Алексей Фролов - Мама джан
– Ну да, он же охранник.
– Нет, Рина. Охранник – это для виду.
– А что тогда?
– Ну вот, посмотри, где Вова-баянист стоит.
– Где? У стенки? Напротив палатки?
– Нет! Вова стоит под камерой!
– И что?
– Не въезжаешь?
– Вова стоит под камерой. Камера с очень крупным увеличением. Когда человек останавливается кинуть деньги, Женя – охранник видит на мониторе, сколько у него в кошельке. Потом Женя-охранник звонит на трубу Ваграму, который с ребятами стоит наверху и ест шаурму у ашотовской палатки. Женя-охранник описывает приметы клиента и Ваграм с ребятами, прямо с шаурмой в руках, приседают ему на карман. А потом отстегивают Жене-охраннику тридцать процентов! Так-то вот! Не пыльно?
– Обалдеть можно! – ответила ошарашенная Рина.
– А то! Вокзал живет по закону айсберга. Одна часть видна всем, а другая часть видна только тем, у кого зрение иначе устроено, – теперь Медведь решил просветить Рину. – Невидимая система работает четко, без сбоев и отклонений.
– Какая это система? – спросила Рина.
– Купил – ширнул – съел – выпил – украл – купил. И дальше по кругу! – сказал Шоник и заржал. Все тоже заржали.
Пристроив аппаратуру, они отправились в здание вокзала. После работы первым делом требовалось подкрепиться. Прошли через зал ожидания, спустились вниз, в кафе, где вполне можно было перекусить всего за тридцатку. Медведь подошел к кассе, привычно заигрывая с Ирой-продавщицей, заказал всем по котлете, гарнир – макароны с майонезом, по кусочку хлеба и по стакану чая.
Ели молча, сосредоточенно.
Рина капитально проголодалась, котлета и макароны казались необыкновенно вкусными, а порция показалась маленькой. Она с удовольствием еще бы одну такую оприходовала. Но Рина тут же забыла и думать об этом. В кафе вошел высокий, фактурный весь из себя парень, обалденно то есть красивый. Серьга в ухе, гитара за спиной. Он оглядел зал и направился прямо к их столику.
– Цыган! – радостно взвизгнула Оленька.
Рина, обомлев, глядела, как Цыган приближается. Медленно и картинно.
Кабан наклонился к Рине, сказал негромко:
– Ща начнется… Великий актер выходит на сцену. Ты молчи и смотри. Дай ему минут пять просраться, хвост пораспускать. Потом он сам тебя заметит.
Кабан знал, что теперь начнется угарное веселье. Он давно дружил с Цыганом, хорошо изучил его натуру. Цыган от природы был умный и очень хитрый. Он был удачливым вором, потрясающе играл на гитаре, шикарно пел, кололся и любил пустить пыль в глаза. Цыган долго верховодил в их группе, был по возрасту самым старшим среди них, но постепенно начал сдавать позиции. От него первенство как-то само собой переходило к Кабану, который был младше Цыгана на пять лет. Интуиция без всякой корысти подсказывала Кабану, что его друг в общем-то слаб характером. Он это определил странным образом, будучи свидетелем его многочисленных романов. В Цыгана девушки влюблялись с первого взгляда, буквально падали в жаркие цыганские объятья. Но спустя некоторое время бросали его. Все девчонки. Все! Без исключения! Не он их, а они бросали Цыгана. И это говорило о многом, если хорошенько пораскинуть мозгами.
В отличие от Цыгана, Кабан был неизменно честен с друзьями и совершенно не зацикливался на собственной персоне, как был зациклен Цыган на себе любимом. У Цыгана была противная манера: он внезапно исчезал на несколько дней, чтобы поработать исключительно в личных интересах. Он всегда скрывал от приятелей свои доходы. Кабан так не мог. Выросший с трех лет в детдоме, он привык делиться последним. С малолетства он не привязывался к шмоткам или игрушкам, ничего своего у него не было, потому что воспитатели вдалбливали в головы воспитанников, что все у них общее, а общее, значит, ничье. Впрочем, странности в поведении Цыгана, его залеты, не мешали Кабану дружить с ним, называть братом. Здесь все со своими странностями и залетами. Каждый из них волен поступать, как взбредет в голову, лишь бы не нарушать правил, принятых на Курском вокзале. Правил невидимой его части, подводной, как определил Медведь. А он все-таки целый год проучился в институте. Значит, с башкой у него все в порядке.
Цыган подошел к их столику.
– Вы просто офигеете, – еще на ходу начал он. – Утром поехал на кольцо поработать: сдернул одиннадцать тысяч рублей! Купил ЭТО. Вмазался. Меня та-ак вшторило! Погнал на Киевский. Купил двадцать пять роскошных роз! Своей подарил. Потом мы в кино пошли. Естественно, в «Атриум». Сели на задние ряды, и она сделала мне прямо там! Прикиньте, прямо во время сеанса… Это было… монопенисуально.
