Бернар Клавель - Плоды зимы
Чтобы не идти через центр города, он пересек ярмарочную площадь, затем свернул на улицу Регар, потом на набережную. Он шел быстрым размеренным шагом, радуясь, что на улицах мало прохожих. Он направлялся на кладбище навестить жену, которую схоронил в начале зимы. Но ему не было грустно. Ведь он шел поклониться ей и сообщить добрую новость.
Прошагав так минут сорок пять, старик вышел на дорогу, которая вела к кладбищу. Одновременно с ним, но только с улицы Пюи-Сале, на эту же дорогу вышла старушка, которую он давно считал умершей. Это была его старая покупательница, той поры, когда он еще держал булочную. Увидя отца, она вроде бы нисколько не удивилась, засеменила с ним рядом и заговорила так, как будто они виделись накануне.
— Стало быть, идете навестить жену.
— Да, — сказал отец. — Зима была долгая. А мне в холода лучше не высовывать носа на улицу.
— Я тоже в зимнюю стужу почти не бываю на кладбище. Правда, я живу неподалеку и потому, едва выглянет солнышко, сразу выбираюсь сюда… Конечно, ненадолго. Только поклонюсь могилкам и тут же домой… Но покойники не в обиде… Они меня хорошо знают. И уверены, что, когда установятся теплые дни, я буду приходить надолго.
— Вы ходите к своему мужу?
Старушка остановилась, уперлась растопыренными пальцами в поясницу, слегка выпрямилась и посмотрела на отца.
— К мужу? Вовсе нет! Он уже сорок два года как помер. И похоронили его в Бурк-ан-Бресе, где он в больнице лежал… У меня не было денег, чтоб заплатить за место на тамошнем кладбище, и его могилку уже давно, должно быть, с землей сровняли. Нет-нет, у меня тут родных никого нет. А вот знакомых — полно.
Они подошли к воротам кладбища, и старушка широким жестом обвела могилы.
— Ваша там наверху, налево, — сказала она.
— Да, над лесенкой, за высокими деревьями.
Они пошли по левой дорожке, которая вела наверх, и оба замедлили шаг.
— Там место хорошее, — снова заговорила старушка. — Совсем не сыро. И чуть не целый день солнце. Тем, кто наверху, куда лучше, чем тем, кто у самого входа. Место более здоровое, и меньше народу ходит взад и вперед.
Она остановилась возле могильного холмика, посыпанного белым гравием, и подняла урну, которую опрокинул ветер.
— Здесь Полина Ришар, — пояснила она. — Та, что луком торговала. Вы ее знали?
— Еще бы, как не знать!
— Хорошая была женщина, простая такая. Тут она, конечно, не в своей компании. В этой части кладбища все больше богачи лежат.
Старушка указала подбородком на пышные памятники из серого и черного мрамора, на склепы с колоннами или со статуями, на ограды из кованого железа. Она остановилась у массивного склепа, который сильно покосился, потому что под ним осела земля.
— Видите, — заметила старушка, — это ничуть не лучше простого могильного камня. В один прекрасный день все эти хитроумные постройки валятся набок. Я часто думаю, разве покойнику лучше лежать под этакой громадой.
Сначала отец был удивлен тем, что она говорит об умерших, как о живых, но скоро привык. Иногда у старушки вырывался тихий смешок, однако и он не казался неуместным здесь, где сейчас царила не столько смерть, сколько жизнь.
Потому что горячее уже солнце пробуждало кладбище к жизни. Серые ящерицы скользили по камням и исчезали в трещинах, мошкара кружилась в лучах солнца, и первые нежно-зеленые почки уже распускались на кустах сирени, посаженной вдоль ограды.
Когда они подошли к деревьям, старушка достала из сумки бумажный кулек с хлебными корками. Она покрошила их между двумя могилами и сказала:
— Я всегда подкармливаю птиц… Они прилетают, а покойникам с ними веселее.
Отец стал подниматься по узкой лесенке из серого камня, и старушка шла за ним. Выйдя на верхнюю дорожку, он направился к могильному холмику с истлевшими цветами.
— А камень-то еще не установили, — заметил он. — Промерзшая земля не осела как следует.
— Да и теперь рано его ставить, воды еще много. Старик присел на краешек соседней могилы, положил руки на набалдашник палки.
— Немного передохну, а потом уберу мусор, — сказал он.
Старушка несколько минут стояла не двигаясь. Она молитвенно сложила руки, ее черная сумка свисала почти до земли. Только губы у нее беззвучно шевелились.
— Вот что, — сказала она наконец, — я пойду, побудьте немного вдвоем. А я пока других навещу.
