Райнхарт Юнге - Экскурсия выпускного класса

Нагнувшись за поворотом у тополей, дорога привела в населенный пункт. Дома, дома, и все не видно конца. Надо избавляться от «БМВ». Не так уж много времени нужно ищейкам из полиции, чтоб установить, что они съехали с главного шоссе. Тогда начнут шарить по деревням. Мотоциклы, машины, вертолеты…

Собрав остатки самообладания, Пахман вынудил себя снизить скорость до семидесяти километров.

Время поджимало.

На выезде из населенного пункта он притормозил, начали сдавать нервы. За деревьями, кустарником и лугом угрожающе вставали крыши следующей деревни. В этом направлении шансов у них не было.

В полном отчаянии Пахман огляделся и едва не взревел от радости. Влево уходила куда-то дорога, больше похожая на асфальтированный проселок. Дома только на переднем плане, а дальше взгляд теряется среди колючего кустарника и деревьев. Это уже кое-что!

Не раздумывая, Пахман вывернул руль и дал газ. Мимо немногочисленных домиков он проскочил в несколько секунд. Теперь со всех сторон, как в туннеле, его обступала пышная зелень. Но вдали вновь показались красные черепичные крыши.

Пахман притормозил и резко свернул вправо, прямо в кусты. Ветки захлестали по кузову, потом фургон остановился.

Быстро распахнуть дверцу, выйти и оценить обстановку!

Место было на редкость удачным! Дома в начале дороги исчезли из поля зрения, словно их и не было. Справа стена густых зарослей боярышника. Слева огромный, плавно спускающийся в долину луг, на котором паслось несколько коров. Ближайшие дома на противоположном краю низины находились так далеко, что можно было различить лишь отдельные окна. Густые кроны нескольких буковых и ивовых деревьев на левой обочине отлично прикрывали место сверху, так что «БМВ» трудно было бы обнаружить даже с вертолета.

Грау притормозил за два метра от «транзита». Он выпрыгнул из автомобиля и затравленно огляделся.

– Ты что, Пахман! А если кто увидит?

– Ерунда. Здесь или нигде. Давай сначала фургон…

Мгновенно сдвинули они банки, клейстер и рулоны обоев в сторону. Маляра уложили вплотную к передней стенке. Рядом на жестяном полу, покрытом тонким резиновым ковриком, расстелили старое одеяло.

– Скорее, шефа!

Они продрались сквозь кустарник к задней дверце «БМВ», распахнули ее. Тело шефа вывалилось им навстречу. Рука угодила во что-то мокрое, липкое – кровь.

Черт побери!

Пахман вытащил раненого из машины, Грау подхватил его за ноги, и через несколько секунд тот уже лежал рядом с маляром.

– Что еще?

– Стяни со старика халат и забери документы. Потом свяжи его и найди пару тряпок. Надо стереть кровь с «БМВ».

Светловолосый лихорадочно исполнял все, что приказывал Пахман. А тот перевернул шефа на здоровый бок и ощупал ребра и спину. Пуля, должно быть, сидит еще где-то в правом боку. Без врача тут ничего не сделаешь.

Он подложил под голову раненого левую руку, чтобы тот лежал на боку, подсунул ему под спину рулоны обоев. Плохо уже то, что он не переправил шефа целым и невредимым через границу. Но если сейчас тот задохнется в собственной рвоте, Пахману будет совсем не до смеха.

Пока Грау связывал маляра, Пахман занялся убитым.

Он разложил тело на заднем сиденье «БМВ» и принялся выгребать содержимое карманов Визнера. С бумажником не было проблем, он высовывался из заднего кармана. Но вот передние карманы черных кожаных брюк оказались плоскими и узкими, скорее украшение, чем удобное место для хранения бумаг.

С трудом просунул он пальцы в узкую прорезь. Кроме нескольких крошек табака, похоже, там ничего не было. Но вот пальцы нащупали что-то похожее на бумагу. Он вытащил билет парижского метро, прокомпостированный три дня назад.

Вместе с паспортами Пахман сунул все бумаги Визнера в огромный внутренний карман своего поплинового плаща. Потом собрал разбросанное в автомобиле оружие и положил вместе с запасными обоймами на переднее сиденье «транзита» – чтоб было все время под рукой.

– Что с тряпками?

Грау протянул пластиковый пакет, наполненный белыми тряпками, это явно были куски отслуживших свое подштанников и рубах.

– Замаскируй обоями, чтобы хоть не сразу бросались в глаза, если кто в машину сунется. И поживей!

– А зачем мы вообще тащим деда с собой?

– Ты хоть раз в жизни раскинь мозгами! – Пахман постучал себя по лбу. – Если он останется здесь и придет в себя, через полчаса по нашему следу пустят всех ищеек Европы.

– А если прикончить?

– Здесь?

