Нагиб Махфуз - Шахразада. Рассказы
— Вам следует прийти. Это нужно для Тото. Приходите, когда и как вам будет удобно… вам следует прийти… совершенно необходимо.
При последних словах он вперился взглядом в лицо юноши. Этот взгляд и тон, каким говорил бек, удивили Аниса и возбудили его любопытство. А старик после минутного колебания добавил:
— Вы необходимы для Тото, для меня и для благополучия всей семьи. Послушайте меня. Вам следует прийти…
Ридван-бек покраснел, нижняя губа и подбородок его задрожали, как у ребенка, готового заплакать. Он повернулся и вышел, не дожидаясь ответа Аниса. А тот продолжал стоять на месте, растерянный, раздираемый противоречивыми чувствами.
Последовавшая за этим визитом неделя перевернула все существо Аниса, пережившего острый душевный кризис. Его сердце превратилось в арену борьбы между страстным влечением к женщине, жаждой физических наслаждений и склонностью к мирному, спокойному течению жизни. Он обладал сильной волей и разумом, способными противостоять нечистым соблазнам. Любовь к миру и покою возобладала: через неделю он уже чувствовал, что ему удалось преодолеть все искушения. Постепенно он начал забывать дом несчастного Ридван-бека и его злой и своенравной красавицы жены. Их образы стали далеким, странным воспоминанием, отложившимся где-то в закоулках его памяти
Наступил май. Однажды, когда Анис отправился на свой факультет, чтобы узнать о результатах экзамена, кто-то тростью шутливо преградил ему дорогу. Он поднял глаза и увидел Ридван-бека, вышедшего из кафе и направлявшегося к машине, где его поджидал приятель. Юноша смущенно поздоровался. Бек улыбнулся, потом спросил, как его дела. Они перекинулись несколькими фразами, не касаясь прошлого. И только прощаясь, старик изменил тон и голосом, в котором звучали смирение и душевная боль, произнес:
— Эх, юноша, не смейтесь над людьми и над несчастьями. Вы не знаете, что вам самому приготовит судьба назавтра. Запомните, самые странные на первый взгляд поступки человека могут быть легко оправданы. Не судите людей и постарайтесь извлечь для себя урок, может быть, и вам придется когда-нибудь пролить слезы… Да ниспошлет вам Аллах счастливую судьбу…
Ридван-бек махнул рукой на прощание и пошел, подчеркнуто распрямившись, демонстрируя всем своим видом, что он человек военный.
Жизнь для других
Пер. Г. Круглова
По вечерам Абд ар-Рахман-эфенди[7] любит спускаться в свой сад. Это уже вошло у него в привычку. Абд ар-Рахман-эфенди домосед и покидает дом только по какому-нибудь уж очень важному делу.
В один нежаркий сентябрьский день он по обыкновению вышел в сад, окинул его взглядом, прошелся по извилистой дорожке и, осмотрев кусты роз, вазоны с цветами, сел в кресло возле ограды из колючей проволоки, которая отделяла его дом от соседнего. Затем развернул вечернюю газету и погрузился в чтение.
В его походке, манере сидеть чувствовалась степенность: если бы кто-нибудь увидел его в этот момент, то ни на мгновение не усомнился бы, что перед ним хозяин дома, глава семейства. Он всегда отличался спокойствием и уравновешенностью, в глазах его светились ум и мужество. У него была большая голова и пышные усы. На вид ему можно дать лет сорок, хотя в действительности исполнилось только тридцать пять. Сидя в кресле, Абд ар-Рахман-эфенди так увлекся чтением, что невольно вздрогнул, когда его окликнул нежный голосок:
— Здравствуй, дядя.
Он сложил газету и обратил взор в сад соседей. Там стояла девушка. Ее ясные, темные глаза смотрели на него доверчиво и доброжелательно. И Абд ар-Рахману показалось, что в лицо ему повеял прохладой легкий ветерок, принесший запах жасмина.
— Здравствуй, Самара, — ответил он.
Девушка улыбнулась и принялась играть со своей маленькой собачкой. Самаре было шестнадцать лет. Ее красивое лицо и стройная фигурка давно лишили Абд ар-Рахмана покоя.
Показав на собачку, он спросил:
— Как она сегодня?
— Слава Аллаху, совсем выздоровела.
— По всей вероятности, — заметил он, улыбнувшись, — климат Александрии пришелся ей не по нраву?
— Наоборот. Ей там очень понравилось, и чувствовала она себя прекрасно.
Взглянув на Самару, на ее чуть тронутое загаром лицо, Абд ар-Рахман испытал такое чувство, будто его окунули в сумерки вечерней зари. Он мягко сказал:
— Самара, как ты загорела.
Девушка засмеялась.
