Аноним Кикиморра - О детях и прочей нечисти
-- Естественно, -- я заговорщицки улыбаюсь. -- Ну что, берёшься?
-- Да! А что надо делать?
-- Надо нарисовать портрет Императора, -- развожу руками.
Парнишка моментально сникает.
-- Но ведь никто не знает, как это сделать!
-- Я знаю, -- говорю. -- И я тебя научу.
-- Вы умеете рисовать? -- изумляется он.
-- Нет, но у меня есть идея, -- я подмигиваю, чем окончательно отшибаю впечатлительному мальчику дар речи.
Пока он ищет слова в своём образно-одарённом сознании, я беру бук и открываю в нём две папки с картинками. Одна -- это отобранные специально для этой цели фотографии Азамата. Попытки объяснить мою идею мастеру Овыасу оканчивались ровно на этом месте: он категорически отказывался рисовать Императора с фотографии. Вторая папка -- это просто картинки, накачанные из Сети, в основном, иллюстрации к книгам.
-- Вот смотри, -- говорю, -- что можно сделать.
Мальчик уходит от меня просветлённый, с предвкушением в глазах, пообещав, что работа будет готова через три дня. Я же, натрудившись за день, прозаично заваливаюсь спать до вечера.
Вечером Азамат заходит за мной вместе с Тирбишем. Тот чем-то ужасно доволен.
-- Ну что, -- Азамат подхватывает мелкого уже привычным движением, -- полетели домой?
-- Давай, -- говорю, поднимаясь с дивана.
-- Тирбиша берём с собой, он готов приступить к обязанностям няньки, -- усмехается Азамат, а Тирбиш расправляет плечи. Мы уже давно с ним об этом предварительно договорились, и Азамат, как всегда, хочет подоткнуть мне прислугу со всех сторон.
-- Я как узнал, что Алэк родился, сразу собираться начал, -- улыбается Тирбиш. -- Капитан надолго не задержится, а вам ведь помощь нужна.
-- Ну раз ты хочешь уже приступить, то пожалуйста, -- пожимаю плечами. -- Только вот с твоей помощью я совсем обленюсь. Ты ведь, небось, и готовить будешь, и прибираться, знаю я тебя.
-- Можем составить расписание, -- усмехается он.
Таких чёрных ночей я в своей жизни ещё не видела. Огоньки Ахмадхота быстро скрываются за горами, а луны на небе ни одной, да ещё и летим на восток: в столице сумерки, а на Доле-то уже ночь глухая. Глядя из окна кабины в густую черноту, я даже не могу с уверенностью сказать, что мы летим, а не стоим на месте. Азамат, конечно, включает во всё лобовое стекло экран с инфракрасным изображением, да и маршрут этот мы оба знаем, как свои пять пальцев, но всё равно страшновато. Только на подлёте к дому за окном появляется что-то светящееся -- это габаритные огни нашей крыши.
В приморских горах летней ночью кипит такая бурная жизнь, что приходится закрывать окна в детской, чтобы ребёнок не просыпался от каждого птичьего вопля, волчьего воя и прочих приятных звуков. Я и сама побаиваюсь, хотя Азамат говорит, что дикие звери в дом никак войти не смогут, да и не станут пытаться, потому что мы не держим скота, а летом в лесу все сытые. Однако мои котята шляются туда-сюда через форточки и подвал, как хотят. Они, конечно, маленькие, но кто знает, насколько опасны могут быть местные дикие звери того же размера.
Когда мы собираемся в кухне за ужином, котята берут нас на абордаж громовым мурчанием и требуют молока и масла, к которым я их довольно быстро приучила. Получив лакомство, они переключают внимание на лампы, вокруг которых вьются грозного вида муданжские ночные бабочки. Назвать эти авианосцы "мотыльками" у меня язык не поворачивается. Азамат встаёт на стул и, отцепив крючочки, спускает с потолка несколько верёвок. Котята немедленно взбираются по верёвкам и принимаются с хрустом уплетать шумных насекомых. Идея с верёвками пришла Азамату в голову, когда ему надоело каждый вечер отбиваться от хищно настроенных кошек, которые пытались использовать его в качестве подъёмника. Они, конечно, по-прежнему маленькие по сравнению с земными кошками, но всё-таки не такие крошечные, как когда мы их только взяли, килограмм-то в каждом есть, если не полтора, и когти острые. Кстати, они все трое оказались котами. Назвала я их Электрон, Мюон и Тау, потому что маленькие, а для Азамата эти слова очень смешно звучат. У них, на Муданге, все термины из физики и химии названы по-муданжски.
На следующий день застенчивый Бойонбот привозит к нам Азаматову матушку. Это его синенький проворный унгуц доставлял мне раненых во время кампании. Я выхожу вместе с Азаматом на посадочную площадку встречать.
Кабина открывается, и становится видна матушка в новой вышитой косынке и сверкающем золотом диле. Она боязливо высовывается за борт, прикидывая расстояние до травы под брюшком унгуца -- в отличие от нашего, который прямо на брюхо и приземляется, у этого есть ножки, так что получается довольно высоко прыгать.
Азамат приходит на выручку: подцепляет матушку из кабины и ставит на землю, придерживая, пока она не обретёт равновесие.
