарету. Сели на скамейку. Он подождал, пока она отдышится, потом предупредил:

— Разговор будет тяжелым и долгим. Мне бы не хотелось, чтобы нам кто-нибудь помешал.

В скверике в этот час было довольно многолюдно: пенсионеры, мамаши с колясками, шумная детвора.

— Может быть, поднимемся ко мне в номер? — предложил он, хотя этого хотелось как раз меньше всего — там было не убрано, даже постель не успел застелить.

— Я знаю одно место, — сказала Лю, — пойдемте.

Андрей догадывался, что это за место, но туда хотелось идти еще меньше — свежие эмоциональные наслоения предстоящему разговору могли лишь помешать. Впрочем, выбора не было. Странно, что она привела его туда. Еще более странно, что она сама не понимает, что этого делать не стоило… Ну да ладно, пора начинать.

— Первое, о чем я бы хотел тебя попросить: внимательно слушать и стараться не перебивать.

— Хорошо, — охотно согласилась она.

— Второе и главное: постарайся мне поверить, от этого зависит не только моя жизнь, но и твоя. Это будет трудно, но ты все равно старайся, изо всех сил!

— Поверить во что? — растерянно уточнила она.

— Для начала в то, что я абсолютно все знаю об Андрее, почти все о тебе и о ваших с ним отношениях. Даже о том, что было на этой самой скамейке позавчера.

Возможно, этого не стоило говорить, но нужна была эмоциональная встряска — без этого она ни слушать его не могла, ни слышать.

— Он не мог вам об этом рассказать, — она покраснела, вскочила со скамейки, добавила, задыхаясь от праведного гнева. — Вы просто за нами подсматривали. Это подло и низко!

— Успокойся! — он встряхнул ее за плечи. — Успокойся и сядь… Иначе разговор не получится, и ты ничего не узнаешь. Дело в том, что я знаю не только то, что было, но и то, что будет… Если тебе это неинтересно, ступай прочь!

Естественно, уйти она не могла. Она понимала, что сейчас узнает нечто очень важное. И ей заранее было от этого страшно, но она постаралась взять себя в руки, хотя бы внешне не выдавая этой звенящей внутри дрожи.

— Извините меня, — сухо сказала она и села рядом. — Я вас внимательно слушаю.

У Андрея болела похмельная голова, заготовленные слова и сценарий предстоящего разговора забылись, да и начинать надо всегда с главного… Он молча достал из кармана свой паспорт, протянул ей.

— С ним что-то случилось? — испуганно спросила Лю. — Почему у вас его документы?

— Листай дальше.

Она перевернула страницу, увидела еще одну фотографию; вздрогнула. Вопросительно посмотрела на Андрея, машинально стала листать дальше.

— Я ничего не понимаю, — тихо сказала она.

Ее трясло, в глазах появились слезы.

— Тебе нужно взять себя в руки. То, что я сейчас тебе расскажу, понять будет трудно, почти невозможно. Еще раз повторяю: от этого зависит не только моя жизнь, но и твоя.

— Я постараюсь, — сказала Лю.

И Андрей начал рассказывать всю свою жизнь, начиная с отъезда в Москву; только не в прошедшем времени, а в будущем. Сначала Лю отнеслась к этому, как к своего рода прогнозу, поэтому часто перебивала. Нет, она не сомневалась, что Андрюшка запросто поступит в университет, но в том, что через год он заберет ее в Москву, уверена была не меньше. Да и чего нереального было в их планах? Она устроится дворником, ей дадут служебную комнату, Андрюшка будет помогать и в работе, и в учебе на заочном. Не получится дворником, пойдет по лимиту на почту, швейную фабрику, на стройку, наконец, — мало ли в Москве работы?! Андрей объяснил ей, почему этого не произойдет, но собственные доводы даже ему сейчас показались шаткими. Он помнил, как стал отвыкать от Лю, реже писать и все больше отдаляться от нее в своих желаниях и жизненных планах, но можно ли все это объяснить только московской суетой, студенческими буднями и долгой разлукой?.. Очень не хотелось, но все же пришлось рассказать о своих изменах, которые были еще до встречи с Сандрой.

— Ну, вы и загнули! — искренне возмутилась Лю. — Хорошо же вы думаете о собственном сыне…

— Это ты о нем плохо думаешь, иначе не отпустила бы одного, — возразил Андрей. — Он что, по-твоему, урод, импотент, мямля закомплексованная?

— А вы — циник!

— Хорошо, я согласен. Но я тебе рассказываю, как будет, а ты мне о том, как должно быть.

— Да откуда вы можете знать, как будет?!

— Дослушай меня до конца и поймешь, откуда. Давай с тобой договоримся, Лю…

— Не называйте меня так! — зло перебила она. — Только он имеет на это право.

“Она все еще ничего не поняла, — подумал Андрей. — Настолько ослеплена своей любовью, что ни сомнения, ни догадки, ни элементарной попытки сопоставить факты”.

— Хорошо, — согласился он. — Я буду называть вас Людмилой Александровной, только не перебивайте меня больше. А верить или не верить — решите потом.

Из дальнейшего рассказа Андрей убрал все нюансы и мотивировки, оставил лишь голую фабулу. Но не утаил ничего, кроме того момента, когда он узнал, что Лю больше нет. Она не перебивала, слушала, как ему казалось, внимательно, но все больше мрачнела и в конце выглядела опустошенной и раздавленной всем этим рассказом. Но он заблуждался — “раздавить” Лю, как выяснилось, было не так просто.

— Так, говорите, за одну ночь вас отбросило на двадцать три года назад? — с издевкой повторила она фразу, которой он закончил. — И Советского Союза больше нет? И Андрюшка мой в Америку сдуру намылился?.. Что ж, бывает. Но если вы такой провидец, нельзя ли уточнить: а где сейчас этот балбес? Вот в эту самую минуту.

— Он перед тобой, — ответил Андрей после паузы.

— Это понятно, а где второй, настоящий?

— Думаю, нигде. Я ведь на самом деле хотел его найти, но, видимо, мы вместе в одном времени существовать не можем.

Он с ужасом сознавал, что Лю считает его сумасшедшим. Отсюда и эта язвительная ирония, и стена, которую она возвела между ними.

— А назад вас как-нибудь отправить нельзя? — с надеждой спросила она.

— Ты так говоришь, словно я это сделал нарочно.

Она все еще смотрела на него неприязненно и отчужденно: ни жалости, ни сострадания, ни желания понять.

— Кстати, вы так складно все рассказали: и про страну, и про карьеру, и про свою семью… Что же обо мне ни одного слова?