Ильза Айхингер - Великая надежда
— А уже ясно, — с сомнением сказала Эллен.
— Радуйся, когда все становится ясно, — повторил мужчина. — Когда справа кто-то смеется, а слева кто-то плачет, ты к кому пойдешь?
— К тому, кто плачет, — сказала Эллен.
— Она хочет с нами играть! — закричал Герберт.
— У нее мама уехала, а отец в армии.
— А где ты живешь? — строго спросил мужчина.
— У моей неправильной бабушки, — испуганно ответила Эллен, — по она на самом деле правильная.
— Погоди, скоро обнаружишь, как неправильно все правильное, — проворчал мужчина.
— Эллен боится… — тихо сказал Георг. — Ей страшно, что ребенок, которого мы хотим спасти, так и не свалится в воду.
— Как тебе такое могло в голову взбрести? — гневно крикнул мужчина и встряхнул Эллен. — Как только тебе могло такое взбрести в голову? Если ребенок хочет, чтобы его спасли, он непременно упадет в воду, понимаешь?
— Да, — испуганно согласилась Эллен и попыталась вырваться.
— Ничего ты не понимаешь! — сказал мужчина и разъярился еще больше. — Никто не понимает, что с ним творится. Все хотят спастись, а падать в воду не хотят. Но как можно спасти того, кто не падает в воду?
Старая лодка все покачивалась.
— Она выдержит только одного из нас! — Биби попыталась отвлечь мужчину.
— Только одного, — повторил он уже спокойнее. — Только одного. И правильно, так и надо.
— Слабая лодка, — презрительно пробормотал Курт.
— Она умнее океанского лайнера, — возразил мужчина. Он уселся совсем рядом с детьми. Вода невозмутимо поплескивала в стенки каната.
— А как у вас? — боязливо спросила Эллен. — Я имею в виду, с дедушками и бабушками?
— Четверо правильных и четверо неправильных, — сообщил мужчина и вытянул ноги на серой траве.
— Не может быть! — засмеялась Эллен. — Восемь дедушек и бабушек?
— Четверо правильных и четверо неправильных, — стойко повторил мужчина и тремя пальцами скрутил себе сигарету, — как у каждого из нас.
Птицы летали низко над водой. Герберт без устали смотрел на воду в бинокль.
— Кроме того, я почти как боженька, — объяснил мужчина, совсем сбив Эллен с толку, — я хотел владеть целым светом, а владею тиром.
— Мне очень жаль, — вежливо сказала Эллен. И снова все примолкли. Дети внимательно следили за каналом. Позднее солнце коварно улыбалось из-за их плеч, но они ничего не замечали.
Мы ждем чужого ребенка, мы спасем его, чтобы не утонул, и отнесем в ратушу. Какие молодцы! — скажет бургомистр. — Забудьте про ваших бабушек и дедушек. С завтрашнего дня можете снова сидеть на всех скамейках, с завтрашнего дня можете снова кататься на карусели — завтра — завтра — завтра…
— Рыбы играют! — засмеялся Герберт, и бинокль заплясал у него перед глазами.
— Маяк их видит, а они маяка не видят, — задумчиво сказала Рут. — Можно подумать, что все перепуталось. А ведь в одной песне так и поется.
— А все же, — закричал человек из тира и внезапно вскочил на ноги, — а все же вы у меня еще сегодня покатаетесь на карусели!
— Вы сами в это не верите, — недоверчиво сказала Ханна. Биби медленно подтянула гольфы.
— Вы хоть понимаете, чем вы рискуете?
— Там! — крикнул Герберт вне себя. — Чужой ребенок! Он тонет!
Леон взял у него из рук бинокль.
— Это взрослый мужчина, — с горечью сказал он. — Плывет.
— Пошли, — тянул их владелец тира, — я не шучу. Мой компаньон уехал, вам выпала единственная возможность. В это время никто не станет летать. Вы будете одни.
— Мы будем одни, — повторил ошарашенный Георг.
— Здорово! — крикнула Биби, и это прозвучало, словно птичий крик. — А Эллен?
— Эллен сегодня не будет кататься, — сказал мужчина. — И потом, она может покататься в другой раз.
— Я вас здесь подожду, — безмятежно объяснила Эллен. Такая справедливость не вызывала у нее возражений. Она посмотрела им вслед.
Человек из тира побежал вперед, а они поспешили за ним в сторону гор. Вода текла им навстречу, от этого казалось, что они бегут еще быстрее. Они крепко держали друг друга за руки. Собаки лаяли и отставали от них, парочки размыкали объятья на серых лужайках. Плоские камешки шлепали по воде.
