Владимир Кунин - Чокнутые
- Ах, Фаддей Венедиктович! Вы же не только светоч российской словесности, но и рупор передовой общественной мысли…
- Вы мне льстите… Однако чем могу служить?
- Вы, конечно, наслышаны о проекте Герстнера?
- В общих чертах, - осторожно сказал Булгарин.
Родик достал из кармана конверт, протянул его Булгарину:
- Вот здесь письмо, объясняющее выгоды устроения железных дорог. Мы льстим себя надеждой, что если к этому наброску вы приложите хоть частицу своего тонкого ума и высокого таланта - эта штука станет посильнее, чем «Фауст» Гете!
- Вы, уважаемый Родион Иванович, не очень ясно представляете себе все тонкости издательского дела…
И тут Родик вложил в руку Феддея Венедиктовича пачечку денег:
- На нужды отечественной литературы, дорогой Фаддей Венедиктович. - Родик смотрел на Булгарина ясными, безгрешными глазами.
Они остановились у входа в редакцию «Северной пчелы».
- Надеюсь, завтра вы сможете уже прочесть статью, любезный Родион Иванович, - поклонился Булгарин и вошел в подъезд редакции.
Оставшись один, Родик в восторге от самого себя вдруг по-мальчишески подпрыгнул, сотворил в воздухе этакое коленце и умчался.
Войдя в свой кабинет, Булгарин увидел следующую картину: в кресле для посетителей, не по-русски раскованно, сидел чрезвычайно симпатичный, худенький и элегантный человечек с длинными вьющимися волосиками и ангельским лицом с большими голубыми глазами. Это был Иван Иванович.
В левой руке Иван Иванович держал дамскую дымящуюся пахитоску, а в правой - длинную сверкающую шпагу. Острие клинка упиралось в горло огромного швейцара Семена, пригвожденного к стене. Руки Семен держал на затылке.
- Что?.. Что такое?!.. - ошеломленно спросил Булгарин.
- Ну, что же ты, Семен? - очаровательно улыбнулся Иван Иванович. - Докладывай, шалун. Докладывай…
- К вам пришли, Фаддей Венедиктович… - сдавленно произнес Семен, боясь шелохнуться.
- Кто пришел? - игриво спросил Иван Иванович и пощекотал горло Семена клинком шпаги. - Проказник!..
- Господин Иванов… - в ужасе прохрипел Семен.
- Умница, - похвалил его Иван Иванович. - А теперь ступай на место, и пока я не выйду отсюда, к Фаддею Венедиктовичу никого не впускай. И убегать не вздумай - зарежу, как кролика.
Он убрал шпагу от горла Семена и сообщил ему начальную скорость легким уколом в зад. Семен пулей вылетел за дверь.
Иван Иванович положил на стол толстую пачку ассигнаций и вежливо указал клинком шпаги на редакторское кресло:
- Присаживайтесь, Фаддей Венедиктович. Садитесь, садитесь. У меня тут возникло к вам одно маленькое, ну буквально крохотное дельце…
В пригостиничном трактире Герстнер потрясал свежим номером «Северной пчелы» и кричал:
- Я его на дуэль вызову!..
- Нет! Это я его вызову на дуэль… - Родик вырвал газету у Герстнера. - «Светоч российской словесности…» Мать его за ногу! Извини, Машенька…
- Как же это он?.. - Пиранделло смял оловянную кружку в комок.
- «Как, как»! Взял деньги, чтобы написать статью за железные дороги, а написал против! - Родик бросил газету под стол.
- Не ожидал я от Фаддея Венедиктовича, - вздохнул Зайцев. - С ним сам Алесандр Христофорович на короткой ноге…
- Я б им обоим ноги из задницы выдернул… Извини, Манечка, - сказал Пиранделло.
- Федор! - вскричал Зайцев. - Я этого не слышал! Наш Александр Христофорыч…
- Ваш Александр Христофорович еще две недели тому назад обещал устроить мне аудиенцию у царя, - желчно проговорил Герстнер. - Где эта аудиенция?! - Герстнер выругался по-немецки и тут же галантно извинился: - Простите меня, Мария.
- Нужен прямой выход на самого царя! - решительно сказал Родик, но тут же сник и честно признался: - А как это сделать - ума не приложу…
- Но это-то проще всего! - воскликнула Маша и поднялась из-за стола.
- Чего же вы раньше-то молчали?! Эх, вы…
В Летнем саду на берегу пруда Николай в окружении фрейлин кормил лебедей. Каждая держала в руках кулек с кормом, и государь вот уже несколько раз подряд воспользовался услугами одной и той же фрейлины. Это было тут же замечено стоявшими наверху придворными:
- Поздравляю. Сегодня государь особенно благосклонен к вашей дочери… Я искренне рад за вас.
- Спасибо, мой друг! Ваше последнее повышение в чине благодаря очарованию вашей жены меня тоже очень радует!..
