Сергей Гандлевский - <НРЗБ>
Господи, какой славный был день чуть ли не час назад, и вдруг все пошло насмарку: сперва Аринина угнетающая новость, а теперь еще, пожалуй, хуже – наглое воркование счастливой парочки. И что уж такого замечательного находит в речах фатоватого барчука эта пустышка? Чему она там у стены улыбается во все свои шестьдесят четыре зуба? Невыносимо. Уйти, уйти немедленно, раз жизнь так унизила его. Не стоять здесь прыщеватым посмешищем, не давать повода Арине и Никите торжествовать.
Но тут Отто Оттович троекратно хлопнул в морщинистые ладошки.
– Друзья, рассаживаемся, мы уже непростительно припозднились, – и вскарабкался на стул за кафедрой.
Занятие началось. Длинно, темно, изможденно и точно делая публике одолжение, читали приезжие. Но Криворотов слушал вполуха, да и не слушал вовсе, поглощенный скрытным наблюдением за Никитой и Анной, сидевшими наискось от него, перед пролетариатом. Отвлек Леву от сосредоточенной слежки гнусавый голос Додика:
– Читка продолжается, граждане, попросим второй стул!
Все обернулись на Криворотова. Действительно, его черед.
Дважды – утром и недавно на бульваре – отрепетированное стихотворение начисто улетучилось из памяти, пропали даже первые слова. Пришлось, краснея, полезть за списком в задний карман и абы как отбарабанить с листа, подняв глаза от бумажки лишь «под гору», на последней строфе:
Я точкой таю в куполе глубоком,И в горле ком стоит от синевы.Душа ушла и стала солнцепёкомИ девушкой на том краю Москвы.
Весь в пятнах Лев побрел на свое место. Это был провал – раздались два-три жидких хлопка, лишь Арина подавала ему из-за голов школьников знаки одобрения. Криворотов плюхнулся на стул.
– Как у вас ГБ, борзеет? – ни с того, ни с сего спросил его сосед слева, эмиссар вольных поэтических кругов Ленинграда.
Криворотов только собрался ответить что-нибудь столь же залихватское, как ему передали записку. «Послушай, пожалуйста, – размашисто писал ему Никита, – Анины стихи. И вообще, и с прицелом на антологию. По-моему, очень даже ничего».
Новенькая как раз выходила на чтецкое место и, судя по всему, нимало не робела. Читала она по блокноту и негромко, как-то на особый лад произнося шипящие. Речь в стихотворном цикле шла о незадавшейся любви. Лирическая героиня свысока и несколько пренебрежительно отзывалась об утраченном возлюбленном, потому что тот предпочел будням взаимного любовного мятежа какую-то тихую заводь. За малодушие горе-любовник был даже назван «милым зайцем» (в рифму к «бояться»!), а «бояться», по мнению героини, именно что и не следовало. Разумеется, в свой срок поминались и глоток вина, и бессонные ночи, и подруга настольная лампа. Не обошлось и без туманных обещаний пустить в ход кое-какие сверхъестественные способности обманутой в своих ожиданиях любовницы (очевидно, имелись в виду ее короткие связи с силами тьмы). На прощанье лирическая героиня аттестовала себя как беззаботную циркачку. Или рыбачку. Лев не расслышал, ибо поспешил злорадно воззриться на Никиту. Но ни единый мускул не дрогнул на лице товарища. Аринино «Пф-ф-ф-ф!!!» откуда-то сзади было настолько демонстративным и красноречивым, что Отто Оттович сердито наморщил высокое чело. Но невозмутимая поэтесса под умеренные рукоплескания уселась рядом с Никитой. Никита, поскольку очередь выступать дошла до него, поднялся и процедил с одной из своих козырных нагло-застенчивых улыбок, что сегодня он, пожалуй, воздержится от чтения: не хочет смазывать впечатления от чу’дных (он так и сказал «чу’дных») произведений предыдущего автора.
Да и возымей лукавый Никита желание прочесть стишок-другой – вряд ли ему или кому-нибудь еще теперь удалось бы произнести хоть одну-единственную строфу, потому что, бабахнув дверью, на пороге студии стоял и грозно раскачивался Вадим Ясень.
– Требую немедленно перейти к водным процедурам! – возопил он.
Вадим, верно, еще в начале вечера изрядно и на старые дрожжи приложился к дармовому виски и, окрыленный случившимся, насшибал денег у школьников и приезжих пиитов – и вот вам результат: нетверд на ногах, зато полна авоська портвейна.
– Все чествуем Никиту, сволочи! – не унимался Вадим Ясень. – Неукоснительно, без различия возраста и пола!
Аня прыснула, Никита подставил местный видавший виды стакан под накрененную бузотером бутылку.
