Мюриэл Спарк - Девушки со скромными средствами
Умственная деятельность Джейн имела три направления. Во-первых, втайне от всех она писала стихи – сугубо иррациональные, начиненные, как вишневый торт вишнями, словами, о которых Джейн говорила, что они «имеют тлеющую природу»: например, «чресла» и «весла», «рот», «роза», «крах» и «мрак». Во-вторых, тоже втайне от всех, она писала под руководством бледного иностранца неофициальные письма с деловой целью. В-третьих, и уже не тайно, она иногда выполняла у себя в комнате кое-какую работу, являвшуюся продолжением ее ежедневных обязанностей в маленьком издательстве.
Джейн была единственной сотрудницей в фирме «Хай Тровис-Мью Лимитед». Владельцем фирмы был Хай Тровис-Мью, а миссис Хай Тровис-Мью значилась на фирменном бланке директором. В частной жизни Хай Тровис-Мью был Джорджем Джонсоном, или, по крайней мере, звался так в течение долгого времени; правда, некоторые старые друзья называли его Коном, а еще более старые – Артуром или Джимми. Но когда Джейн пришла в издательство, он уже был Джорджем, и для своего работодателя, седобородого Джорджа, чего она только не делала. Она упаковывала книги, доставляла их на почту или разносила по адресам, отвечала на телефонные звонки, заваривала чай, присматривала за малышом, когда жене Джорджа, Тилли, приходило в голову стоять за рыбой, записывала в гроссбух барыши, заносила два разных варианта текущих расходов и поступлений в два разных комплекта тетрадей и вообще исполняла тьму мелких издательских обязанностей. Через год Джордж доверил ей кое-какие детективные изыскания, необходимые, по его убеждению, в издательском деле и касающиеся молодых авторов, – Джейн надлежало выяснять, каковы их финансовые обстоятельства и слабости характера, чтобы Джордж мог заключить с ними контракт с наибольшей выгодой для издательства.
Как и привычка периодически менять имя – исключительно в надежде, что это принесет удачу, – данная сторона деятельности Джорджа была совершенно безобидна: ему ни разу не удалось выведать всю правду ни об одном авторе или извлечь из полученных сведений хоть какую-то выгоду. Но таков уж был его метод, а плетение интриги придавало его повседневной работе особую остроту. Раньше Джордж занимался этими важными расследованиями сам, но в последнее время пришел к мысли, что удача скорее ему улыбнется, если он поручит очередного автора Джейн. Незадолго до этого в порту Харидж на пути к Джорджу была конфискована партия книг; по распоряжению местных властей она подлежала сожжению за непристойное содержание, и Джордж почувствовал, что удача ему изменяет.
Кроме того, он хотел избавиться от расходов и нервных перегрузок, связанных с необходимостью без конца водить этих сумасбродов писателей по ресторанам, где он прощупывал их, выясняя, превосходит ли их паранойя его собственную. Не проще ли предоставить им беседовать с Джейн в кафе или в постели – где ей будет угодно. Конечно, ожидание отчетов от Джейн тоже стоило Джорджу немало нервов. Но за прошедший год, как он подсчитал, Джейн не раз помогла ему сэкономить на гонораре, сообщив, что автору срочно нужны деньги, или указав, к какой части рукописи следует придраться – обычно это была та часть, которой автор особенно гордился, – чтобы обеспечить минимум сопротивления, если не полную капитуляцию автора.
Джордж был женат в третий раз: всех своих жен, одна другой моложе, он покорил неиссякаемым красноречием на тему мира книг – предмета, как они сами чувствовали, возвышенного; первых двух жен бросил он сам, а не они его, и банкротом он до сих пор не стал, хотя за многие годы его предприятие претерпело разные запутанные реорганизации, которые скорее всего не выдержала бы нервная система его кредиторов, попытайся они привлечь его к суду, чего ни разу не случилось.
Джордж очень увлеченно обучал Джейн работе с писателями. В отличие от сеансов домашнего красноречия, обращенного к его жене Тилли, инструктаж с Джейн он проводил в своем кабинете скрытно, так как в глубине души почти верил, что авторы слишком коварны и вполне могут невидимками неотлучно обитать под стульями в редакции.
– Видите ли, Джейн, – признался Джордж, – эта моя тактика – неотъемлемая часть нашей профессии. Все издатели так поступают. И крупные тоже, у них это получается автоматически. В крупных издательствах это дело хорошо поставлено, они могут себе это позволить, только в отличие от меня не могут позволить себе в этом признаться – опасаются за свой престиж. Мне пришлось самому придумывать все ходы и создавать четкую концепцию работы с авторами. Издатель всегда имеет дело со своенравным живым сырьем.
