Игорь Ушаков - Семейная сага
После работы он действительно ждал меня с двумя мотоциклетными шлемами в правой руке. Мне ничего не оставалось делать, как пойти с ним, хотя я предупредила, что мне через час самое позднее надо быть дома, так как из школы приходит сын, надо его накормить и проследить, чтобы он сделал все уроки. "Замётано!" сказал Аркадий и усадил меня на заднее сиденье. Езда на мотоцикле мне даже понравилась: задыхаешься, как от волнения, когда тебе в лицо бьет тугая струя встречного воздуха, на поворотах никак не можешь совладать с собой и все время отклоняешься в сторону противоположную повороту… Словом, эта поездка мне впрыснула в кровь некоторый адреналин!
Мы стали кататься с Аркадием чуть ли не каждый день. Потом он "приручил" и Олега, хотя его он сажал перед собой, чтобы была надежная страховка.
Если не говорить о некоторых полублатных полупровинциальных выраженьицах типа "замётано" и "а як
же!", то Аркадий оказался интересным парнем, который любил музыку, даже классическую, много читал, с ним было интересно поговорить. Он зачастил ко мне домой. Когда Олег засыпал в своем малюсеньком "пенальчике", мы осторожненько закрывали дверь и сидели попивали чаи да вели светские беседы. Понятно, что если молодая женщина и молодой мужчина — а Аркадий был на три года моложе меня
— по вечерам пьют чай одни в комнате и ведут светские беседы, это всегда завершается одним и тем же…
Аркадий мне нравился, он всем был хорош: аккуратный, чистюля, внимательный, мне во всем помогал, золотые руки. Да и любовник он был неплохой, хотя каких-то чувств особых у меня к нему не было.
Все было хорошо. Меня такие отношения устраивали: приходящий муж, он же слесарь, он же столяр, он же собеседник…
Но вот однажды он пришел из институтского общежития, в котором жил, с огромным рюкзаком и вешалкой, на которой были рубашки да пиджак и сказал мне совершенно серьезно: "Маша, мы с тобой уже несколько месяцев живем, как муж и жена, пора расписываться". Мои возражения на него не произвели никакого впечатления: он вывалил содержимое рюкзака посреди комнаты и спросил, куда он может повестить свои рубашки.
Вскоре мы расписались. Так началась наша совместная жизнь. Но на этом все не кончилось: перед самой моей поездкой в Талин на конференцию, Аркадий заявил, как всегда тоном, не терпящим возражений, что хочет иметь от меня ребенка. Я стала объяснять, что мне хватает моего сына, но этот "эгоистический" аргумент не сработал.
Я решила, что в конце концов, если с ним жить, то он прав. Хочу ли я с ним жить? Не знаю, человек он хороший, а сильные эмоции и азарт искать себе спутника жизни у меня уже прошли. С другой стороны, и для себя надо бы последнего ребенка, потом уж будет поздно: и рожать трудно да и сил моральных на воспитание уже может не хватить. Я согласилась, сказав, что беру отсрочку только на конференцию в Талин…
А в Талине все и произошло, чего я сначала долго ожидала, а потом стала немного бояться: я встретила того человека, которого смутно видела в своих грёзах. Это был Михаил Макаров, известный специалист в нашей общей с ним области и еще более известный жуир: про него ходили буквально легенды, как про Дона Жуана. Мне он показался тоже интересным, но как раз образ Дона Жуана к нему как-то не приклеивался: был он деликатным, ненавязчивым, немножко грустно-усталым. Хотя, возможно, это было просто следованием модели поведения мужчины, сформулированного Пушкиным: "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей". Не знаю, я с подобными типами мужчин пока не встречалась: большинство мужиков — самоуверенные бахвалы и трепачи.
Говорили, что Михаил то ли в разводе: то ли он ушел от жены или она от него ушла. В один из вечеров после моего доклада на его секции я потеряла голову, и произошло то, что и должно было в такой ситуации произойти. Когда мы расставались, я дала ему адрес моей подружки Ларисы: если захочется что-нибудь мне написать, то это надежный почтовый ящик!
И вот сегодня мне позвонила Лариска и сказала заговорщицким голосом, как будто нас кто на линии подслушивает: "Тебе из оргкомитета конференции пришло письмо. Зайдешь прочитать, или мне можно его выбросить?"
Я конечно, тут же примчалась. В конверте оказалось только небольшое стихотворение.
Лариса вся исходила от любопытства и спросила можно ли ей прочитать стихотворение. Я ответила ей, что, конечно, можно, более того, я хочу письма Михаила хранить у нее: не хочу, чтобы на них случайно или неслучайно наткнулся Аркадий. Еще я ей принесла на хранение и стихотворение о Талине.