-- Ма! Наконец-то ты к нам выбралась!
-- О-ой, ну ты и домище отгрохал! -- протягивает матушка вместо приветствия. -- Вот Арават-то не видел, а то б бороду свою от зависти съел! Ну дела-а...
Бойонбот тем временем спрыгивает на землю и обходит унгуц.
-- Здравствуйте, Ахмад-хон! Вот, доставил в целости. Куда вещи выгружать? Ой, Хотон-хон! -- он мгновенно краснеет. -- Здравствуйте, простите, не заметил вас сначала...
-- А, Лиза, и правда! -- матушка наконец отвлекается от созерцания дома. -- Тебе ходить-то не рано?
-- Вещи в дом, вон тележка для этого, -- Азамат кивает на вход природной пещеры, где у нас импровизированный сарай.
-- Ничего, хожу понемногу, -- говорю. -- Ребёнок небольшой, никаких проблем не было, так чего разлёживаться?
-- Ой, как я хочу на него посмотреть! -- матушка аж щурится от предвкушения. -- Няньку-то взяли?
Забавно, что слово "няня" в муданжском мужского рода, а если попытаться сделать из него женский, то получится слово "кормилица", но это совсем не то же самое. Кормилицы на Муданге -- явление редкое, потому что у незамужних женщин обычно нет детей, а замужние не подрабатывают, тем более, если у них собственные грудные дети. Так что услуги женщины-кормилицы стоят раз в двадцать больше, чем услуги мужчины-няньки.
-- Взяли, взяли, -- заверяет Азамат. -- Пойдём, всех сама увидишь. Тебе не жарко в диле-то, ма? Лето на дворе, даже у вас на севере не те погоды, чтобы так кутаться.
-- А у меня ничего нарядней нет, -- разводит руками матушка. -- Да нормально, потреплю, жара не холод.
-- Для кого наряжаться-то? -- не отстаёт Азамат. -- Тут нет никого, только мы, кошки и зверьё в лесу.
-- Ну так что ж я, к Императору домой в чём попало пойду? -- возмущается матушка. -- Сам-то в шелках!
Азамат качает головой.
-- Ладно, я потрясён красотой твоего наряда. Сейчас придём, переоденешься.
-- Вот правильно, я тебе всегда говорила: начинай с комплиментов.
Мы с Бойонботом ржём в кулаки, он при этом ярко-розовый.
Ребёнок у нас проветривается на террасе по другую сторону дома, так что Азамат сначала проводит матушку с обзорной экскурсией по дому, неприкрыто хвастаясь, какое у него тут техническое и эстетическое совершенство. Похоже, матушка -- единственный человек, с которым он не скромничает. Она, в свою очередь, так ахает и восторгается, что забывает, зачем приехала. Я решаю, что не надо им мешать и загоняю Бойонбота на кухню.
-- Как твоё зрение? -- спрашиваю.
-- Ой, -- он опять розовеет. -- Вы ещё помните... Вообще всё это время хорошо было, но в последние несколько дней стало похуже. Не знаю, может, я слишком много в экран смотрю...
-- Да нет, просто уже срок истёк у линз. Надо или менять или оперировать. Ты на Гарнет не собираешься в ближайшее время?
-- Собираюсь, а как же! Я ведь вместе с Алтонгирелом прилетел, мы опять на одном корабле работаем. А завтра улетим снова.
-- Тогда давай я тебе направление напишу и контакты клиники дам, а ты там возьми отпуск и подлечись. А то если сейчас новые линзы приклеить, ещё полгода ждать придётся, пока растворятся.
Пока я вожусь с распечатыванием, Бойонбот глазеет по сторонам, щурясь, чтобы рассмотреть всякие красивости Азаматовой работы.
-- Ой, что это? -- внезапно дёргается он.
-- Где?
-- Как будто зверёк какой-то промелькнул, вон там, под столом.
-- У меня три кошки.
-- Рыжих?
-- Нет, чёрных...
Я заглядываю за стол, но ничего там не нахожу. Ползать на четвереньках под мебелью я пока не готова.
-- Ладно, -- отмахиваюсь. -- Как забежало, так и выбежит.
Отдаю ему бумажки и двигаюсь на террасу.
-- Чего-то вы долго гостей встречаете, -- Тирбиш скучает на перилах по соседству с кроваткой, в которой детёныш спит без задних ног.
-- Азамат повёл матушку дом показывать, а он большой, -- говорю. -- Ты тут никаких зверей не впускал?
-- Не-ет, -- удивляется Тирбиш. -- А что, завелись?
-- Да вон Бойонботу кто-то под столом примерещился.
Бойонбот сконфуженно пятится и натыкается на дверь, которую как раз открывает Азамат с той стороны.
-- Ну вот, ма, -- тоном экскурсовода говорит он, -- а тут у нас терраса, все тут и собрались.
-- Ой красота-а... -- вздыхает матушка, окидывая взглядом наш шикарный вид на Дол. -- Вот это дворец, я понимаю... Ой, Лиза, а какой у тебя там гобелен висит! Вроде и сделан просто, а такой выразительный! И не побоялась самого Ирлик-хона выткать.
