Фанни Райдер - Свет маяка

Райдер Фанни

Свет маяка

Фанни РАЙДЕР

CВЕТ МАЯКА

Анонс

На островке Скалистом Берил живет словно затворница. Главное для художницы - это ее искусство, мир ярких образов и красок. И ее не волнует, что в результате травмы два года жизни стерлись из памяти, будто их и не было. В конце концов, так ли уж они важны? Но вот однажды, во время ужасной грозы, на острове появляется загадочный незнакомец...

Глава 1

Закусив от усердия нижнюю губу, Берил Смоллвуд чуть коснулась кисточкой палитры и, не дыша, принялась прорисовывать зубчатый контур листа. Ей удалось-таки подобрать нужный оттенок зелени: глубокий и в то же время прозрачный, с изумрудным отливом. Художница писала уверенно и быстро, то и дело поднимая взгляд на растеньице в керамическом горшке, стоящее перед ней на подоконнике.

Забавно, однако: растение - и позирует. Да получше многих натурщиков! Не ерзает, не вертится, не спрашивает, скоро ли, - растет себе и растет. С таким работать - одно удовольствие. И ведь не придет жаловаться, если портрет не удастся.

Впрочем, жаловаться придет заказчик. Алберт, молодой ученый-ботаник, заказавший Берил иллюстрации для новой книги, о живописи имел представление довольно смутное, зато бдительно подмечал любую, самую пустячную, погрешность, любое отступление от "правды жизни". Двух дней не проходило, чтобы не зашел, не проверил, как движется работа!

Однако в такую погоду Алберт вряд ли появится...

Над низкими утесами у входа в бухту вновь со стоном пронесся ветер. Он растревожил эхо в скалах, закружил смерчем среди камней, разметал по воздуху клочья белой, пены и обрушился на аккуратный ряд коттеджей, выстроившихся вдоль береговой линии. Берил недовольно поморщилась: вот еще не было печали! Жалобно задребезжали оконные стекла, а деревянные балки перекрытия негодующе заскрипели под неумолимым натиском.

Непроизвольно придвинувшись ближе к мольберту, Берил обмакнула кисточку в воду и пальцем тщательно разгладила тонкие ворсинка, стараясь сосредоточиться на своем занятии. Но мысли ее снова и снова возвращались к разбушевавшимся не на шутку стихиям.

По радио только что передали метеосводку: на залив Святого Лаврентия надвигается шторм! Коттеджик ее, снятый на неопределенное время, на вид был, конечно, сушей развалюхой. Но впечатление порой обманывает: дощатые стены вот уже более пятидесяти лет выдерживали зимние бури. К тому же остров Скалистый находился в южной части залива, и ветры, налетавшие с Атлантического океана, обходили его, можно сказать, стороной. Чего нельзя было сказать о сотне других разбросанных по заливу островков.

Несколько минут спустя Берил оставила все попытки симулировать бурную деятельность. Зловещие раскаты грома стали последней каплей. Ну как выписывать тоненькую прожилку листа влажным кончиком кисточки, ежели нервы напряжены до предела в ожидании следующего натиска урагана? Молодая женщина поджала пухлые губы, разглядывая плоды своих трудов. Янтарно-карие глаза сощурились, а шелковистые темные брови недовольно сошлись над переносицей. Вместо того чтобы чуть размыть зеленый пигмент, создавая ощущение прозрачности, пальцы, судорожно стиснувшие кисточку, вот-вот создадут еще одну жилку там, где ее отродясь не водилось.

От таких ботанических "усовершенствований" с Албертом приключится сердечный приступ, тоскливо подумала она, откладывая незаконченную иллюстрацию и убирая снабженный этикеткой горшок с растением на полку у окна. В то время как собственные полотна Берил поражали оригинальностью художественного видения, рутинные заказы ученого-ботаника требовали точности и скрупулезности. Однако чем труднее казалась работа, тем охотнее она принимала вызов. Причем за каждую законченную акварель Алберт исправно выплачивал кругленькую сумму: на эти-то деньги Берил и жила - скромно, но не бедствуя.

По счастью. Скалистый экстравагантными искушениями не изобиловал - не то было место, чтобы швырять деньгами направо и налево. Обитали здесь любители одиночества и потомки тех, кто первыми обжили эти земли. Последние либо смирились с тем, что на работу приходится ездить в Сет-Иль, либо, обосновавшись в городе, на остров возвращались разве что на выходные и праздники.