Джордж перешел в угол и отдернул занавеску, прикрывавшую вешалку. Оглядел угол за занавеской, снова задернул ее и продолжал:
– Смотрите на авторов как на сырье, Джейн, если собираетесь и дальше работать в мире книг.
Джейн приняла это к сведению. Теперь ей предстояло обработать Николаса Фаррингдона. Джордж предупредил ее, что с этим Николасом он идет на огромный риск. По оценке Джейн, Николасу было чуть за тридцать. Он был известен в своем кругу как поэт небольшого дарования и анархист не слишком твердых убеждений, но даже этого Джейн поначалу не знала. Он принес Джорджу пачку зачитанных листков машинописного текста, кое-как засунутых в коричневую папку. Все это было озаглавлено: «Святая суббота. Из записных книжек».
Николас Фаррингдон во многих отношениях отличался от авторов, с которыми Джейн уже приходилось иметь дело. Он отличался, пока еще неявно, тем, что знал: его обрабатывают. Джейн обнаружила, что он самонадеяннее и нетерпеливее других авторов-интеллектуалов. Еще она отметила, что он привлекательнее.
До этого Джейн довольно успешно обработала высокоинтеллектуального автора книги «Символизм Луизы Мэй Олкотт [11]» которую Джордж сейчас так выгодно и быстро сбывал в определенных кругах, поскольку в ней широко освещалась тема лесбиянства. Джейн довольно успешно поработала и с Руди Битешем, румыном, зачастившим теперь к ней в Клуб.
Николас доставил слишком много тревоги Джорджу, который разрывался между желанием издать непонятную для него книгу и страхом, что она не пойдет. Джордж поручил молодого человека Джейн для обработки, а сам жаловался по ночам Тилли, что он в руках у писателя – ленивого, безответственного, упрямого и хитрого.
В свое время Джейн пришла в голову блестящая идея – начинать общение с очередным автором с вопроса: «В чем вы видите raison d'être [12],?» Это всегда действовало безотказно. Она попробовала задать этот вопрос Николасу Фаррингдону, когда он однажды зашел в издательство узнать о судьбе своей рукописи, а Джордж в этот момент был «на деловой встрече» – проще говоря, прятался за дверью у себя в кабинете.
– В чем вы видите raison d'être, мистер Фаррингдон?
Нахмурившись, он скользнул по ней рассеянным взглядом, словно перед ним была говорящая машина, в которой что-то сломалось.
Затем у Джейн возникла блестящая идея пригласить его поужинать в Клубе принцессы Тэкской. Он принял это приглашение с подчеркнутой сдержанностью, явно только ради своей книги. Его сочинение уже было отвергнуто десятком издательств, как и большинство поступавших к Джорджу рукописей.
Появление в Клубе Николаса Фаррингдона возвысило Джейн в глазах девушек. Джейн не ожидала, что он будет на все так живо реагировать. Потягивая из чашечки растворимый кофе, он сидел в гостиной в компании Джейн, Селины, маленькой темноволосой Джуди Редвуд и Энн и поглядывал кругом с чуть заметной довольной улыбкой. Джейн сама подобрала на этот вечер компанию, повинуясь природному чутью сводни, и, когда осознала, насколько эксперимент удался, отчасти огорчилась, а отчасти поздравила себя с удачей, потому что раньше по разноречивым сведениям трудно было судить, не предпочитает ли Николас мужчин, а теперь Джейн поняла, что, по крайней мере, женщинами он не пренебрегает. Селина сидела развалясь в глубоком кресле, вытянув наискосок длинные красивые ноги, словно подчеркивая, что она единственная из всех присутствующих женщин может позволить себе сидеть развалясь. В небрежности ее позы была королевская величавость. Она не скрываясь оценивающе рассматривала Николаса, пока он скользил взглядом по гостиной от одной группы болтающих девушек к другой. Дверь на террасу была распахнута в прохладный сумрак вечера, из общего зала через террасу донесся голос Джоанны:
Подумал я о юном Чаттертоне,Что в славе кинул нас на полпути, –Как дивно было на зеленом склонеЕму за плугом с песнею идти!Нас только дух наш может вознести.Любой поэт, начавши с развлеченья,В конце влачит ярмо тоски и помраченья [13].
– Почитала бы она «Гибель Германии», – сказала Джуди Редвуд. – Она великолепно читает Хопкинса.
– Не забывайте, что на Чаттертоне должно быть ударение, а потом идет небольшая пауза, – слышался голос Джоанны.
