Нагиб Махфуз - Шахразада. Рассказы
— Эй, Байюми!
Вздрогнув, словно от удара кнута, он обернулся. Ну наконец-то он кому-то нужен. Широко и радостно улыбаясь, Байюми бросился к позвавшему его и стал целовать ему руку:
— Здравствуйте, здравствуйте, ваша милость, здравствуйте, хозяин, привет нашему господину Али Рукну Сейиду…
Тот грубо отдернул руку и проговорил:
— Оставь-ка свою болтовню! Лучше скажи, не соскучился ли ты по тюрьме?
— Если бы не такие, как вы, — льстиво ответил Байюми, — то и вправду соскучишься…
— Опять болтаешь!
Господин Али направился к своему экипажу и сделал знак рукой, приказывая Байюми сесть рядом. Тот не поверил своим глазам, но, быстро сообразив, что его ожидает что-то важное, повиновался. Хозяин тронул повод, и лошадь рысцой побежала по пыльной мостовой. Али Рукн хмуро оглянулся по сторонам, потом вдруг спросил:
— Ты бы мог убить хаджи[10] Абд ас-Самада аль-Хаббани?
Лицо Байюми вытянулось от удивления.
— Убить? — пробормотал он.
— Да, — подтвердил Али Рукн небрежно, как бы не придавая значения своим словам.
— Я еще никогда никого не убивал.
— Ну тогда прощай, — холодно произнес Али Рукн и натянул повод.
Но Байюми не тронулся с места.
— Платить будете вы, хозяин? — спросил он, и лицо его помрачнело.
— Я или сам господин Махмуд, какое тебе дело? — усмехнулся Али Рукн, ослабляя повод. — Господин Махмуд — большой человек! Он — хозяин фабрики и самый крупный торговец гашишем. Ему угодно, чтобы никто ни в чем не мог заподозрить ни его самого, ни его людей. Умный человек умеет дела делать.
— Я — слуга господина Махмуда и ваш слуга…
— Ладно, довольно болтать. Ты согласен убить Абд ас-Самада?
— Считайте, что он уже в раю, — невесело засмеялся Байюми.
— Да провалиться ему в ад и тебе вместе с ним!..
Байюми воспринял это пожелание как дружескую шутку и снова засмеялся, а господин Али продолжал:
— Ты, наверно, не видел денег с тех пор, как вышел из тюрьмы?
— Да и прежде тоже.
— Пятьдесят гиней[11].
— Только пятьдесят?
— Последняя цена.
— Это за убийство?!
— Ты что, думаешь, я буду торговаться с тобой? — раздраженно проговорил Али Рукн.
— Но ведь я так нуждаюсь в деньгах, у меня на руках старуха мать.
— Мать! — повторил Али Рукн и захохотал, потом вынул из кармана ассигнацию в пять гиней и протянул Байюми.
— На вот задаток.
— Нет, клянусь вашей честью, господин, этого мало, — воскликнул Байюми, пожирая глазами деньги.
— Ну хорошо, пусть задаток будет десять гиней, — уступил Али Рукн и, зло сощурив глаза, добавил: — Ты что, не веришь нам, дурак?
— Нет, что вы, господин. Но, может быть, это все, что мне осталось получить в жизни…
— Когда ты его прикончишь?
Байюми задумался.
— Дайте мне неделю сроку… Через неделю в субботу.
— Это не годится.
— Но, господин, мне нужно все как следует подготовить, чтобы не возбудить подозрения, выработать план. Да хочется и пожить хоть неделю в довольстве. Ведь, может быть, это последняя неделя…
Вытащив вторую бумажку в пять гиней, Али Рукн протянул их обе Байюми.
— А знаешь, что тебя ждет, если ты затянешь с этим делом? — спросил он.
— Неужели не знаю, да накажет меня Аллах, — засмеялся Байюми, складывая деньги.
— Что бы ни случилось, не подходи ни к кому из нас, — предупредил Али Рукн и натянул поводья.
Байюми спрыгнул на землю и посмотрел вслед отъезжающей коляске, тщетно ожидая, что Али Рукн обернется и помашет ему рукой.
Байюми сжал деньги, и все закружилось перед его глазами. Никогда он не имел такой суммы… Но и убивать ему тоже никогда не приходилось. Он и дрался, и крал, но не убивал. Он любит жизнь, даже если она и кажется иногда более ненавистной, чем смерть. Однако что пользы думать об этом, он убьет, хотя и не убивал прежде. Да, нужно быть в высшей степени осторожным. Каждый шаг следует рассчитать. Что бы там завтра ни случилось, это принесет ему еще сорок гиней. О таких деньгах он никогда и не мечтал. Да и хозяин Махмуд, наверное, поможет ему открыть какую-нибудь торговлю. Тогда сбудутся все его мечты.
Сначала он пошел в кофейню, которую обычно посещал, и объявил, что уходит подзаработать в другой город.
— Иди, иди с миром! — в один голос закричали все присутствующие, радуясь, что наконец отделаются от него.