Пахман кивнул на виднеющиеся дома.

– Слишком рискованно. Сделаем это позже, в другом месте.

Он кинулся назад к «БМВ» и принес четыре дорожные сумки.

– А теперь давай!

Он держал убитого Визнера за ноги и ждал, пока подойдет Грау. Но тот мешкал.

– Смотри, не обделайся со страху! У нас времени нет!

Они швырнули убитого в багажник и захлопнули крышку.

– Теперь машину изнутри. Ты спереди. Быстро и тщательно…

Однако Грау стоял на обочине и цеплялся за качающиеся ветки кустарника. Его тошнило.

– Этого еще не хватало!

С отвращением взглянул он на вздрагивающие плечи Грау, потом сам влез на переднее сиденье «БМВ» и протер все ручки, стекла и кожаную обивку. Особенно тщательно полировал он все в том месте, где сидел сам, убирая следы со всего, до чего дотрагивался.

Светловолосый сидел теперь на корточках, бледный, как полотно, упираясь в землю обеими руками.

Вот дерьмо, подумал Пахман и с презрением глянул на него. Но затем подошел и положил руку на плечо. Он постарался убавить в голосе резкость, которая могла бы повергнуть Грау в еще большую панику.

– Послушай, Фолькер! Через минуту мы смоемся отсюда! И тогда худшее позади!

Он заставил светловолосого встать на ноги, ткнул его пару раз в бок.

– Мы живы, мальчик, живы! Мы проскочили, и у нас еще есть шанс. Соберись с духом!

В ответ Грау кивнул и двинулся за высоким к фургону.

Пахман включил мотор.

– Возьми карту. Айфель к чертовой матери. Шефу нужен врач.

Грау посмотрел на человека со шрамом.

– К Отто?

– Именно. Но только не через Ахен. Если нас увидит кто-то, кто знает этот рыдван, мы влипли.

Когда «форд», проехав несколько сот метров, исчез за деревьями ближайшего перекрестка, было ровно семь часов шестнадцать минут 6 мая 1984 года.

С момента первого выстрела на границе прошло не более двадцати восьми минут.

10

Десятый «Б» выстроился перед школой на автомобильной стоянке. Одиннадцать девушек и десять ребят, от пятнадцати до восемнадцати лет, стояли в одном ряду. Вейен вышагивал вдоль строя, пересчитывая головы своих подопечных.

– Внимание! – крикнул он и тут же понизил голос, так что даже Рената с расстояния трех шагов едва могла разобрать слова.

– Сейчас вы медленно направитесь к автобусу. Вещи оставьте здесь. Трое мальчишек, – он прошелся, прикидывая, взглядом по строю, – да, Карстен, Бруно и Илмаз помогут их погрузить. Остальные садятся в автобус. Но спокойно, как воспитанные европейцы, да позволено мне напомнить вам об этом! Начинайте!

Вейен склонился к своему чемоданчику из тисненой бычьей кожи. Не успел он выпрямиться, как шумный и орущий класс оставил его далеко позади. У автобуса они пошвыряли багаж на асфальт и устроили давку у дверей: каждому не терпелось занять место на заднем сиденье.

Рената побрела за толпой. Даже как следует не поздоровался, подумала она. И с такой мразью я еду на экскурсию!

Трое избранников без восторга грузили сумки в багажник.

– Вейен в своем репертуаре! – прошипел пепельный блондин Карстен. – Вечно ездит на одних и тех же!

Бруно, итальянец с почти такими же светлыми волосами, дал ему легкого пинка под зад.

– Тоже мне кайзер. Не умрешь из-за несколько чемоданов…

– Из-за несколько, – фыркнул Карстен. – Из-за нескольких! Родительный падеж, если тебе вообще известно, что это такое.

– Известно, толстый. Падежи придумали у нас в Италии. Две тысячи лет назад. Твои предки тогда еще сидели на деревьях в лесопарке Хаттингена и давили вшей.

Рената потеребила Карстена за рукав.

– Как называется ваша веселая игра? Расизм?

Карстен осмотрел невысокую практикантку с головы до ног, потом с ног до головы, при этом взгляд его дважды задерживался в области бюста.

– Могли бы сообразить, – возвестил он затем, – что мне нет охоты таскать чемоданы за вонючими пролетариями.

– В самом деле? – Рената Краузе в притворном ужасе всплеснула руками. С наигранным участием она поинтересовалась: – А чем ты страдаешь? Позвоночник? Или ревматизм?

Карстен осекся.

Бруно ухмыльнулся практикантке и сказал:

– Да не принимайте вы его всерьез. У папаши около двадцати домов, два приятеля в городском совете и один в комиссии по контролю застройки. Время от времени это ударяет толстому в голову.

– Понятно, – кивнула Рената. – Будущая профессия – наследство. Так?