Питер Хёг - Дети смотрителей слонов
И тут Тильте берёт дело в свои руки.
— Как тебя зовут? — спрашивает она девушку.
— Ашанти.
И добавляет:
— Вы были великолепны.
— Мы знаем, — отвечает Тильте. — Теперь у нас есть два варианта. Первый предполагает, что ты будешь хранить наше великолепие в своём сердце, как драгоценную жемчужину всю жизнь до самой смерти.
Не знаю, почему Тильте хочется всё время возвращаться к разговорам о смерти, но так уж она устроена.
— А второй вариант? — спрашивает девушка.
— Второй вариант вот какой, — продолжает Тильте. — Ты возьмёшь у Ханса номер его мобильника. Потому что с такими поклонниками, как эта парочка, тебе очень скоро может понадобиться помощь.
Девушка по имени Ашанти смотрит на Тильте.
— Это охранники, — говорит она.
И достаёт свой мобильный телефон.
— Они похожи на тюремщиков, — отвечает Тильте.
— В том-то и дело, — говорит Ашанти. — Иногда невозможно отличить одно от другого.
Она говорит, и слышно, что где-то в глубине её идеального датского таится иностранный акцент — как будто в лесных дебрях Финё вдруг натыкаешься на кокосовую пальму.
Она записывает номер Ханса в свой мобильник. Встаёт, и все мы думаем, что вот сейчас она просто выпрыгнет из кареты. Но тут она целует Баскера, целует меня, целует Тильте, и под конец запечатлевает поцелуй на бездыханном теле Ханса, и этот поцелуй длится чуть дольше, чем предыдущие. Затем её спортивные тапочки касаются тротуара, и она исчезает.
Есть люди, которые, уходя, забирают с собой какую-то часть дневного света. Когда она покидает нас, становится как будто темнее, и тут звонит Бодиль Бегемот, возвращая нас к реальности, а вместе с тем и к мысли о том, что мама и папа исчезли.
♥Мы останавливаемся во дворе общежития Ханса, оно находится возле самого Фэлледпарка. Светит солнце, мимо проносятся машины, звонят колокола, люди покупают газеты и молоко в маленьком магазинчике рядом — в общем, повсюду бурлит жизнь. Но на душе у нас черным-черно.
— Они будут здесь через минуту, — говорит Тильте.
— Никто вас никуда не увезёт, — заверяет нас Ханс. Наверное, в каждом человеке живёт несколько разных людей, во всяком случае, в душе моего брата определённо живёт защитник. Он проявляется не часто, но если доходит до дела, что-то включается, и всё приходит в движение. Самый дорогой ресторан города Финё находится в порту и называется «Свумппуклен», и пару раз Хансу случалось проходить мимо вместе с одной-двумя девушками, которые вечно стремятся с ним прогуляться. Тут из ресторана выходят очередные трое или четверо молодых людей, которых вдруг посещает мысль, что блестящим завершением идиллических выходных на природе, среди исторических памятников и после замечательного обеда из пяти блюд с недурным вином могла бы стать резня нескольких аборигенов, а тут им на пути как раз попадается Ханс с девушками. Но в тот момент, когда они переходят в атаку, мой брат совершенно меняется. Застенчивый, добрый молодой человек, которого все мы знаем и любим, куда-то исчезает, а на его месте возникает стихийное бедствие — и вот уже парочка джентльменов купается в луже, ещё один валяется на велосипедной стоянке, а четвёртый очень быстро удаляется в облаке пыли.
Именно эта сторона Ханса сейчас и проявляется. Но Тильте качает головой.
— Нужно, чтобы ты оставался на свободе, — говорит она.
Тут все мы замолкаем, никто ничего не говорит. Все мы понимаем, что нам придётся расстаться и будет нелегко. Мы молчим, и в этой тишине меня посещают кое-какие мысли о нас с Тильте и Хансом.
Я ничего не имею против родителей, даже наших. Но если бы взрослым положено было сдавать экзамен, прежде чем им разрешалось бы завести детей, то многие ли выдержали бы этот экзамен, если честно? А если бы кто-то из них и сдал его, то с какой оценкой? Что касается наших родителей, то тут вот какое дело: хотя Тильте и утверждает, что в моём воспитании нет никаких дефектов, которые нельзя было бы исправить за пару лет в колонии для малолетних преступников и лет за пять у психотерапевта, мне всё-таки кажется, что если бы им и удалось сдать этот экзамен, то исключительно потому, что экзаменационная комиссия отнеслась бы к ним с состраданием.
Но с братьями или сёстрами всё как-то совсем по-другому, это трудно объяснить, и тут вот, сидя в карете, я вдруг что-то почувствовал. И, конечно же, Тильте в этот момент посмотрела на меня.