Вдруг все лебеди, как по команде, повернулись и поплыли к другому берегу. Царь растерянно посмотрел им вослед и увидел на противоположному берегу Машу. Лебеди подплыли к Маше, вытянули к ней шеи, что-то залопотали. Маша рассмеялась. Лебеди тоже…
Николай грозно крикнул Маше:
- Сударыня! Благоволите подойти ко мне!
- С удовольствием, ваше величество, - ответила Маша и легкой, грациозной походкой направилась к царю.
Лебеди поплыли за ней. Царь невольно залюбовался Машей, расправил усы, придал лицу томность и спросил:
- Кто вы, дитя мое?
- Меня зовут Мария, ваше величество, - улыбнулась Маша.
Фрейлины презрительно разглядывали Машу. Одна достаточно громко сказала по-французски:
- Она даже реверанс не может сделать!..
- А что такое «реверанс»? - тут же спросила по-французски Маша, чем привела царя в неслыханное удивление!
- И одета как чучело!.. - сказала другая фрейлина по-немецки.
- Что вы говорите? - огорчилась Маша на немецком языке. - А мне казалось, что вполне прилично… Очень жаль.
- Она вообще выглядит отвратительно! - по-английски сказала третья фрейлина.
Маша совсем было расстроилась, но посмотрела на царя и спросила его по-русски:
- Это действительно так, ваше величество?
Николай оправился от изумления и поспешил успокоить Машу:
- Что вы! Что вы, дитя мое!.. Это шутки… - Николай гневно повернулся к фрейлинам: - Это недобрые и недостойные шутки!
Он любезно взял Машу под руку и повел по аллее Летнего сада.
- Откуда вы знаете языки, дорогая Мари? - спросил Николай.
- Я их не знаю, ваше величество… Я просто слышу и стараюсь понять… А уж отвечается как-то само по себе.
- Но это невозможно!
- Возможно, ваше величество. Нужно быть только очень внимательной к людям. Вы никогда не пробовали?
- М-м-м… Прелестница!.. - Николай прильнул губами к руке Маши. - Поедемте ко мне, Мари! Поговорим… Послушаем музыку…
- С удовольствием, ваше величество, - просто ответила Маша. Притаившийся за кустом Зайцев всхлипнул и в ужасе закусил себе ру- ку…
Объединенные любовью к Маше Герстнер, Родик, Тихон и Пиранделло в панике мчались по Петербургу.
- Если бы я не знал, как у вас подозрительно относятся к браку с иностранцем, - я бы тут же сделал ей предложение!.. - на бегу кричал задыхающийся Герстнер.
- Да я его сейчас своими руками с престола свергну! - орал Пиранделло, громыхая сапогами. - Не посмотрю, что царь.. Я ее, нашу Манечку, раньше всех полюбил и в обиду не дам!..
Тихон чуть не плакал на бегу:
- Боженька милостивый!.. Сохрани рабу божью Марию от его величества!.. Нешто нам неведомо, как он с девицами обращается?!.. В кои-то веки промеж государственных дел по безопасности Отечества пришла ко мне моя личная любовь!..
- Прекрати причитать! - рявкнул на него Родик. - Вспомни точно, что он ей сказал? Какими словами?..
- Поедем, говорит, ко мне… Музычку послушаем… И она, рыбка наша…
- Быстрей!!! - скомандовал Родик и вырвался вперед. - «Музычку послушаем»… Мало ему придворных потаскух!.. «Музычку послушаем»! Прием-то еще какой гнусный, затасканный! Пошляк!..
В тех же покоях, где Николай обычно развлекался с фрейлинами, музыкальная шкатулка играла уже знакомую нам мелодию.
На широкой кровати под балдахином Маша, как могла, отбивалась от откровенных притязаний монарха в уже расстегнутом мундире.
- Мари!.. Я влюблен… Запах вашего тела… Хотите быть первой фрейлиной двора? Сольемся в едином экстазе!.. - бормотал царь.
- Ваше величество, нужно принять господина Герстнера… - уворачиваласъ Маша от царских объятий. - И как можно скорей. Это необходимо всей России…
- Да, да!.. Конечно!.. Завтра же я приму его!.. Я сделаю для тебя все! А сейчас!.. Божественная!!!
Николай на секунду замешкался. Маша вырвалась и вскочила на ноги. Прижавшись спиной к стене, она рассмеялась и сказала царю:
- Хорошо, хорошо… Успокойся, миленький! Но завтра же господин Герстнер должен 6ыть здесь. Ладно?
- Завтра же! Завтра же!.. - в восторге закричал царь и бросился к Маше, срывая с себя мундир.
- Ну, а теперь помоги и мне, Господи, - устало вздохнула Маша и просто растворилась в глухой стене.
С раскрытыми объятиями Николай так и влип в то место, где только что была Маша. Он потрясенно оглянулся, потом схватил колокольчик и яростно затрезвонил.
