Лев Гарбер - Россия. Наши дни
— На улице Горького.
— В каком доме? В какой квартире?
Снова молчание. Лицо испытуемого не менялось, но по всему было ясно, что он не знает ответа на этот вопрос.
— Хорошо. — Продолжала Евгения Николаевна. — Ты помнишь свою школу?
— Да! — Ответил он и на его губах появилась еле заметная улыбка.
— Какой номер твоей школы?
— Тридцать один.
— А как звали твою учительницу? Или друзей?
Молчание. Улыбка исчезла. Необходимо было двигаться дальше. На все вопросы, связанные с семьей и местом проживания родителей, не было получено ответа. Адрес работы, имена сослуживцев, друзей и любовниц так же были не известны, а ответ заменяла тишина. Приходилось начинать импровизировать с вопросами и это дало свои плоды.
— Что видно из окна твоего кабинета на работе?
— Глобус.
— Что— что? — Ухватилась Волина за первый после долгого молчания ответ.
— Большой глобус.
— А где этот глобус находится?
— На здании.
— На каком здании?
— Напротив офиса. — Спокойно и рассудительно отвечал безымянный.
— А чем ты занимаешься на работе? — Продолжала Волина.
— Шереметьево. — Четко произнес он.
— Твой бизнес связан с Аэропортом Шереметьево?
— Да.
— А что именно ты делаешь в Аэропорту?
— Автобусы.
Из-за односложности его ответы были настолько не ясными и путанными, что пришлось переходить к другому методу опроса. Ольга записывала каждое слово, сказанное ее подопечным. Эти ответы были не понятны и ей, Они порождали еще большие вопросы, которые она в паузах пыталась быстро записать на обрывках тетрадных листов и передать Волиной.
— Расскажи мне, что ты видишь у себя в кабинете? Какой он?
— Он большой и длинный. — Тихим голосом начал повествование пациент.
— У меня большой стол буквой «Т», много стульев. На столе два больших монитора. Шкафы с папками. Справа от стола маленький столик. На нем стоят еще два монитора и клавиатура от «Рейтора».
— А это только твой кабинет, или с тобой еще кто-нибудь сидит? — С большим интересом спросила врач.
— Нет только мой!
— А кто сидит в соседнем кабинете? — Прочитала вопрос, переданный Ольгой, Волина — Секретарша и охрана.
— Твоя Охрана?
— Да моя.
— Ты говорил, что ты живешь за городом в доме. Где это?
— Успенское. Там моя дача.
— А номер дачи какой? Или цвет дома? Что у тебя на даче есть?
— Бассейн есть. А цвет голубой.
— Бассейн? А кокой он, большой или маленький? На улице или под крышей?
— Большой бассейн. В доме прямо, рядом с сауной.
Его ответы были настолько четкими и искренними, поэтому казались правдивыми. Этой информации уже было достаточно для начала процедуры розыска, но хотелось точности по привязке к местности нахождения этого «Успенского», и Ольга тихо шепотом попросила Волину развить эту тему.
— У тебя на даче речка есть?
— Есть.
— А как называется?
— Москва-река.
— Там лес или поле?
— Сосновый лес.
— А рядом город какой-нибудь или поселок есть?
— Да. «Николина Гора».
Этот ответ поразил женщин как гром средь ясного неба. Поселок «Николина Гора» располагался на той самой, хорошо всем известной, «Рублевке» — районе московской области, где проживали богатейшие и влиятельнейшие люди России. Иметь дом на «Рублевке» могли единицы из-за запредельной дороговизны и важности этой правительственной трассы. Подтверждением твоего статуса в этой жизни, успешности и материального благосостояния был дом на «Рублевском шоссе».
Каждая задумалась о своем. Евгения Николаевна о том, что известность, о которой она так мечтала, пришла, откуда и не ждали, а Ольга о том, что дело начинало сулить ей совсем не благоприятные последствия. Ответы на следующие вопросы, которые чисто из любопытства решила позадавать Волина, повергли дам в тихий ужас.
— Скажи мне, вот ты такой молодой, откуда у тебя все это, дом с бассейном, охрана, секретарша? Может тебе кто помогает в жизни?
— Да, помогает! Олег Степанович.
— Кто такой Олег Степанович? Твой родственник? Друг?
— Да. Он генерал ФСБ. Начальник контрразведки.
Мурашки пробежали по телу Ольги. Такого оборота событий она никак не ожидала. Этот допрос необходимо было немедленно заканчивать. Она опасалась, что рьяно взявшаяся за дело Волина, вытащит из этой головы еще более страшные тайны, которые приведут к непоправимым последствиям.
— Хватит! Возвращайте его обратно! — громко и властно произнесла Ольга, обрывая следующий вопрос гипнотизерши.
