Сара Дессен - Второй шанс
Я посмотрела на миниатюрное личико новорожденной сестрички и поразилась ее кукольным чертам. Крохотные остроконечные реснички обрамляют закрытые глаза. Пухлые щечки, редкие волосики. Одна ручка высунулась из пеленки, а на ней малюсенькие пальчики, сжатые в крошечный кулачок.
— Какая красивая! — произнесла я фразу, приличествующую случаю.
— Настоящая красавица! — гордо улыбнулся папа, покачивая малютку на руках, и тут ее глаза открылись.
Она посмотрела на нас, моргнула пару раз и неожиданно, совсем как ее мать перед этим, заплакала.
— Ну вот, — огорчился папа, пытаясь ее снова укачать, но Фисба заревела еще пуще. — Дорогая? — повернулся он к Хайди, до сих пор не сдвинувшейся с места и не поменявшей позы, только руки устало повисли по бокам. — Кажется, малышка проголодалась.
Словно робот, Хайди молча повернулась к нему, забрала Фисбу и отвернулась к окну. А девочка ревела все громче и громче.
— Давай оставим их одних, — предложил отец.
Захватив со стола бумажный пакетик, он жестом поманил меня за собой к раздвижным стеклянным дверям, ведущим на террасу. В другой раз я бы обязательно лишилась дара речи от открывшегося взору пейзажа — сразу перед домом простирался песчаный берег и бескрайний синий океан. Но сейчас я нет-нет, но кидала взгляд в сторону гостиной, из которой Хайди вышла, так и не притронувшись к кофе.
— Она не заболела? — не удержалась я от вопроса после того, как отказалась от кекса, вынутого папой из пакета.
— Нет, просто устала, — объяснил отец, откусывая кусочек от кекса. Крошки посыпались на рубашку. Он смахнул их рукой и продолжил: — Малышка ночами не спит, а от меня пользы мало из-за строгого режима сна. Сама понимаешь, для успешной работы необходим полноценный девятичасовой сон. Я по-прежнему пытаюсь уговорить ее нанять няню, но Хайди против.
— Почему?
— Ну, ты же знаешь Хайди! — воскликнул он так, будто я действительно ее хорошо знаю. — Она привыкла справляться сама, и ей обычно удается преодолевать трудности. Не волнуйся, через пару месяцев, а они самые трудные, все утрясется и Хайди придет в себя. Вот помню, когда Холлис родился, мама чуть с ума не сошла. У твоего братца были такие сильные приступы колик — мы ночами не спали с мамой, укачивали его на руках, а он вопил словно резаный. А его аппетит! Господи! Он высасывал все молоко до последней капли и все равно оставался голодным…
В который раз папа завел старую шарманку о трудностях воспитания детей, знакомую мне до последнего слова, так что я, попивая кофе, пустилась в созерцание местных достопримечательностей. Слева от нас стоит еще несколько домов, а после них начинается общественный пляж, уже «оккупированный» многочисленными пляжными зонтами и загорающими. Вдоль пляжа тянется набережная с дощатым настилом, окруженным торговыми павильонами.
— Ну а сейчас, — смяв в руках обертку от кекса, папа сунул ее в пакет, — мне надо вернуться к работе. Так что давай я покажу твою комнату, а поговорим потом за ужином. Как тебе такой план?
— Я не против.
Мы вернулись в дом, который по-прежнему захлестывали оглушительные звуки океана. Папа укоризненно покачал головой, склонился над генератором шума и выключил его. Внезапно наступившая тишина оглушила своей бездонностью.
— Ты еще работаешь над книгой? — спросила я, чтобы только нарушить ее.
— Да, знаешь, меня наконец-то посетило вдохновение, и я скоро закончу роман, — ответил папа. — Остались последние штрихи: дописать да соединить части воедино.
По лестнице мы поднялись на второй этаж и прошли мимо детской комнаты. Через приоткрытую дверь я воочию разглядела розовые стены с шоколадно-кремовой окантовкой, которые Хайди описывала в письме. Правда, внутри стояла тишина и никто не плакал. По крайней мере, я ничего не услышала.
Папа открыл дверь следующей комнаты, приглашая войти.
— Извини за тесноту, — прибавил он, когда я остановилась на пороге. — Зато из этого окна самый лучший вид.
И он не шутил. В крошечной комнате едва умещались односпальная кровать с комодом — да, не хоромы, зато единственное окно выходит на безлюдное пространство из песка и воды.
— Здорово! — решила я.
— Согласен. Это мой бывший кабинет. Правда, когда мы устроили детскую за стенкой, пришлось переехать в дальний конец дома. Не хотелось тревожить малышку шумным творческим процессом. — Папа усмехнулся, словно поделился со мной удачной шуткой. — К которому, кстати, самое время возвращаться. Для моего творчества утро — самая продуктивная часть дня. Увидимся за ужином, договорились?
