Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2010)
Штейн зачеркнул последний нуль, химеры исчезли, туман рассеялся…
— “Vis Vitalis Introvertalis”! — он воскликнул, указывая на доску. (Что на языке истинной науки означает — “Жизненная Сила в нас!” )
Самое важное…
Как мне убедить себя, что мальчик, которого отец в 44-м водил к старому дубу на краю парка Кадриорг в Таллине, и сегодняшняя обезьяна старая — неразрывно связаны одним процессом...
Рассматриваешь старые фотокарточки — это я?.. Невероятно!..
Как прочувствовать единство сегодняшнего в утреннем зеркале старика — и того мальчика… Разумными соображениями… не получается. Ощущения единства, цельности собственной истории — нет как нет. Разумом доказать существование пытался Декарт — “мыслю — следовательно, существую”. Дудки, можно не мыслить и при этом оставаться цельной личностью, живым существом с неразрывной историей, пусть как морковка глупым.
Доказать себе единство с прошлым “я” — еще сложней!
Но есть механизм, объединяющий воедино все личные времена и события, и разум тут ни при чем. “Самоидентификация”.
Крошечный сигнальчик бегает по кругу наших старинных ассоциаций… Касается “столбиков полосатых”, сигнальных значков, основных образов, запечатленных в мозгу. Их у нас сотни две-три за всю жизнь: ощущения, переживания, сцены, лица… Для этих значков времени нет, все главное на одинаковом расстоянии и обегается словно лучиком света — ежедневно, ежечасно, ежеминутно… и наверняка ночью тоже, особенно важно, что ночью, когда разум спит…
Эта матрица основных ощущений и образов не подводит никогда, даже если разум бессилен. Их, может, побольше — несколько сот или тысяч, но все равно малое число — основных, и большинство внедряется с детства, больше половины образуется до 5 — 7 лет. Мы все время, день и ночь, благодаря этим касаниям убеждаем себя: “Это я был, тот самый, что в данный момент, сейчас перед зеркалом стою…”
Если чужое оказывается в “круге самоидентификации”, то есть принадлежащее другому становится частью нашей личности — это врастание.
Из него вырастает все лучшее — любовь, сочувствие, самоотверженность с самопожертвованием и многое другое.
О смысле творчества…
Мыслю — следовательно, существую, сказал философ.
То же самое относится к механизму творчества: оно — условие существования цельной личности. Вечное обегание тех самых “столбиков полосатых”, далеких ассоциаций — главных ощущений и образов, которые постоянно с нами от начала сознания и до последнего момента.
Если этой энергии или активности столько, сколько нужно для внутренней работы, уравновешенная цельная личность не захочет писать картинку или стих.
А творческий человек — он с гипертрофированной функцией далеких ассоциаций, причины сложные и разные, одна из них — страх перед распадом личности, опасение за цельность. Избыток вырывается в окружающий мир — этот тип начинает рисовать, писать картинки, сочинять музыку, определенным образом складывать слова…
Таким образом, творчество, искусство — не “отражение жизни”, а в первую очередь побочный продукт важнейшего внутреннего процесса, который происходит в каждом из нас. Чувственные модели в себе создают все, или, вернее, они сами создаются, а вот избыточность не у всех, и, как любая внутренняя несогласованность, причиняет массу беспокойств. Чтобы сохранить внутреннее равновесие, необходимо отбросить от себя избыточные образы — картины, рисунки, слова… Избавляемся, вынужденный процесс. Такая же необходимость, как рассеяние тепла в пространстве для сохранения постоянной температуры тела.
Эти выплески важны, они гармонизируют внутренний мир, а возможные взаимодействия родственных миров облегчают одиночество, на которое творческая личность обречена.
Идет время, жизнь стремится к равновесию со всем прочим миром. По мере приближения к нему истощается избыточность всех механизмов жизни, и этого — тоже.
Происходит затухание творчества: необходимость “отбрасывания” исчезает.
О цельности…
Любые изображения, будь то живопись, графика, фотография… техника, жанры значения не имеют, так же как время, культура, традиции, — устроены одинаково.
Речь о цельности, а не о прочих, более мелких свойствах. Выше цельности нет ничего, если не цельно — то и не выразительно. Дело в физиологии нашего зрения, которая не изменилась за многие тысячи лет и несильно отличается даже от фасеточного зрения насекомого.
Собрать образ воедино необходимо и для лягушки, сбивающей муху на лету своим липучим языком, и для нас. Отсюда простые свойства, обязательные для любого изображения. Не может картинка без огромного ущерба для ее восприятия состоять более чем из двух, максимум трех больших частей. Внутри них могут быть сотни фигур, как у Босха, например, или у Брейгеля, но от основных частей никуда не денешься. Можно свести изображение к одной части, как сделал Малевич в своей идеологической картинке (черный квадрат), но при этом выразительность уходит из сферы изобразительного искусства в другую область, так что упрощение тоже имеет свой предел. Вход в пещеру
и выход из нее — главное темное пятно и светлое пятно остаются обязательными и для нас, вышедших из пещер давным-давно.
О компо-инстинкте…
Главное врожденное чувство художника — композиционный инстинкт.
Несколько более простых ощущений сродни этому чувству композиционной точности, например ощущение положения тела в поле силы тяжести.
Компо-инстинкт зависит от времени года, погоды, нервов — бываешь иногда предельно точен, иногда отчаянно туп. Но пределы у каждого в этом инстинкте заданы, наверное, генетически, сильно раздвинуть не удается. Проявления разные, например беспокойство, недостаток воздуха, ощущение неустойчивости, неравновесия тела, когда смотришь на картинку, которая не устроена “как надо”…
Конечно, много приемов предлагает обучение, но выучкой достигается лишь банальное равновесие.
Три вершины в этом инстинкте — Рембрандт, Рубенс и Эль Греко, они делали вещи, которые сознательному мастерству недостижимы. Всему остальному можно научиться или научить. А с этим… ничего не поделать, есть — есть, нет — нет... Корни в глубине психофизического устройства, в инстинктивном отношении к равновесию тела в пространстве, к звучащим внутренним ритмам... Вовсе не преимущество, иногда — болезненное состояние. Не зависит от образования-воспитания, иногда сильно у простых, необразованных людей...
Если нет физиологического влечения к изображениям, композиционный инстинкт все равно проявится, не в искусстве, так в жизни.
Свободен — кто?..
Не верю в предначертанный от начала до конца путь — нет судьбы, есть случайные обстоятельства — и наши ответы на них.
Все, что не зависит от нас, — случайность, Случай, хотя свои причины имеет. А вот ответы наши куда более предсказуемы, чем вопросы, задаваемые нам. Шаги и ступени, вопросы и ответы, из них складывается жизнь. На каждом шагу — вопрос, и отвечаешь. Вопросы зависят от многих обстоятельств, часто они временные, неглубокие, иногда страшные, значительные… как придется, в какое место и время нас подсунет Случай. А ответы зависят от того, каков ты есть. Каков ты есть, таков ответ. Если искренне, честно поступать, ответ один. Вопрос может быть случаен, ответ — закономерен, если, конечно, серьезное отношение к жизни, искренность, а не игра.
Выходит, если честен, то в ответах не свободен. Свободен только подлец, мошенник, лжец.
Вот и получается жизнь, процесс — неслучайные ответы на случайные обстоятельства. Если вы “в русле жизни”, то есть готовы подчиниться обстоятельствам, то вопросы к вам более-менее стандартны, тогда имеем понятный вопрос — такой же ответ. Жизнь в колее. Вылезти из нее сложно, только одно занятие позволяет — творчество.
Две вещи в жизни интересны: серьезные отношения между всеми живыми существами и творчество.
Остальное не стоит и ломаного гроша.
Беги к себе…
Много симпатичных натюрмортов с красивыми предметами в прекрасном интерьере. Но предпочитаю грязные углы и старые, заброшенные, забытые всеми или никогда не бывшие нужными вещи, многое из того, что пренебрежительно называют хламом или мусором. Для художника не бывает мусора, важно, чтобы пятна были убедительны, а изображение выразительно, не важно, отражение ли это в луже, трещины на стенах, сухие листья, старые вещи, осколки и обломки… Натюрморты люблю компоновать в местах, знакомых и интересных мне, — в старых домах, на лестницах, среди житейского хлама, — важно, чтобы окружение соответствовало вещам. Часто использую свою живопись, ее фрагменты, но не как фон, задние планы, а как составную часть натюрморта, так, чтобы живописные изображения находились в гармонии с реальными вещами.