Лариска почти с завистью мне сказала: "Счастливая ты,
Машка! Тебе такие стихи пишут!"
А мне стало немного грустно, что кроме стихотворения в конверте не было ничего, даже малюсенькой записочки. Я вспомнила, что давая Михаилу адрес, я сказала, что он может
присылать мне стихи. Неужели он понял меня настолько буквально?
Михаил мне очень понравился… Даже больше, чем просто понравился. Я почувствовала, что пришло то, чего я так долго ждала… Дождалась, называется! Что из того? Я ведь у него просто еще одна экзотическая бабочка в его энтомологической коллекции! Ничего серьезного: ну, встретились, ну, переспали…
Но образ его не дает мне покоя, хотя и понимаю, что надо смириться с реальностью: ничего серьезного между нами быть не может…
Михаил. 1953, 10 ноября
Уже больше двух месяцев я пишу письма Марии. Мне
это жизненно необходимо. Мне нужно о ком-то мечтать, кого-то хотя бы вот так "заочно" любить. Мария запала мне в сердце, я начал о ней мечтать: мне кажется, что это последний шанс в моей жизни…
Собственно я пишу ей не письма, а просто посылаю новые стихи. Старые стихи я ей не посылаю: у меня слишком много есть того, что хочется сказать непосредственно ей… Стихов я стал писать столько, сколько никогда еще не писал. Мария, как я и ожидал мне не отвечает. Но я ее понимаю: для письма нужны время, подходящая обстановка и соответствующее настроение… А у меня этого добра предостаточно!
Глаза русалочьи твои ли, Иль голос тихий и манящий, Мне сердце будто раздвоили И заставляют биться чаще.
Я рад, что жизнь судьбу плетя,
Вела меня такой дорогой, Что встретил я в пути тебя — Такою страстной недотрогой…
Павел. 1953, 20 декабря
Все складывается в моей жизни, казалось бы, так, как я
и мечтал когда-то: женат на Катерине, у нас растет сын, на работе все нормально… Вот с Сергеем никак не налаживается: мне все время, когда я на него смотрю, мерещится, что это Михаил смотрит на меня с укором… А Сергей действительно похож на отца.
Но хоть все вроде бы и хорошо, а вот мучает какое-то подспудное ощущение несвершенности чего-то. Может, из-за того, что мне уже тридцать пять, а я только начал нормальную жизнь? А может, оттого что почти восемнадцать лет вел эту тайную греховную жизнь с Катериной и от этого психологически сломался?
Теперь она моя законная жена, каждый вечер ложимся в постель без страха, что кто-то войдет, кто-то увидит, кто-то услышит… А вот ощущение восторга и радости пропало! Оно правда, пропало уже давно, тогда, когда Елена Степановна
"застукала" нас… Когда это было? Давно… Кажется, что в декабре сорок шестого.
Катя продолжает от меня требовать прежней страстности, прежнего огня, а я не могу: перегорел, наверное. Может, все это потому, что я так и не жил все прежние годы своей жизнью, все было лишь ожиданием непонятного смутного "завтра". Все это время я был продолжением Катиного чувства ко мне. А наверное, каждый человек должен прожить свою жизнь самостоятельно, а не идти за хозяином, как лошадь на поводу… А сколько раз я вспоминал Олю! И иногда даже вкрадывались крамольные мысли: не Катя ли написала ей что-нибудь оскорбительное, что та так резко вдруг перестала писать мне? Ну, да теперь это быльем поросло… У Кати не спросишь, да и что бы она ни сказала, всё будет плохо: скажет, что она действительно что-то сделала, я стану ее по-тихому ненавидеть, а скажет, что ничего не делала, я не поверю… Так что ничего и не остается, кроме как
"молчать в тряпочку".
Да и вообще, о чем я думаю? Ведь я стольким Кате обязан! Она меня и в Москву вытащила, и сына ради меня родила. Да что там: она из-за меня свою семью разбила. Я же
понимаю, как страдает Михаил… И вижу, как тяжело Сереже:
я ему, конечно, никогда не смогу заменить отца!
Ну, что поделать… Надо жить. А счастье? Наверное я уже исчерпал свой жизненный лимит: слишком рано начал! Да и не так начал.
Катерина. 1954, 11 января
Вот я и добилась, чего хотeла, к чему стремилась…
Даже мама, по-моему, успокоилась. Сережу я, вроде бы, тоже убедила, что нам с ним жить лучше с Павлом, чем без него. Да и к братишке своему он очень тепло относится, я даже не ожидала, думала, будет обычная ревность к младшему. Ну, да Сережа уже совсем взрослый парень, он все понимает! Ведь между ними разница почти восемнадцать лет — Павлик ему в сыновья годится!