Евгения Николаевна, понимая, что натворила что-то страшное, начала возвращать безымянного в сознание. Чем быстрее он приходил в себя, тем скорее Волина понимала, что её мечты о славе испаряются, уходят в небытие. Эту догадку подтвердила Ольга Викторовна:
— Вы понимаете, что все то, о чем Вы здесь услышали, необходимо забыть навсегда?! Это не безопасно как для Вас и меня, так и для него!
Я очень на Вас полагаюсь. Надеюсь мне с Вас «подписку о не разглашении» брать не придется?
Волина была бледна и взволнована. Она кивала в ответ, постоянно повторяя: — «Конечно, я Вас прекрасно понимаю! Конечно…». Эту сцену застал пробудившийся ото сна мужчина. Он не понимал, что произошло, но чувствовал, что случилось что-то неприятное. Заметив это, Ольга подошла к проснувшемуся и резюмировала все, то, что происходило в его отсутствие.
— Ты сказал, что живешь в Москве на улице Горького, учился в 31 школе, у тебя есть дача голубого цвета и твоя работа связана с аэропортом Шереметьево. Тебе это о чем-нибудь говорит?
— Нет! Я ничего такого не знаю и не помню. — Расстроенно сообщил безымянный.
Этот рассказ должен был оставаться официальной версией произошедшего во время гипноза для всех его участников, особенно для Волиной. Для этого Ольга еще раз перед уходом пристально посмотрела на психотерапевта и повторила вопрос:
— Вы все поняли, Евгения Николаевна?
— Да конечно! Вы можете на меня полагаться. — Преданно глядя в глаза ответила Волина. Хотя ей и было уже не до улыбок, она попыталась состроить радостную гримасу для мужчины, что ей совсем не удалось.
Дорога до больницы проходила в молчании. Безымянному необходимо было проанализировать новую информацию о себе и попытаться разыскать у себя в памяти похожие моменты. Ольга, тем временем, была занята решением дилеммы, которая возникла после визита к злосчастному гипнотизеру: сразу отказаться отдела, а потом передать новому исполнителю появившуюся информацию, или доложить обо всем руководству и после этого отказаться. Разглядывая своего попутчика, видя как он неоднозначно воспринял новое о себе, она отбросила страх прочь и обратилась к чувствам — к тому органу, который лучше всего развит у каждой женщины. Её сердце и внутренний голос подсказывали ей, что все должно сложиться хорошо, и она не имеет право бросать в беде этого мальчика. Успокоившись, Ольга решила посоветоваться с заведующей отделением больницы. Та больше понимала в психиатрии, гипнозе и прочей сопутствующей мути, поэтому могла дать нужный совет и профессиональное заключение произошедшему в поликлинике. Рассказывать все, она естественно не могла, но большую часть требовалось выдать.
Войдя в «неврологическое», Ольга поинтересовалась у сестер наличием заведующей, и, получив утвердительный ответ, направилась к её кабинету. Мужчина шел за ней как привязанный. Напротив его палаты она остановилась и нежным, но требовательным голосом произнесла:
— Иди в палату и готовься к обеду! Потом отдохни, как следует, а вечером я к тебе обязательно приду. Мы с тобой большие молодцы — мы сделали огромное дело. Я не прощаюсь! До вечера!
Эти слова отвлекли его от плохих мыслей, успокоили и заставили отбросить неприятный осадок от визита к психотерапевту. Он улыбнулся ей в ответ и, пряча глаза, сказал:
— Я буду очень ждать! Спасибо.
Этот ответ окончательно и бесповоротно отменил её решение отказаться от дела.
«Это мое дело! И я доведу его до конца, чего бы мне это не стоило! И я не дам этого несчастного мальчика в обиду!» С этими мыслями она без стука вошла в кабинет заведующей и плотно прикрыла за собой дверь.
* * *В маленьком и очень уютном кабинете было светло. Через большое окно наполовину закрытое прозрачным тюлем пробивался солнечный свет, а открытая настежь форточка одаривала свежим воздухом и запахом скошенной травы. Немногочисленная мебель была расставлена оптимально для работы и отдыха хозяйки. Книжные полки были заняты литературой по психиатрии и неврологии, а истории болезни аккуратной стопкой размещались на широком столе. Рядом стоял высокий двустворчатый шкаф, в левой половине которого на вешалках висели халаты и пара платьев, а правая была забита полностью архивными документами неврологического отделения, брошюрами и медицинскими журналами. Все было аккуратно разложено по отделениям. Отдельную полку занимала кипа листов недописанной докторской диссертации. В дальнем углу стояла кровать, накрытая симпатичным бежевым пледом. Одно рожковая люстра и большая настольная лампа выдавали в хозяйке приверженцу тусклого освещения комнаты. Всё говорило о том, что обитательница в этом кабинете проводит большее время своей жизни.