Часть острова представляла собой природный заповедник, и местные жители ревностно оберегали его нетронутую красоту, безропотно перенося почти полное отсутствие коммунальных услуг и всецело поддерживая запреты властей на развитие коммерческого сектора. А это значило, что Скалистый не мог похвалиться ни шикарными пляжными барами, ни четырехзвездочными отелями, ни ультрасовременными причалами для роскошных яхт, ни взлетно-посадочными площадками для вертолетов.

В единственном магазинчике у деревянной пристани продавалось лишь самое необходимое, если не считать летних месяцев, когда к нескольким сотням местных жителей добавлялись отдыхающие. Тогда в укромных бухточках вставали на якорь любители водного туризма, а паром из Сет-Иля каждый день доставлял очередную партию желающих провести время на природе. От большой земли до острова можно было добраться за полтора часа, не больше...

Новый порыв ветра сотряс коттедж до основания. Берил тщательно вымыла кисти и накрыла палитру влажной тряпицей, чтобы краски за ночь не высохли. Затем отнесла баночки с мутной водой в кухню - пусть постоят до завтра, ничего с ними не случится, - вернулась в захламленную мастерскую и выключила лампу дневного света. Обычно художница предпочитала естественное освещение, но сегодня небо заволокли тяжелые тучи и в комнате царил полумрак.

Оставив кисти сохнуть рядом с палитрой, Берил прошла по дому и лишний раз проверила, надежно ли заперты входная дверь и окна, не валяется ли снаружи что-нибудь подозрительное, что ураган мог бы использовать в качестве смертоносного снаряда.

Во время последней бури Клайв Хобкерк, домовладелец, сдавший ей коттедж и обосновавшийся в дощатой хибаре по соседству, едва не распростился с жизнью. Порыв ветра унес с причала чью-то забытую водную лыжу и с силой метнул ее в окно на манер копья, так что старик, мирно дремавший в кресле-качалке, чудом избежал перспективы погибнуть почем зря. Клайв на все лады проклинал беспечность владельца лыжи, а вот столкновение со смертью особого впечатления на него, похоже, не произвело. Но для Берил это происшествие стало очередным грозным подтверждением могущества стихии.

Подойдя к окну гостиной, она засмотрелась на пустынный, овеваемый ветрами пляж, непроизвольно обхватив себя за плечи в защищающем жесте. Сквозь стекло, чуть припорошенное песком и солью, взгляду предстала величественная картина. Вдоль поросшей чахлой травою береговой полосы огромные, сучковатые деревья изгибались во все стороны: ветви словно рукоплескали урагану, густая листва билась на ветру в лад с волнами.

В воздухе висела густая водяная пыль, и даже чайки, самые храбрые из морских птиц, попрятались среди скал. Прилив поднялся до высшей своей точки. Волны жадно лизали песчаный откос, неуклонно подбираясь к деревьям, чьи могучие корни намертво вцепились в глинистый склон.

Огромные валы с гулом и грохотом обрушивались на черные камни у основания утесов, разлетаясь каскадом искристых брызг. А сам полукруглый залив превратился в бурлящий котел, где вскипали белые барашки, а несколько лодчонок, поставленные на мертвый якорь, раскачивались на волнах вверх-вниз беспомощные игрушки ветра и моря. С высоких гребней срывались лохмотья пены, ураган гнал их к берегу и разметывал по влажному песку.

Хотя до заката оставалось несколько часов, снаружи уже почти стемнело. С северо-востока неуклонно ползли свинцово-синие тучи, сквозь которые то и дело пробивались раздвоенные языки молнии. Граница между грозовым небом и штормовым морем постепенно растворялась в сгущающейся тьме.

Художница наслаждалась драматизмом момента. Что за зрелище: прекрасное, дикое.., и грозное!

По спине пробежал холодок, и Берил зябко повела плечами, радуясь, что заранее развела огонь в огромном, сложенном из камней очаге. Утром резко похолодало, и она предусмотрительно сбегала за новой порцией сухого плавника, изрядный запас которого хранился под навесом с подветренной стороны дома. Холод пробирал насквозь, от него не спасали ни красная шерстяная водолазка, ни джинсы, ни меховые сапожки. Зато уютное потрескивание дров в очаге составляло отрадный контраст с жутким завыванием ветра.

Берил не считала себя суеверной, но было в нынешнем урагане что-то такое.., нездешнее, вселяющее смутную тревогу. И дело заключалось вовсе не в том, что она всегда ненавидела непогоду, и страх одиночества тут был ни при чем. Нет, оставаться одной в доме молодая женщина не боялась. Напротив, решив поселиться на отгороженном от всего мира островке, Берил сознательно искала уединения, мечтая полностью посвятить себя живописи.