Гилберт Адэр - Закрытая книга
— И какой же кулинарный bonne bouche[4] вы нам сварганили сегодня?
— Осторожней, глядите не трожьте тарелку-то, она же страсть какая горячая. Вечер сегодня вроде как особый, вот я и спекла вам ваше любимое. Запеканку с мясом да с почками.
— Миссис Килбрайд, вы же отлично знаете: я люблю все, что вы готовите.
— Вот и вам, мистер Райдер. И не волнуйтесь. Я ж понимаю, сэр Пол просто балагурит. А то я не знаю — за моей спиной он про мою стряпню ведь совсем другое поет. А куда ж ему деваться-то; нравится не нравится, а съесть все одно придется.
— Но сэр Пол вообще ничего не говорил.
— Говорил, говорил. Мы уж с ним, поди, пуд соли съели. Правда же?
— Да, да. Если уж вам непременно надо так выразиться. И сделайте одолжение, не толкайте меня локтем под ребро. Вы же знаете, я этого не люблю. Ужин подан нам обоим?
— Все как есть на столе.
— Прекрасно. Ну-с, Джон позовет вас, когда мы закончим трапезу.
— Глядите, мистер Райдер, не позволяйте ему застращать вас вусмерть. Не то от него совсем спасу не будет.
— Цыц, кухарка! Марш отсюда!
Где-то тут должна быть бутылка вина, Джон. И штопор. Если только старая карга про них не забыла.
— Да там всё, там! Вон они!
— Я думал, вы ушли.
— Уже пошла.
— Прекрасно!
Ну, Джон, сделайте милость, откройте бутылку.
— Хорошо.
— Надо полагать, она все-таки ушла?
— Да.
— Вы знаете, я ведь ее никогда не видел.
— Кого — миссис Килбрайд?
— Понимаете, она начала мне прислуживать только после моего возвращения из Шри-Ланки. Может, вас не затруднит описать ее мне?
— Так ведь ваш друг Чарльз наверняка ее вам описывал?
— Разумеется, хотя было это уже несколько лет тому назад. Главное же в том, Джон, что завтра мы приступаем к работе, завтра я намерен начать пользоваться вашими глазами, и сегодня вечером вам было бы весьма невредно попрактиковаться. Так, знаете ли, между прочим. Не торопитесь.
— Ну что ж… Кстати, Пол, я вам бокал налил. Так, с чего же начать?.. Ей уже под шестьдесят, она прекрасно сохранилась, даже на удивление стройна. Я говорю «на удивление», потому что по голосу любой непременно решит, что она толстуха. Ну, может быть, не совсем толстуха, но голос у нее этакой пампушечки, с материнскими нотками.
— Э, Джон, пожалуйста, оставьте. Вам не кажется, что в данных обстоятельствах несколько дико описывать ее голос — единственное в этой женщине, с чем я прекрасно знаком?
— Я просто хотел сказать, что ее физический облик совсем не соответствует ее голосу. Как бы то ни было, волосы у нее, подозреваю, подкрашены, но очень незаметно, без всякого там дурацкого подсинивания и тому подобного. Не знаю, право, что еще сказать.
— Думайте, молодой человек, думайте. Неужто вы так уж перенапряглись?
— Хорошо. Гм, не знаю, известно вам или нет, да и вообще следует ли об этом говорить, но она часто подмигивает.
— Подмигивает? Что вы, собственно, имеете в виду?
— Только, пожалуйста, не выдайте ей, что я вам это сказал. Но когда речь шла о ее стряпне и вы притворялись, будто все, что она готовит, невероятно вкусно, она подмигивала мне, словно своему…
— А-а, теперь ясно. Да, мне об этом уже говорили. И меня это не волнует. В трагедии моей жизни она смело выбрала для себя характерную комическую роль. Не иначе как кто-то из моих идиотов врачей посоветовал ей проявлять неизменную веселость и даже время от времени отпускать шуточки насчет моей слепоты. Для того, надо полагать, чтобы я не предавался слезливой жалости к себе. Как она была одета?
— Как одета? Сейчас вспомню. На ней был полиэтиленовый фартук, а по нему крупно напечатан рецепт приготовления гренков с сыром — думаю, это реклама соуса «Ли энд Перринс»; под фартуком легкий розовый джемпер, из ангоры или мохера, не знаю точно. Юбки за фартуком мне вообще не было видно. И как я уже сказал, она вовсе не такая полногрудая, как можно предположить по голосу. Впрочем, может, это мое высказывание отдает женоненавистничеством?
— Ну, насчет женоненавистничества я не знаю, но картину вы уж точно нарисовали не слишком аппетитную, а я как раз собрался приступить к еде. Кстати, надо упомянуть в этой связи еще об одной маленькой повседневной обязанности, про которую я позабыл. Их наберется не слишком много, обещаю вам.
— Я уже сказал вам, Пол, не предвижу тут никаких трудностей.