Освещенная поздним солнцем, неподвижно застыла карусель. Человек отпер замок. Карусель застыла между двумя газометрами, задумчивая и отрешенная, как еще не загримированный клоун. С пестрой крыши свисали длинные, внушительные цепи. Маленькие сиденья блестели лаком. Небо и солнце внезапно тоже засверкали лаком. Ни с того ни с сего дети рассмеялись.
— Хотите музыку? — спросил мужчина.
— Настоящую? — возбужденно ахнул Герберт.
— Ты слишком много требуешь, — возразил мужчина.
Угрожающе чернели газометры.
— Музыка — это опасно, — сказал Георг. — На воде ее далеко слышно. Где-нибудь там есть тайная полиция.
— Воде-то что, течет себе мимо, — мрачно заметил мужчина.
— А если они узнают, что мы катаемся на карусели! — Рут поежилась. Владелец тира молча проверил сиденья. Грозно поблескивал песок.
— Музыку!
— А если на вас донесут?
— Знаете, что это значит?
— Нет, — спокойно сказал мужчина и крепко пристегнул детей. Словно на пробу он привел карусель в движение. Сиденья качнулись.
— Давай! — снова крикнула Биби. — Музыку!
Крыша начала кружиться. Негнущаяся нога Герберта боязливо взлетела в пустоту.
«Возвращайся!» — заорал раструб динамика поверх парапета набережной.
— Я хочу сойти! — закричал Герберт. Никто его не слушал.
Дети летели. Они летели вопреки закону своих тяжелых башмаков и вопреки закону тайной полиции. Они летели, повинуясь закону центробежной силы.
И серость, и зелень остались далеко внизу. Все краски слились. Чисто и ярко сверкал воздух во славу неведомого. Они глядели на мир другими глазами.
Глубоко внизу стоял, сложа руки на груди, хозяин тира. Он закрыл глаза. В этот миг тир вместил для него целый свет.
Дети кричали. Они то и дело хватались друг за друга, чтобы потом еще дальше разлететься в разные стороны. Все было так, как они себе представляли.
«Возвращайся!» — надрывался динамик.
Дети его не слышали. Блеск самых дальних звезд добрался до них.
Какая-то женщина переносила через мост коляску. Ребенок в коляске спал, и лежал, и улыбался. Другой ребенок бежал рядом с коляской и громко плакал.
— Хочешь есть? — спрашивала женщина.
— Нет! — плакал ребенок.
— Хочешь пить? — спрашивала женщина.
— Нет! — плакал ребенок.
— У тебя что-нибудь болит? — спрашивала женщина.
Ребенок заплакал еще громче и вообще не ответил.
— Помоги мне нести! — сердито сказала женщина.
Кривые ступеньки спускались к воде.
— Держи крепче, — сказала она. — Ты слишком слабо держишь.
Налетел ветер и попытался взбить ее повисшие прядями волосы. Ребенок в коляске заплакал. Ребенок рядом с коляской засмеялся. Они шли вдоль реки.
— Почему ты смеешься? — спросила мать.
Ребенок засмеялся еще громче.
— Нам нужно найти место, — сказала она, — хорошее место!
— Место, где ветер, — засмеялся ребенок, — где ветер и много муравьев!
— Место, где нет ветра, — возразила женщина, — и муравьев тоже нет.
— Такое место, где еще никто не лежал, — смеялся ребенок, — где трава еще высокая!
— Где трава уже примята, — сказала женщина, — и где уже лежало много народу. Там лежать лучше.
Ребенок умолк. Издали был слышен громкоговоритель.
— Вот! — крикнула женщина. — Вот хорошее место! Наверное, здесь совсем недавно кто-то был.
— Кто здесь был? — спросил ребенок.
Женщина достала из коляски одеяло и расстелила на траве.
— Следы маленьких ног, — сказала она. — Дети вроде тебя.
— Правда, вроде меня? — улыбнулся ребенок.
— Не приставай, — нетерпеливо сказала женщина.
Ребенок побежал вниз, к воде. Он нагнулся, поднял камень и взвесил его на руке.
— Мама, камень плавает?
— Нет.
— А я хочу пустить его поплавать!
— Делай что хочешь. Я устала.
— Что хочу, — повторил ребенок.
Солнце спряталось.
— Мама, там лодка, старая лодка! А там наверху — поезд. Как он быстро едет, как ярко сверкают окна! На чем мне поехать, мама, что меня дальше увезет? Лодка или поезд? Мама, ты спишь?
Женщина бессильно уронила голову на руки, ее дыхание выровнялось. Рядом лежал младенец с открытыми глазами, в них отражалось небо. Ребенок снова взбежал вверх по склону и наклонился над маленьким. Коляска неподвижно чернела на фоне тумана.
— Ты правда хочешь на ней поехать? — спросил ребенок. — Ничего, что так медленно?
Младенец беззвучно улыбался.
— Придет время, поедешь и на поезде. Но поезд уж очень часто делает остановки!