Она медленно пошла прочь, отец видел, как она подходит к могилам, с минуту стоит возле них, поднимает упавшую урну, выдергивает пучок травы или поправляет покосившееся распятие. Когда старушка скрылась с глаз, он посмотрел на желтую глинистую землю, под которой покоилась мать, и сказал:
— А ведь в этом уголке и вправду хорошо. Самые сильные холода теперь уже позади. — Он помолчал. — Знаешь, у Жюльена родился сын… Да, одни уходят, другие появляются на свет. Так уж устроен мир.
Отец положил свою палку, встал и принялся подбирать истлевшие цветы, которые зима прибила к земле. Он оставил на могиле только два искусственных венка. От Жюльена и от себя.
— Милая ты моя старушка, — снова заговорил он, — очень мне трудно жить без тебя. Вот я и думаю, стоит ли торопиться и класть сейчас могильную плиту… Когда я вижу, как тебе тут покойно…
Он не чувствовал грусти. Он чувствовал себя здесь спокойно, будто у себя дома. Вокруг словно бы сад, и никто уже тебя здесь не побеспокоит, не обидит злым словом. Люди или вовсе сюда не приходят, или приходят как друзья, вроде этой старушки, которая пришла поболтать с покойниками.
Убрав могилу, отец вымыл руки под краном, расположенным чуть дальше на дорожке, потом вернулся за своей палкой и сказал:
— Оказывается, Феликс Рамийон и его жена лежат рядом с тобой. А чуть выше — девица Крето, так что вокруг все твои знакомые.
Кончиком палки он сбил головку одуванчика, пробившегося между двумя комьями земли, потом, дойдя до поперечной дорожки, пробормотал:
— Назад я пойду, пожалуй, по той аллее, так я больше народу повидаю. Да, теперь у меня тут больше знакомых, чем в городе.
70
После этого посещения кладбища отец снова взялся за работу. Теперь он был спокоен, как человек, который идет вперед, твердо зная, что он на верном пути. Гневу уже не нужно было подстегивать его, он чувствовал, что у него достанет сил одному дойти до конца. Вся работа в саду держалась на нем. Зато и работа держала его на этой земле. Так и шли они рядом — он и его работа, поддерживая друг друга, и дни проходили незаметно.
Пробежали две недели, с наступлением тепла ветви деревьев налились соком, из земли потянулась первая травка. Трава всегда растет слишком быстро, но она тем хороша, что побуждает огородника сеять и сажать. Отец прежде всего вскопал грядки позади дома, защищенные от северного ветра и как бы предназначенные самой природой для ранних посадок. Он вскрыл яму с навозом и стал удобрять землю.
В начале третьей недели он уже преодолел усталость, которую всегда порождают первые весенние работы. Он обрел привычный ритм и, хотя теперь все делал один, не без основания считал, что все делается вовремя. Однажды утром обрадовался, увидев, как в сад вошел лесоторговец Пико.
— Хорошо, что я знаю ваш участок, — сказал Пико. — Я было сунулся в калитку, а она заперта.
— Это верно. Я ее больше не открываю. Те, кому я и впрямь нужен, дорогу найдут.
— А вы что, воров боитесь?
Отец замялся. Высморкался, обдумывая тем временем ответ, и сказал:
— Нет. Но замок заедает. А я никак не удосужусь его исправить.
Лесоторговец заговорил о кончине матери, извинился, что не мог присутствовать на похоронах. Отец только махнул рукой: он, мол, не придает этому значения. Потом спросил, когда привезут заказанные им дрова.
— Могу их доставить хоть на следующей неделе, но я подумал, что вы, пожалуй, захотите наготовить вязанок, и тогда я заодно прихватил бы и их.
— Все это так, но мне сейчас нужен не столько хворост на растопку, нужны настоящие дрова. Да такие, чтобы не плакали.
Лесоторговец рассмеялся.
— Могу вам доставить только то, что у меня есть. А у меня лишь дрова этого года.
Они немного поспорили, но у Пико не было запаса сухих дров, и отцу так и не удалось от него добиться ничего лучшего. Пико уже собрался уходить, но вдруг что-то вспомнил и вернулся.
— Я вот о чем подумал, — сказал он. — Лет пять назад мы повалили две здоровенные липы, они стояли на самой дороге к вырубке. С фашинником уже давно покончено, но стволы мне продать не удалось — они изрядно подпортились. Конечно, дровами первого сорта их не назовешь, но, если хотите, воспользуйтесь ими, стволы распилены на бревна, остается только расщепить их с помощью кувалды и клиньев. Ведь липу расколоть недолго. Потом погрузим поленья на машину, и они позволят вам продержаться, пока остальные дрова подсохнут.