Слово любовь следует употреблять с большой осторожностью. Это слово губительно действует на скорость и силу кручёного удара внутренней частью стопы. И тем не менее я вынужден его здесь использовать, потому что это единственное подходящее слово, и, когда произносишь его, дверь немного приоткрывается, и ты вдруг чувствуешь, что такое свобода.
Чтобы стало совершенно ясно, что я имею в виду, я хотел бы вкратце рассказать вам, как мы обнаружили, что любовь и дверь как-то взаимосвязаны, на самом деле это Тильте обнаружила, и произошло это у нас дома на кухне.
Не знаю, как всё устроено в вашей семье. У нас дома мы обычно встаём очень рано, потом надо сделать много бутербродов на весь день, потом у нас очень много уроков и очень много домашних заданий, а потом мы подолгу играем в футбол, и в наш дом приходит очень много людей — ведь отец и мать по очереди работают во всех трёх церквях острова, вот почему в будние дни возникает ощущение, что свирепствующий над Каттегатом ураган «Лулу» решил навсегда поселиться у нас в доме.
Но время от времени ветер вдруг стихает, обычно это выпадает на пятницу или на субботу, и нас неожиданно настигает полный штиль. В такие дни возникает хрупкое ощущение, что мы одна семья и что это вовсе не миф, и когда такой момент настаёт, мы обычно оказываемся на кухне, и вот в один из таких дней мы это и обнаружили.
Отец как раз собирался готовить ужин. Он утверждает, что приготовление еды для него лучший отдых, хотя сам процесс со стороны скорее напоминает рабочий день на бойне — к тому же на условиях сдельной оплаты. Он утверждает — сам при этом веря каждом своему слову, — что готовит то, что готовили на самом дальнем краю Финё, в доме его детства в Северной Гавани, о которой он говорит как о благословеннейшем, прекраснейшем и счастливейшем месте на земле, хотя нам, детям, довелось пообщаться с его матерью, нашей бабушкой, которая умерла, по-видимому, от застоя жёлчи. Мы бывали у неё в гостях и поэтому можем со всей ответственностью исключить малейшую возможность, что она когда-либо умела готовить.
И тем не менее отец при помощи пресса для мясного рулета, приспособлений для изготовления сосисок в тесте и рецептов средневековых блюд старого Финё может сотворить нечто, что многим людям приходится по вкусу, и вот как раз сейчас, когда разворачивается то, о чём я собираюсь рассказать, он готовит утиные бёдрышки и студень из свиных ножек, который по твёрдости может соперничать с лучшими строительными блоками.
Мама сидит за столом, вооружившись кусачками, паяльником, часовой лупой, компьютером, микрофонами и осциллографом, собирая устройство, которое должно срабатывать на звук знакомого голоса и открывать кладовую в подвале. Слева от неё, на диванчике устроился Ханс с атласом звёздного неба. Рядом с ним сидит Тильте, наблюдая за всем вокруг. Под столом лежит Баскер, который дышит так, будто у него астма, но астмы у него нет, потребление кислорода у него как у борзой, ему просто нравится слушать собственное дыхание.
А на лучшем месте сижу я, и если вы представляете меня маленьким, тощим и астеничным, озабоченным исключительно тем, как внести свой вклад в хорошее настроение, то вы весьма недалеки от истины.
То есть это один из тех моментов, когда ты начинаешь верить, что у тебя есть семья.
И тут происходит нечто, что на первый взгляд кажется вполне безобидным.
Мама настраивает компьютер, чтобы он опознавал её и наши голоса, и напевает начало песенки «В дождливый понедельник на Солитудевай[4]».
Это одна из любимых маминых песен. Она очень любит Баха и Шуберта, но до глубины души её может растрогать лишь «Солитудевай», так что мы с самого детства сроднились с этой вечнозелёной мелодией. Но если ты к чему-то привыкаешь, то начинаешь воспринимать это как нечто само собой разумеющееся. Поэтому всё семейство слегка вздрагивает, когда Тильте внезапно задаёт вопрос:
— Мама, а эта песенка имеет какое-то особое значение для вас с отцом?
В кухне воцаряется тишина. Мама откашливается.
— Когда мне было девятнадцать лет, моя подруга Бермуда, которую вы прекрасно знаете, уговорила меня поучаствовать в ежегодном конкурсе талантов в гостинице «Финё». Я готовилась к конкурсу три месяца, наступил великий день, мы с Бермудой оправились туда вместе. Я вышла на сцену в маленькой шляпке-таблетке и запела «В дождливый понедельник на Солитудевай». При этом я ещё и исполняла танец, который сама придумала. Освещение было довольно ярким. Так что только посреди последнего куплета у меня возникло подозрение, что это вовсе не конкурс талантов. Но лишь когда я закончила петь, я поняла, что в зале одни священники и я попала на ежегодный съезд пасторов североютландского амта.