— Итак, если мы будем обедать и ужинать tête-à-tête[5], нужно научить вас принципу циферблата.
— Какому принципу?
— Сейчас объясню. Передо мной, как и перед вами, стоит тарелка с запеканкой, а к ней в качестве гарнира положен, рискну предположить, жареный картофель и брюссельская капуста. Или же зеленый горошек?
— Брюссельская капуста.
— Стало быть, все же капуста. Да, на миссис Килбрайд можно положиться. Итак, Джон, я знаю, что лежит у меня на тарелке, но точно не представляю где. Вот тут-то и приходит на помощь принцип циферблата. Мне придется просить вас…
— Постойте. Я, кажется, понял. А верно или нет, сейчас увидите. Так, около трех часов — запеканка. Около шести — брюссельская капуста. Нет, полшестого. Девять часов — картошка. Ну что, уразумел я вашу систему?
— Молодец! Разве только одно «но»: здесь нам великая точность ни к чему, стало быть, никаких получасов и четвертей часа. Не до подробностей, указывайте часы — вот главное.
— Ладно.
— А теперь — навались, чтоб за ушами трещало, как говаривает миссис Килбрайд своим голосом пышечки с материнскими нотками.
— Подать вам соль или перец?
— Нет, спасибо, не надо ни того, ни другого.
— Хлеба?
— Нет, спасибо.
— Ладно.
— И «ладно» тоже не надо. Извините. Просто это одно из пустых словечек, которые я терпеть не могу.
— Простите, я…
— Возможно, Джон, мои слова прозвучали очень грубо, но на самом деле я просто откровенно высказал свое мнение, а откровенность такого рода для товарищей по работе совершенно необходима. Лучше уж сразу расставить все точки над «i», вы согласны? Вообще-то, если подумать, наверное, в том, что я делаю и как, вас тоже многое будет раздражать. В таких случаях говорите об этом прямо. В конечном итоге это сильно облегчит жизнь нам обоим.
— Кое-что, вообще говоря, меня царапнуло.
— Уже? Вот те на! Ха, очко в вашу пользу. Так, так, так.
Ну-с, и что же именно?
— Бедняга. Слово «бедняга».
— Бедняга? Теперь моя очередь теряться в догадках.
— Минуту назад, говоря о миссис Килбрайд, вы назвали ее «бедняжкой».
— Ну и что?
— А когда я в первый раз сюда приехал, вы назвали своего друга Чарльза «бедняга Чарльз».
— И дальше что?..
— Не уверен, что смогу объяснить, в чем тут дело.
— Все же попытайтесь.
— Понимаете, не перевариваю я эту манеру называть всех подряд «беднягами». Есть в ней что-то высокомерное.
Но вы же сами просили.
— Нет-нет, вы правы, что сказали об этом напрямик. Просто обычно я никогда… Неужели я действительно так выражаюсь?
— По совести говоря, не знаю. В конце концов, я познакомился с вами всего лишь в прошлую… Какой же был день-то? Суббота? Может, вам это вовсе и не свойственно. Я и говорить бы не стал, если бы вы так настойчиво не требовали откровенности с моей стороны. Надеюсь, я вас не обидел?
— Нет. Нет, ничуть не обидели. Я только немножко опешил. Никогда за собой такого не замечал. Поэтому был слегка обескуражен. Будь у меня хоть одна бровь, я бы сейчас ее поднял.
— Простите меня, пожалуйста; не надо было об этом говорить.
— Чушь. Я сам вас просил, вот вы и сказали. Надеюсь, однако, что других «пунктиков», на которые вы хотели бы обратить мое внимание, пока не набралось?
— Нет, ни единого.
— Я сказал что-то забавное, Джон?
— Что?
— Вы улыбаетесь. Почему?
— Улыбаюсь? Вы что же, слышите, как я улыбаюсь?
— Держите ухо востро, Джон Райдер: я способен расслышать даже, как вы думаете.
Скажите же все-таки — почему вы улыбались?
— Только потому, что вы сделали один жест.
— Я сделал жест?
— Подняли вверх по два пальца. Обозначая кавычки. Когда вы говорили о «пунктиках». Почему-то мне показалось, что это не в вашем стиле.
— Жест или слово?
— Пожалуй, и то и другое.
— Чего только во мне теперь не найдешь такого, что вообще-то не в моем стиле.
— Угу. Кстати, я налил вам еще стаканчик.
— Что? А, спасибо. Нравится вам запеканка с мясом и почками?
— Да. Очень вкусная.
— Ничего, есть можно. Хотите потом выпить кофе?
— Да, хорошо бы.
— Тогда советую сейчас же предупредить об этом миссис Килбрайд. А то она имеет склонность канителиться. Просто крикните ей, и все.
— Я?
— А почему нет?
— Ну, не знаю. Это же мой первый ужин в вашем доме.