– Дело! – сказал ленинградский эмиссар слева от Криворотова.
– Ну что ж, – вздохнул милейший Отто Оттович, – «так жили поэты».
И пошло-поехало. Додик пил в углу обратно на «вы», а потом снова на «ты» с похохатывавшей Ариной. Осмелевший после двухсот грамм «бормотухи» представитель рабочего класса читал-таки свободолюбивым горожанам Северной Пальмиры поэму «Чарка», в то время как трезвенник-учитель из Электроуглей без выражения скандировал заинтригованным школьницам свои тантрические октавы. А зачинщик попойки, мятежный Вадим Ясень, на заплетающихся ногах добрел до ближайшего стула и, слегка поддерживаемый за талию каким-то невесть откуда взявшимся собутыльником и соратником, рухнул на обитое дерматином сидение и тотчас лишился чувств. Печальный Криворотов чокнулся с Никитой крепленым зельем и вышел покурить на улицу.
Совсем смерклось. И можно было, если отучить глаз от грубого фонарного света, углядеть, подняв лицо, некрупную и бледную городскую звезду в мартовском небе с зеленцой. Что Криворотов и сделал, потому что любил все это. А потом еще помедлил малость, собираясь с духом, прежде чем вновь спуститься в подвал для участия в немилом что-то по сегодняшнему Левиному настроению шумном сборище.
Но за короткое время, пока Криворотов курил, кое-что в помещении «красного уголка» изменилось к лучшему: Никита и Анна уже не болтали душа в душу, словно они одни на целом свете, а препирались. Криворотов, боясь сглазить проблеск везения, опасливо приободрился. Никита обескураженно просил о чем-то свою собеседницу – та отвечала ему отрицательным покачиванием головы. Широкими, но сужающимися кругами Лев стал подкрадываться к этой паре. Хитрость заключалась в том, чтобы маскировать цель своего кружения от Арины и, не выпуская из виду Аню с Никитой, одновременно держать в поле зрения и бдительную любовницу, которая «вела» Криворотова от входной двери (его недолгое отсутствие, знамо дело, не осталось незамеченным). Попутно Арина не прекращала мнимо заинтересованного разговора с карликом. Для отвода глаз Лева присоединился к пустившим бутылку по кругу ленинградцам вперемешку со школьниками. Эмиссар заливал раскрасневшимся от восхищения и зависти недорослям, как еще буквально вчера к нему ночь напролет ломились в квартиру с обыском, а он, попивая винцо, преспокойно жег в тазу подрывную литературу.
– П…и’шь, – сказал сквозь икоту на мгновение очнувшийся Ясень и тотчас снова впал в забытье.
Потом Лева с наигранным энтузиазмом присоединился к пролетариям, которые, набычась и чуя подвох, слушали поучительную историю Додика Шапиро о том, как один его знакомый зоолог был убит на месте эякуляцией голубого кита.
– Вот и литератор господин Криворотов не даст соврать, – обратился Додик за подтверждением к Леве.
– Чистая правда, – сказал Лева.
Теперь можно было приблизиться вплотную к Никите с Анной.
– Может быть, помаленьку отпочкуемся и продолжим празднество в более узком кругу? – предложил Лев, всячески рассчитывая на неосуществимость предложенного, так как в «более узком кругу» его связь с Ариной сразу бы стала очевидной.
– Рад бы, да некогда, – ответил Никита. – Форсайты ждут, уже на сорок минут опаздываю к именинному столу. Уламываю Аню составить мне компанию, поскучать на семейном торжестве. Но что-то ни в какую. Может быть, все-таки сходим, а?
Аня ответила тем же восхитительным, обезнадеживающим друга движением головы, и как бы давая знать просителю, что все дальнейшие уговоры тщетны, нетерпеливо повернулась к друзьям в профиль и заправила прядь волос за ухо. «Так она еще лучше», – подумал Криворотов, украдкой разглядывая Анину нежную ушную раковину с мочкой, оттянутой серебряной сережкой.
– Вольному воля, – мрачно изрек Никита. – Счастливо оставаться, созвонимся.
Аня кивнула с отсутствующим видом по-прежнему вполоборота к друзьям.
– Будь здоров, маэстро, – бросил Никита приятелю.
– И тебе до свидания.
И Никита решительно направился к выходу.
– Никита, пока вы не ушли, и все остальные в сборе! Чуть не забыл сделать важнейшее объявление насчет будущей среды, – заверещал невидимый за Ариной Отто Оттович. – Минуту внимания. Тишина, пожалуйста. Господа, у меня для вас экстренное сообщение, приятная, даже сногсшибательная новость: в следующий раз у нас выступает Виктор Чиграшов! Живой, можно сказать, классик, если кто не в курсе.
– И он согласился? – с выражением крайнего изумления подала голос Арина.
