Джеймс Олдридж - Горы и оружие
— И вот так поставлен крест на великой парижской революции, — сказал Эндрью.
Они пошли обратно на Левый берег, а за спиной голлисты выкрикивали: «Liberte, liberte, liberte!» И на этом расставался Мак-Грегор с Францией, и ему стало грустно, когда высокие, пегие от кислоты деревянные ворота захлопнулись, отгородив собой Париж.
Он очень удивился, увидев в кабинете тетю Джосс, занятую разговором с Кэти и Мозелем. Точно пришло наконец время обрести телесность этому застенному тоненькому голосу. Будто и не заметив Мак-Грегора, тетя Джосс поцеловала Эндрью в щеку, затем в губы, и Ги Мозель воскликнул со смехом:
— А отца так и не поцелуете?
— Я его не понимаю, — гордо выпрямилась тетя Джосс. — Он меня пугает...
— Мак-Грегор пугает? Боже правый!
— Эндрью, принеси мои сабо, — сказала тетя Джосс. — Я выйду прогуляюсь.
Выходя из дому, тетя Джосс обувала бретонские сабо и обильно умащала лицо и ноги лосьоном от комаров и от свежего воздуха, так что сабо были сплошь в пятнах лосьона. Тетя Джосс направилась к дверям, и Мак-Грегор, которого она так и не подарила ни словом, ни взглядом, встал почтительно вместе с Мозелем; слышно было, как в холле она говорит Эндрью:
— Проводи, голубчик, — не дай бог, оступлюсь еще.
— Для тети Джосс это прямо предел тактичности, — небрежно заметила Кэти, ни к кому в особенности не обращаясь; но у Мак-Грегора осталось чувство, что до него они втроем плели здесь какой-то семейный заговор.
— Мы почти весь день оформляли покупку виллы, — любезно сообщил Мозель, и Мак-Грегору ничего не осталось, как настроиться тоже на любезный тон (ну, что поделаешь с Мозелем). — Мы, собственно, разыскивали вас. По французским законам для оформления требуется муж.
— Я ходил с Эндрью на Правый берег поглядеть на демонстрацию голлистов, — сказал Мак-Грегор.
— Голлистские демонстрации — недурной образчик малограмотности, — заметил Ги. — Мы заглянули в «Купол» подкрепиться, — продолжал он, — и видели там вас с Эндрью. Но к тому времени нужда в вас уже отпала, а вдвоем вы составляли такой милый тет-а-тет, что мы решили не нарушать его.
Мак-Грегора подмывало дать отпор этому странному, неуловимому какому-то захвату его семейных прав и обязанностей, но он понимал, что сейчас не время.
— Ах, да скажите ему, Ги, — нетерпеливо проговорила Кэти.
Мак-Грегор похолодел от предчувствия. Кэти от него уходит, и Мозель сообщит сейчас об этом с обычным своим деловитым шармом и здравым смыслом — в порядке, так сказать, простого честного обмена информацией между двумя порядочными людьми.
— Я слышал, вы завтра едете в Тегеран, — с улыбочкой начал Мозель, словно решив попутно внести и сюда ясность.
— Да.
— Так ли уж необходима поездка? Так ли важна?
— Надо там привести кое-что в порядок, — сказал Мак-Грегор.
— Вы совершаете ошибку, — сказал Мозель. — Поверьте мне...
— Но почему же?
— Потому что воспрепятствовать ильхану в получении оружия вы не сможете, а лишь ухудшите свои отношения со всеми.
— Ну нет, не со всеми.
— Даже курды вас не поблагодарят при данной ситуации. Вы не можете не знать, что иранцы не потерпят ваших действий там. И американцы не потерпят, и англичане, и французы, не говоря уже о турках. Чего же вы добьетесь своей поездкой?
— Не знаю, — сказал Мак-Грегор. — Знаю лишь, что нельзя позволить такого беспардонного постороннего вмешательства.
— Но вам угрожает опасность, — продолжал Мозель не слушая. — Вы должны задуматься над тем, чем грозит вам сейчас возвращение туда.
— Опасность мне и раньше угрожала, — сказал Мак-Грегор. — Не над чем особенно задумываться.
— Это глупость и ложь! — рассерженно сказала Кэти, обращаясь уже прямо к Мак-Грегору.
Мак-Грегор все пристальней глядел на Кэти: неужели она сама попросила Мозеля прийти отговорить его от поездки? Невероятно — однако факт! И факт неожиданно радостный.
— Благодарю за беспокойство обо мне, — сказал он Мозелю. — Но вы, видимо, не понимаете, чем чревато для курдов такое вмешательство.
— Допустим, что не понимаю. Но тревогу Кэти я понимаю. И прошу вас подумать прежде хорошенько. — (Это снова прозвучало так, словно он, Мак-Грегор, не муж, а всего лишь друг дома.) — Ваша фантастическая затея лишена всякого шанса на успех.
— Какая затея?
— По словам Кэти, вы намерены устроить засаду, подстеречь грузовики где-то на иранской границе.
— Как у тебя язык повернулся, Кэти? От кого ты это слышала? — вскинулся пораженный Мак-Грегор.
— От тебя, — ответила Кэти. — Ты мне сказал вполне достаточно. Об остальном сама догадалась.
— И ты должна была выболтать?
Неожиданная радость, которую доставила ему Кэти минуту назад, испарилась. Слишком далеко зашло ее слепое доверие к Мозелю.
— Успокойтесь, — произнес примирительно Мозель. — Я умею хранить то, что доверяет мне Кэти. Но ведь это правда, Мак-Грегор?
Мак-Грегор мрачно молчал.
— Учтите, — мягко продолжал Мозель, — американцы держат на базе Бустан в Турции два десятка вертолетов, совершающих облеты всех горных дорог. Американцы не информировали иранцев о том, что происходит с этим оружием, но турки-то знают. И турки будут бдительно следить. У вас ни малейшего шанса, Мак-Грегор. Неужели вы не видите, что дело это теперь гиблое?
— Оно и прежде было гиблое, — сказала Кэти. — С самого начала. Но ты упорно закрывал глаза на правду.
— Так или иначе, — сказал Мозель, — но неминуемость трагического финала для меня очевидна. Она бросается в глаза.
— Да и к тому же, — вырвалось сердито у Кэти, — ты им не нужен. Поздно теперь ехать туда со своими советами или с чем иным.
— Я не с советами. Я еду сообщить им о случившемся — и предостеречь.
Мозель встал с кресла.
— Не делайте этого, Мак-Грегор, — сказал он. — Не ездите пока, держитесь в стороне от Курдистана. Подальше держитесь.
— У них там уже приготовлена тебе встреча, — сказала Кэти. — Неужели предупреждения Ги надо еще тебе разжевывать?
— Нет, пожалуй, не надо.
— Вот и держитесь в стороне, — жестко сказал Ги, но тут же улыбнулся дружески. — Хотя бы ненадолго, Мак-Грегор.
Мак-Грегор не ответил, и Мозель пожал плечами. Подал руку, прощаясь, и пошел к выходу в сопровождении Кэти.
— Я не могу их теперь покинуть, — сказал Мак-Грегор вслед Мозелю. — Это невозможно.
Мозель хотел было что-то ответить, но Кэти коснулась его локтя:
— Ради бога, не тратьте сил и слов попусту. Все равно он не послушает.
— Сожалею, Мак-Грегор, — сказал Мозель. — Я пытался — ради Кэти. Думал, вы поймете.
— Что поделать... — сказал Мак-Грегор.
Когда Кэти вернулась, она не плакала, хотя глаза подозрительно блестели. Она держалась холодно, зловеще-рассудительно.
— Раз так, то я уже тут бессильна, — сказала Кэти. — Можешь делать что хочешь и можешь уходить совсем. Как с женой ты со мной сейчас прощаешься.
Он не отвечал.
— Не веришь мне?
«Не верю», — покачал он головой.
— И что я изменила, не веришь?
Он опять покачал головой.
— Уходи, — сказала она. — И все, и не возвращайся.
— Ох, Кэти, — сказал он. — Не хочу я ехать туда. В самом деле я с этим покончил. Но снова повторяю — осталось одно-единственное, что я должен еще сделать. Должен.
— Должен — так делай, — сказала она. — Но уходи. Говорить с тобой бесполезно. Ты поймешь, только когда вернешься. Тогда ты осознаешь...
— Зачем ты так? — с укором сказал он.
Она поглядела — точно издалека, точно он исчезал уже за горизонтом.
— Уходи и все, — сказала она твердо. — Уходи.
Он протянул к ней руку ласковым жестом.
— Не тронь, — резко сказала Кэти. — Думаешь, пойду на поводу, как глупая и покорная жена. Ни за что! — И, подымаясь по лестнице, она громко повторяла: — Ни за что! Ни за что! Ни за что!
Часть V
Глава тридцать седьмая
Снег на горах уже сошел; русла речек, искрасна-серыми жилками бегущих обычно по восточным склонам Даланпара, были этой весной сухи. Казалось, теперь не конец мая, а середина лета. Но Мак-Грегор знал, что на той стороне хребта картина иная. Указав на два длинных кряжа, именуемых по-курдски Кар и Кари (что в сочетании значит «нарядные»), он сказал Тахе:
— Здесь-то сухо, но вот увидишь: та, западная сторона вся в цветах.
— А почему так?
— На этих сланцевых склонах при раннем снеготаянье вода стекает по западному боку, а восточный остается сухим и голым.
Не видно было ни больших альпийских маков, ни астрагала, ни чуфы, ни первоцвета, ни похожих на дикие орхидеи цветов паразитической филипии. Но Таху цветы не заботили.
— Мы потратим еще два дня на переход хребта, — сказал он недовольно, — а зачем нам это, не знаю.
— За нами следят отовсюду, — сказал Мак-Грегор. — Надо двигаться как можно незаметней.
— Но, дядя Айвор, — возразил Таха, — мне ведь идти дальше, чем вам, и нужно спешить. Почему б не сойти на дорогу, не взять прямо через керкийские и заргайские деревни?