Выражение лица Абд ар-Рахмана-эфенди смягчилось. Сосредоточенность уступила место нежности и мечтательности. Он то и дело украдкой бросал долгий счастливый взгляд на девушку, которая села на стул и занялась собачкой. Она играла с ней, ласково трепала по длинной белой шерсти. Забавный песик, радостно виляя хвостом, благодарно лизнул хозяйке руку и прыгнул ей на колени.
Шелковистые пряди волос Самары разметались, прикрыв шею и щеки. Абд ар-Рахман невольно залюбовался ею. И вдруг сердце его сжалось: Самара до сих пор относится к нему, как в далекие времена ее детства, и все еще называет его дядей! А ведь так она называла его, когда была совсем крошкой и играла в куклы! Раньше это радовало Абд ар-Рахмана, он видел в этом выражение дружеских чувств девочки и ее отца. Однако теперь такое обращение стесняло и даже обижало его.
Он снова взглянул на Самару и в который уже раз задал себе вопрос: почему бы ей не стать когда-нибудь его женой? Но он тут же тряхнул головой, словно стараясь отогнать от себя эту мысль. О, как ему все же хотелось, чтобы это сбылось! И он опять вернулся к этой мысли: да, почему ей и в самом деле нельзя стать его женой? Возраст! Ему тридцать пять, а ей шестнадцать. Разница в двадцать лет. Наверное, поэтому-то он в ее глазах все еще оставался дядей.
А разумно ли поступит «дядя», женившись на ней? Многие считают, что возраст не препятствие, и не обращают на это внимания. Но за счастье приходится расплачиваться, и не будет ли цена в данном случае слишком высокой? Ведь он всего-навсего мелкий чиновник министерства внутренних дел с окладом в пятнадцать фунтов. У него нет ни сбережений, ни высокого положения, как же он сможет завоевать ее сердце? Но он любит эту девушку, и ему трудно справиться со своим чувством, да это, пожалуй, и невозможно. Самара росла у него на глазах в течение всех шестнадцати лет! Эта девушка — единственный человек, которого ниспослала ему судьба в его тяжелом одиночестве. Любовь пришла к нему незаметно и захватила все его существо. О, она как навеваемая нежным дуновением ветерка дремота, что смежает веки человека, сидящего на берегу Нила.
Он видел, как протекало ее счастливое, беззаботное детство, и это скрашивало его одиночество. Но стоило ему влюбиться, и он стал робким, лишился былого спокойствия. Теперь его мучило все, даже случайные встречи и беседы с ней: ведь видел же он, что она обращается с ним слишком по-детски. Он смотрел на нее взглядом, полным любви, а Самара не чувствовала этого и продолжала называть его «мой дорогой дядя». А что она ответит ему, если он попросит ее руки? Каковы ее чувства? Она, наверное, будет удивлена! Что она скажет отцу? И как объяснит все это себе? И сможет ли он после этого видеть ее, как видит сейчас? Наверно, он потеряет ее навсегда…
Пожалуй, он найдет в себе достаточно смелости, чтобы начать разговор с ее отцом — своим другом. Но что ответит тот? Да, как же это трудно! Закрыв глаза, он попытался представить весь разговор: «Мой дорогой друг, я пришел поговорить по очень важному делу. Ты никогда бы и не подумал, что я могу обратиться к тебе с этим. Я не уверен, что ты согласишься… Возможно, я даже не имею права говорить об этом. Однако я не хочу отказываться от этого разговора только из-за того, что не уверен в удачном исходе…»
Он не успел закончить свой воображаемый разговор — нежный голос вернул его к действительности.
— Ты спишь?
Что-то похожее на страх пронзило его, тревожно забилось сердце.
— Нет, — ответил он.
— Извини. Я видела, что ты сидишь с закрытыми глазами.
— Я думал.
— О чем?
Он смущенно посмотрел ей в лицо: что ответить? Рассказать ей все? Нет, это было бы преждевременно и неосмотрительно. Лучше промолчать.
Смущение перед этой девушкой обожгло его, как удар кнута. Минуту он сидел не шевелясь. Затем попытался взглянуть ей в глаза и с удивлением заметил, что Самара переменилась в лице, на щеках ее появился румянец, губы задрожали, она с испугом смотрела мимо него — и вдруг побежала к дому. Абд ар-Рахман обернулся и увидел своего брата Анвара, который, улыбаясь, приближался к нему. Сердце Абд ар-Рахмана учащенно забилось в предчувствии надвигающегося несчастья. Пересилив себя, он приветливо спросил:
— Как дела, доктор?
Юноша засмеялся:
— Какой ты счастливый, брат!
Абд ар-Рахман сразу догадался, что он имел в виду, сказав это, но сделал вид, будто не понял, и переспросил:
