Евгений Алехин - Третья штанина

И я рассказал эту печальную историю еще двоим знакомым. Меня жалели. Потом удалось как-то слезть с карусели бреда.

Потом я сидел дома за компьютером, когда, вернувшись с работы, ко мне в комнату зашел отец. Он сказал:

– Встань.

Я встал. Он брезгливо оглядел меня. На самом деле я уже успел помыться, но он смотрел на меня так, будто я был весь измазан дерьмом, и даже вроде сморщил нос, почуяв запах этого дерьма. Естественно, я так и не подстригся. Он хотел что-то сказать, но не нашел нужных слов и через несколько секунд вышел.

Ночью я долго ворочался в поисках спасения своего рассудка. Не мог понять, как я умудрился выдумать и рассказать Вике всю эту чушь и зачем так приятно быть жалким. Отвращение к себе и чувство вины. Самое страшное в похмелье – чувство вины, которое может свести с ума. А это всего лишь один из симптомов похмелья. Я знаю, что это надо просто перетерпеть, но это знание никак не работает. Заперли в делириуме. Я встал с кровати, все бесполезно, включил компьютер, пытался почитать с монитора. Очень хотелось в туалет, но страшно было идти в темный коридор. Мне просто было страшно одному. И еще я вдруг вспомнил фрагмент фильма ужасов, увиденный у Вики. Я боялся синих японцев-зомби, по-настоящему боялся их, был уверен, что, если я выйду из комнаты, они меня будут убивать в темноте коридора всеми мучительными способами. Я долго терпел, потом вытащил из-под кровати пустую бутылку из-под минералки. Помочился в бутылку. Как-то удалось добраться до утра. Как-то удалось добраться до института.

Басалаев сказал:

– У вас осталось два предупреждения.

– Понятно, – ответил я.

– Может, мне еще не поздно взять кого-то другого на ваше место?

– У меня осталось два предупреждения.

– Я бы посоветовал вам растянуть их на весь семестр. Есть люди, которые поступают к нам по нескольку раз.

– Мне хватит двух предупреждений на весь семестр, – говорю, – этого больше не повторится.

Идите от центра. Расслабьтесь. И вы поймете, что к чему. Этюды и упражнения. После занятий мы выпивали по бутылке или по две бутылки пива с моим одногруппником Женей Лахановым и ехали по домам.

Ничего не ломалось. Все мои делирии поселялись в углах моей и без того тесной комнаты, и я уже не знал, как от них отбиваться. Нужно было уезжать отсюда, жить в чужом городе без гроша в кармане, чтобы впустить в себя целый мир. Саша Кулаков пообещал подарить мне печатную машинку. Только для этого ему нужно было сходить в гараж.

К собственному удивлению, в последующие два месяца я стал довольно неплохо учиться. Зато с Викой ничего у нас не вышло. Я-то думал, как только она заселится в общагу, попадет в мои лапы безвозвратно. Да, скоро Вика переехала в общагу, ведь мы так часто задерживались допоздна в институте, и ей было гораздо удобнее жить в общаге, коль уж была такая возможность. И я даже пытался забраться к ней ночью на второй этаж по трубе. Я тогда тоже хорошенько выпил после двухнедельного перерыва, и все признаки цивилизованности, приобретенные мной за две недели, моментально исчезли. Полез к Вике по водосточной трубе, и говорят, что я уже почти добрался до цели, даже ухватился за подоконник, но потом вместе с трубой улетел вниз. Вика с соседкой по комнате звали меня, я же какое-то время валялся без сознания и с оторванной трубой в объятиях. Потом пришел в себя (с того момента, как очнулся, я уже сам помню события), и они даже немного разочаровались, что со мной ничего не случилось. Я же долго говорил Вике снизу о своих намерениях быть ее рыцарем и о том, что она должна придумать способ забрать меня к себе. Но она сказала, что собирается спать, а мне следует пойти домой или уж куда я там пойду, и закрыла окно, хотя я просил этого не делать и звал ее; вот такое предательство. После этого я решил, что наши отношения закончились. А потом до кучи увидел Вику с третьекурсником, уступавшим мне по всем параметрам, и решил вовсе больше о ней не думать.

Было немного больно осознавать, что, по сути, я всего лишь неудачник, раз не могу добиться желаемого. Бывало, я даже думал, что мне никогда не найти девушку. Единственная, с которой я встречался по-настоящему, давно бросила меня. И мне очень хотелось, чтобы у меня снова были отношения. Два случайных секса весной, четыре за лето и один за осень. И ни одна из девушек, с которыми я занимался любовью, даже отдаленно не напоминала девушку мечты, во всяком случае, девушку моей мечты. Да и от того, чтобы называться «занятиями любовью», эти акты тоже были далеки.

Всего только один секс за текущий год – когда я и девушка были трезвы.

Еще весной, да.

Я хорошо помнил тот вечер. С одной стороны, я жалел, что не стал после встречаться с Оленькой, а с другой – меня что-то от нее оттолкнуло. Она сама предложила мне секс. Что уже было непривычно. Я пару раз говорил с ней по телефону, и вот она мне сказала, что согласна со мной этим заниматься. Я дождался, когда дома никого не будет: у нее тоже были проблемы с «где», и первым освободилось мое помещение. Оленька приехала ко мне. У нас было полтора часа до приезда родителей и моего младшего брата. Я завел ее к себе в комнату, быстро раздел и поцеловал в губы. Не стал целовать ее между ног или хотя бы грудь, а почти сразу разделся сам. И собрался воткнуть член, но тут она вдруг меня прервала.

– Что такое? – спросил я.

Решил, что она заставит меня надевать презерватив. А я не хотел этого. Вдруг я испытал раздражение. Такое глупое раздражение. Что, типа, вот, я тут главный, но я не хочу натягивать презерватив. Не хочу сейчас, такой мой каприз, хоть я и не противник презиков. Просто мне хотелось зачем-то думать, что она тут ничего не решает. Странно, что я, когда воспроизводил в голове этот случай, удивился своему этому раздражению и не смог хорошо его понять.

Но Оленька достала не презервативы, а упаковку таблеток с дыркой посередине.

– Что это?

– Это фарматекс, – сказала она.

И дала таблетку мне. Неужели я должен это съесть, тупая мысль – но я не смог нащупать никакой другой догадки.

– И что? – спросил я в недоумении.

Она направила мою руку, чтобы я установил таблетку там, где ей место. Я слегка смутился от своей оплошности. Оленька велела ждать восемь минут, пока таблетка растворится в ней, а пока стала целоваться со мной. А я мысленно считал минуты, испытывая апатию ко всему. И я смотрел на все это, как со стороны, но член и без меня сработал, попал куда надо и уткнулся раньше времени. Короткая, подумал я. Одно мимолетное удивление. Короткая, и поехали.

«Короткая», – эта странная мысль прозвучала, как закадровый голос, поясняющий происходящее в мультипликационной сказке. Я был глупым нарисованным персонажем, и голос бабушки объяснил мне, что просто она короткая, и я тут же это принял и пошел по мультяшным своим простым делам. Все получалось технично. Но я не мог справиться с чувством собственной отстраненности. Что-то было не так, технически выглядело очень неплохо, но внутреннее не соответствовало внешнему. Я просто наблюдал, просто смотрел и прикидывал, что где-то треть члена работает вхолостую, что девушке со мной, похоже, хорошо, а мне – никак. Мы бы успели еще раз, и Оленька этого хотела, сто процентов, но я тупо дождался, пока она стала собираться.

И потом она ушла. А я остался.

Но вспоминал о ней и жалел, что не впустил Оленьку в себя. Но теперь уже поздно, да и как бы я это сделал? Она сделала это – а я нет, не знаю, почему так вышло. У нее появился парень, неважно.

И потом были еще несколько случаев, но я был пьян. А это не идет в зачет.

Теперь я отказался от Вики; нет, конечно, скорее это она отказалась от меня. И ладно – к тому моменту мне уже начинала нравиться Васильева, тоже девочка с моей группы. У маленькой Васильевой были большие умные широко посаженные глаза.

Но вся штука была в том, как она могла ради прикола сесть ко мне на колени и подышать в ухо «ежиком». Быстро-быстро в мое ухо, дышать сквозь зубы, с приятным щекочущим звуком, действительно, ежики, думаю, издают похожий звук, когда дышат. Только Васильева делала это так, что вибрации проходили от уха до нёба, потом до сердца, затем до желудка, до простаты и до ануса и уходили в пятки. Я разделялся на две части тогда: с одной стороны, был настоящим большим человеком, у которого сидит на коленях Васильева и дышит ему в ухо, с другой стороны, я – маленький игрушечный человечек – летел на парашюте по волнам вибраций, создаваемых Васильевой внутри у самого себя, только большого.

– Перестань, – тут же говорил я, слишком это было волнительно, – я не могу терпеть такое! Я же мальчик, а ты девочка!

А она на это отвечала:

– Странный человек. Не может терпеть, когда ему делают ежика в ухо.

Я решился дать ей почитать свои стихи и рассказы, и они пришлись ей по душе.

Васильева показывала интересные этюды. И вообще довольно органично смотрелась на сцене. Видимо, таких людей и называют талантливыми. Плюс у Васильевой был дар ежика, тут Вика, как говорится, и рядом не валялась.