Умел Цыган произвести впечатление.
Рина старалась не смотреть на него, но не выдержала, подняла шальной взгляд и спросила:
– Сдернул – это как? В смысле, из кармана вытащил?
– Ой… – актерствуя, изумился Цыган. – Ой, не заметил… А вы, пардон, кто? Как вас зовут?
– Рина.
Она протянула ему руку. Цыган, рожа протокольная, поцеловал ее так, как принц целует руку принцессе, церемонно, едва касаясь губами.
– Новенькая?
– Ага! – с набитым макаронами ртом ответил за нее Шоник. – Поет, охуеть можно. Вага ей пятьдесят баксов отстегнул.
– Это рекомендация, – с уважением произнес Цыган. И веско добавил, лучась всей мордой, как какой-нибудь народный артист, типа, Олег, блядь, Табаков. – А меня Цыганом зовут. Вы, наверно, уже поняли…
Кабан смекнул, что сейчас его можно раскручивать по полной программе. Он горы горазд свернуть, луну с неба достанет, выкаблучиваясь перед Риной.
– Слушай…
– Да, Кабанчик, я весь внимание…
– Мне… то есть Рине… трубка нужна. Поможешь?
– Не вопрос, братуха! Пять минут! – Цыган скинул гитару, сунул ее Шонику, ошарашил Рину заумными словами. – Ради вас я готов пойти и выпить цикуту… А мобила – это вообще без проблем.
И вышел из кафе, такой понтовый – отдаться мало.
Глядя ему вслед, Рина спросила Кабана:
– Че он пошел пить? Цикуту? Что это такое?
– Забей, – ухмыльнулся Кабан. – Он тебе еще причешет на уши.
Рина испытывала к Кабану дружеское расположение, а с другом можно быть откровенной.
– Кабанчик, миленький, кажется, я на него запала. Он вернется?
– Да щас, на перроне отработает кого-нибудь, – окинув Рину снисходительным взглядом, ответил Кабан.
Оленька тесно придвинулась к Рине. Обдала жарким дыханием.
– Понравился тебе Цыган?
– Жутко клевый парень, – сказала Рина.
И завеялся чисто женский разговор, откровенный и бесстыдный.
– Он всем нравится, – ответила Оленька. – Только это дохлый номер. Теперь он кроме своей жены никого не видит и не слышит… ну, из девушек.
– Жены? – с удивленной ревностью спросила Рина. – Он что, женат?
Оленька рассмеялась.
– Здесь время от времени все женятся или выходят замуж. Особо никто не афиширует. И так все ясно. Только Цыган о каждой своей новой подруге, с которой трахается, на всех перекрестках пузыри пускает – жена, жена!..
– Слышь, Оленька, может, он на самом деле о настоящей жене мечтает? О семейной жизни… Не мальчишка ведь уже…
– Вот именно, не мальчишка. О семейной жизни, говоришь? О халявной он мечтает! Цыган – он и на Курском вокзале цыган. Ему женщина нужна для того, чтобы пылинки с него сдувала, чтобы содержала его, красавца. А он будет жить за твой счет. Ради своего удовольствия. Между прочим, я тоже была его женой… Почти месяц… А потом послала его к ебене-фене. На хрена мне нужна чужая головная боль! А трахаться с ним – это, конечно, нечто…
Оленька вздохнула.
«Плевать я хотела на всех его жен, все равно он мне понравился», – подумала Рина.
Цыган вернулся спустя четыре минуты с неплохой такой трубкой Nokia.
– Вот! – он гордо выложил ее на стол.
– Рабочий? – спросил Медведь.
– А то! Развелось лохов, блин. Раз ты заказывал, отдаю по-божески… Тысяча двести… Это – по-божески!..
Взаиморасчеты здесь были в порядке вещей, но на этот раз крохоборство Цыгана заело Медведя. Ты же пыжишься изо всех сил, из жопы лезешь, чтобы ей понравиться, ну так сделай широкий жест – подари девушке трубку, что тебе стоит, зараза… У Медведя был какой-то необъяснимый негатив по отношению к Цыгану.
– Сдача будет? – Рина протянула ему пятьдесят Ваграмовых баксов.
«Красава, с достоинством держится», – мысленно похвалил Кабан. Его тоже покоробило ципачество друга.
– Ща посмотрим. – Цыган порылся в барсетке и сунул ей сдачу.
– Спасибо!
– Да не за что. Блин, вот если бы весь день здесь работал. Миллионером бы стал!
– А че же не стал? – спросила Рина.
– Ваграм с дагестанцами никак не могут вокзал поделить. Меня и те зовут, и эти. А я – вор-одиночка. Мне их разборки ни к чему. В любом случае крайним будешь. Поэтому мне разрешили только на кольцевой работать. Типа стабильность дохода им не сбивать. Вот так. Ладно, хватит обо мне. Какие у вас новости? Рассказывайте…
– Плохие у нас новости, – сказал Медведь.