Выходя, Байюми подумал: «Кого следовало бы прикончить, так это вас всех». Потом он отправился в рыночную баню. Вошел туда грязным и черным, как сажа, а вышел, снова чувствуя себя человеком. На базаре он купил нижнее белье, новую галабею и сапоги: ботинок на свои огромные ноги он не нашел. Затем он отправился в ресторан и ел столько, что официант удивился. «Эх, если бы всегда так можно было жить, никого не убивая», — думал Байюми.
Хаджи Абд ас-Самада аль-Хаббани он видел всего несколько раз, да и то лишь мельком. Теперь ему предстояло разузнать о нем подробнее. Байюми направился к большому старому дому на Дарб аль-Гамамиз, где жил Абд ас-Самад, и стал изучать его расположение, потом подошел к конторе хаджи в Мабъяде[12] и несколько раз обошел ее. Ему удалось как следует рассмотреть этого человека вблизи, и он хорошо запомнил его внешность, особенно полное, живое лицо и красивую, добротную одежду. Как-то раз взгляды их встретились, и с быстротой молнии Байюми отвел глаза.
«Почему Махмуд так ненавидит хаджи Абд ас-Самада?» — часто спрашивал себя Байюми. И разве он, Байюми, не имеет права знать, почему этот человек заслуживает смерти? Но если бы он осмелился спросить об этом, то вместо ответа получил бы пощечину или пинок. Вот банда — делает с людьми что захочет. Куда бы он ни зашел, везде встречал кого-нибудь из шайки Махмуда.
Вечером Байюми выпил коньяку и отправился в цирк, а потом ночевал в хорошей гостинице. И снова ему думалось о том, как было бы чудесно всегда так жить, никого ради этого не убивая! Он бы снова женился, у него бы появились дети, мальчики и девочки… Торговал бы и получал прибыль… А что ждет его завтра? Да и что он видел раньше? Еще ребенком его, полуголого, оставили бегать по грязным переулкам, потом, пристав к шайке воров и хулиганов, он участвовал в налетах и драках или вечерами ради куска хлеба рыскал по кофейням, стараясь тайком распродать кусочки гашиша… Что видел он, что ждало его?!
Наступила условленная суббота. Байюми проснулся рано, чтобы встретить самый трудный день своей жизни. В один карман он положил кусок холодного мяса, в другой — бутылку коньяка, на груди спрятал острый нож. Сегодня Махмуд и его люди не отлучатся из своих контор и лавок, постараются быть у всех на виду и отвести от себя подозрения. Ему хорошо известны подобные уловки. От этих подлых бандитов он получит сорок гиней или… предательский удар в спину.
Байюми спрятался за деревом в нескольких метрах от дома хаджи Абд ас-Самада и стал выслеживать свою жертву. Дверь отворилась, и из дома вышли два мальчика и девочка со школьными сумками. Все трое были похожи друг на друга, но в глаза бросалось сходство старшего мальчика с самим Абд ас-Самадом. Тут Байюми вспомнил своего сына, вспомнил, как он горевал, когда тот умер.
Во двор вышел сам Абд ас-Самад и остановился, опираясь на трость и покручивая усы. Он разговаривал с кем-то, кто шел за ним и кого Байюми не мог видеть. Абд ас-Самад помахал своему собеседнику рукой и неторопливой походкой отправился на улицу. На его полном лице светилась довольная улыбка. Этот человек выглядел веселым и, как показалось Байюми, добрым! Но где доказательства, что и он не таков, как другие? Все они приятно улыбаются, когда разговаривают с родными. Начальник тюрьмы, например. О Аллах! Можно ли забыть этого изверга! Но однажды Байюми видел, как тот играл с сыном, и они оба так весело смеялись, что и начальник тюрьмы показался ему человеком…
Держась поодаль, Байюми последовал за Абд ас-Самадом, дрожа от волнения и желая только одного: чтобы скорее все кончилось. Абд ас-Самад шел удивительно спокойно. Разве он мог знать, что никогда больше не увидит своей семьи, своих детей, что это — последний день его жизни, что человек, который следует за ним и о существовании которого он не подозревает, один может предсказать его судьбу, что этот человек за пятьдесят гиней согласился быть ее орудием. Интересно, во сколько раз у Абд ас-Самада больше денег, чем та сумма, за которую его продали?!
«Однако куда же идет этот человек? — подумал Байюми, оглядываясь по сторонам. — Ведь эта улица ведет не к Мабъяде, где находится его контора. Вот он подошел к какому-то дому, из окон которого вырываются крики и причитания по покойнику. Значит, Абд ас-Самад пришел на похороны. Ну и денек!»
Остановившись неподалеку, Байюми стал наблюдать за происходящим. Рука его непроизвольно потянулась к холодному мясу, спрятанному в кармане. Оторвав кусок, он начал жевать. Ему захотелось выпить глоток коньяку, но он пересилил себя: нужно подождать, когда это действительно будет необходимо.