— Хорошо.
Я посмотрела мельком на часы: всего пять минут двенадцатого. Ладно, найду чем заняться.
— Отлично.
Папа пожал мне руку и, бормоча что-то себе под нос, ушел. Когда он проходил мимо розово-шоколадной детской, я услышала стук закрываемой двери.
Я проснулась в шесть тридцать вечера от детского плача.
Впрочем, слово «плач» вряд ли даст точное представление о переливчатых воплях, рвущихся из сестричкиной глотки: Фисба надрывалась с такой яростью, словно решила доконать всех своим ревом, а заодно вознамерилась испытать пределы возможностей своих легких. Крики малышки были прекрасно слышны из-за тонкой стенки между нашими комнатами, но когда я вышла в коридор в поисках ванной, то чуть не оглохла от вибрирующих децибел.
В полумраке коридора я затаила дыхание возле розовой комнаты, прислушиваясь к крикам. Они становились громче и пронзительней, потом на секунду замолкали, но, к сожалению, только для того, чтобы возобновиться с новой силой. В какой-то момент я испугалась, что на плач малышки так никто и не прибежит, а затем, в один из редких и коротких мгновений затишья, расслышала успокаивающий голос, повторяющий: «Ш-ш-ш, тише-тише».
Тихий шепот острой иглою кольнул в самое сердце, вызывая в памяти картины, глубоко запрятанные в подсознании. Вот родители снова ругаются ночи напролет, а я лежу в постели, пытаюсь отгородиться от скандалов и провалиться в спасительный сон. Без устали повторяю про себя: «Ш-ш-ш, тише-тише, все будет хорошо!» Я прокручивала в голове короткую фразу тысячи раз за ночь, и она стала для меня как молитва. Заветные слова, доносившиеся сейчас из-за двери в перерывах детского плача, вызывали странное смущение, поэтому я решительно отошла от розовой комнаты.
— Папа? — позвала я отца, но он даже головы не повернул, продолжая неподвижно сидеть за письменным столом у стены, вперив сосредоточенный взгляд в экран компьютера.
— Гм? — прозвучало-таки в ответ.
Я оглянулась назад в сторону розовой комнаты, потом снова обернулась к отцу. Он ничего не печатал, сидел неподвижно и по-прежнему изучал экран монитора. Перед ним на письменном столе лежал желтый блокнот с наспех записанными каракулями. Неужели папа провел здесь все семь часов, пока я спала?!
— Может… гм… — смутилась я. — Может, я начну готовить ужин?
— А разве Хайди не приготовила? — удивился он, не поворачивая головы от экрана.
— По-моему, она до сих пор успокаивает малышку, — объяснила я.
— Вот незадача! — Наконец-то папа обернулся в мою сторону. — Ну, если проголодалась, рекомендую пройтись до закусочной, в квартале отсюда. Об их луковых кольцах, зажаренных в панировке, ходят легенды!
— Наверное, вкуснятина! — улыбнулась я. — Может, и Хайди что-нибудь закажет?
— Конечно, спроси у нее обязательно. А мне принеси, пожалуйста, чизбургер и знаменитые луковые кольца. — Папа сунул руку в задний карман, вынул пару купюр и протянул мне. — Спасибо, Оден, я действительно признателен тебе за заботу!
Я взяла деньги, чувствуя себя последней дурочкой. На что я, собственно, надеялась?! Конечно, папа не может пойти в закусочную вместе со мной. В конце концов, у него недавно родилась дочь и есть жена, о которой необходимо позаботиться.
— Да не за что! — пролепетала я растерянно, но папа уже отвернулся к экрану монитора и, наверное, не расслышал моих слов. — Постараюсь вернуться поскорей.
В розовой спальне Фисба по-прежнему надрывалась в яростном плаче. Ну, хоть беспокоиться о тишине нет необходимости! Я дважды громко постучала в дверь, а через секунду та со стуком распахнулась, и на пороге показалась Хайди.
Она выглядела еще изможденнее, чем прежде, если такое вообще возможно. Хвостик с головы исчез, и волосы паклями свисали налицо.
— Привет! — сказала я, вернее, почти заорала, пытаясь перекричать громкий плач. — Я собираюсь в закусочную заказывать ужин. Что тебе принести?
— Ужин? — повторила Хайди, тоже повысив голос. Я согласно кивнула. — А что, уже время ужинать? — удивилась она.
Я посмотрела на часы, словно для подтверждения своей правоты.
— Уже без пятнадцати семь.
— Ох, ну надо же! — воскликнула она, закатывая глаза. — Я собиралась приготовить праздничный ужин к твоему приезду. Даже меню распланировала заранее: курица в гриле, тушеные овощи, другие деликатесы. А тут доченька что-то так раскапризничалась…
