Юрий Козлов - Реформатор
Ее страницы вдруг начали источать невыносимый (гипер) запах, который распространялся в пространстве с космической скоростью и космической же энергией, заполняя любые объемы, вызывая понятную ненависть окружающих, оказавшихся в зоне (боевых) действий вони к читателю (носителю) газеты.
Редакция «Внутреннего врага» пыталась разобраться в загадочном явлении. Газету исследовали в российских и зарубежных химических лабораториях.
Но тщетно.
Природу запредельной вони выявить не удалось. Возможно (на молекулярном уровне) смердела бумага, или что-то подмешивали в типографскую краску (что именно, установить не удалось), а может они начинали совместно смердеть, соединяясь, под воздействием некоего неизвестного науке реагента? Высказывались предположения, что здесь задействованы новейшие, влияющие на подсознание человека, биотехнологии, и, стало быть, гипервонь носит фантомный характер. Может, так оно и было, да только легче от этого не становилось.
«Кому по силам провернуть подобную оперцию с самой тиражной в стране газетой? — вопрошал в редакционной статье главный редактор “Внутреннего врага”. — Только власти, в руках которой сосредоточена вся мощь государства. Какой вывод из этого можно сделать? Наша власть смердит, государство превращено в инструмент решения проблем власти, а народ, как всегда, безмолствует, вдыхая вонь».
Но кто мог прочитать его статью?
Если власть и смердела, то, в отличие от газеты «Внутренний враг», виртуально, в смысле, неосязаемо, точнее необоняемо. Редактор, таким образом, выступал в роли оратора, вещающего из глубины развороченного, сто лет не чистившегося, сортира. Возможно, он произносил правильные слова, но люди бежали мимо, зажав носы.
«Канализационный оратор не хочет спускать воду», — подвела итог полемике правительственная газета.
Лишь самые стойкие поклонники «Внутреннего врага» могли выносить этот запах. С газетой стало опасно появляться на улице. Некоторые оппозиционеры, отчаявшись, пытались читать ее в противогазах, но отвратительный (никакое органическое дерьмо не могло так смердеть) запах проникал сквозь фильтры, гофрированную резину, подтверждая тем самым предположение о своем виртуальном, то есть внефизическом, внесущностном характере. Более того, человеку единожды вдохнувшему этот запах, начинало казаться, что он сам смердит, превращается в мобильный центр вони. Так в сознании народа чтение оппозиционной прессы, приобщение к антиправительственным мыслям соединилось с кошмарным запахом. По-простому (а народ, как известно, любит все простое) получалось: пока ты чтишь власть, читаешь правительственную газету, благоговеешь перед президентом — ты жив и свеж, но как только сворачиваешь «налево» (или «направо») — ты мертв и смердящ.
Странным образом беда обрушилась только на одно издание. Остальные (лояльные) пахли как положено — бумагой и типографской краской, а правительственная, к примеру, газета, так даже едва уловимо благоухала жасмином, любимым, как известно, растением президента.
В тот год вокруг Москвы как раз начали высаживать знаменитый «жасминовый пояс», изумлявший спустя несколько лет гостей столицы своей непролазностью, как если бы под Москвой вдруг вырос какой-то Шервудский лес, где некогда скрывался Робин Гуд. Жасмин оказался столь неприхотливым с экологической точки зрения растением, что на южном направлении продвинулся до Тулы, а на западном — до города Зубцова Тверской области. Особенно быстро овладевал он брошенными (а таких в России было немало) полями. В колючих жасминовых кущах завелись зайцы, мясо которых было не просто нежнейшим, но еще и отдавало жасмином. Эти жасминовые зайцы превратились вскоре в деликатес покруче черной икры, которой (как и возделанных полей) к тому времени в России почти не осталось.
Экспортом жасминовой зайчатины ведало специальное управление администрации президента. Оно жестоко пресекало все попытки браконьерства. Жасминовые леса неустанно прочесывали спецегеря, расстреливающие браконьеров на месте.
Государство и власть, все честные люди России, сплотившиеся вокруг своего президента, таким образом, благоухали жасмином.
Оппозиция же, разного рода извращенцы и нечестивцы, сплотившаяся вокруг газеты «Внутренний враг» (то есть вокруг носившего лаковые ботинки с золотым рантом Енота, которого в некоторых изданиях уже именовали Дерьмотом) — дерьмом.
Нечего и говорить, что «Внутренний враг» вскоре стали называть газетой, пахнущей дерьмом, потом просто дерьмом, а некоторые еще и вражеским дерьмом.
Судьба газеты, таким образом, была решена.
Единственное, что вызывало удивление — почему власти разрешали издавать ее, невыносимо смердящую, так долго? Почему терпели, не применяли (если не идеологических, то санитарных, экологических) репрессий? Стоическое долготерпение властей изумляло общественность. Президент и правительство буквально понуждались к решительным действиям. Дом правительства пикетировался людьми с прищепками на носах. Издали они напоминали нехорошо встревоженных водоплавающих.
Еще недавно преисполненные решимости стоять до конца, журналисты-енотовцы потихоньку покидали редакцию…
Окончательно газета перестала существовать в день, когда цех, куда привезли печатать пленки очередного номера оказался… пустым, как небо, с которого Господь Бог убрал солнце, луну и звезды. Рабочие ушли, не желая работать в противогазах, хотя Енот обещал выплатить им за этот (где, как он утверждал, обнародована вся правда о президенте и выстраиваемой им в стране системе власти и, следовательно, жизни) номер бешеные деньги, чуть ли не столько, сколько каждый рабочий (а это были дюжие парни) сможет унести на своем горбу.
Но они ушли, оставив открытыми все окна и двери.
По цеху гулял чистый (жасминовый) ветер.
«Как только этот номер станет достоянием читателей, с так называемой “загадкой” Ремира будет раз и навсегда покончено!» — прокричал, сверкая золотым рантом на ботинках, Енот на жидкоголовом митинге оппозиции в Парке имени Горького.
Жасминовый ветер унес его слова, развеял сгустившийся над митингом скверный запашок. Солнце ушло в облака. Золотой рант на ботинках Енота поник, как будто был латунным или медным.
Над «загадкой Ремира» размышляли лучшие умы человечества.
Одни высказывали мысль, что это материализация хватательного (утопающий за соломинку) рефлекса человечества. Другие — что это своеобразная сублимация воли к власти, через волю к безвластию в смысле принятия безволия за волю, а безвластия за власть. Так, однажды увидевшие самолет (на котором им доставили продовольствие) дикие полинезийцы потом с удивительной точностью сплели подобие самолета из листьев и прутьев. И, надо думать, немало огорчились, что в этом самолете почему-то не оказалось продовольствия. Третьи — что эра Христа завершилась, и Ремир — это новейшей, так сказать, формации божество, решающее проблемы не человеческим, а именно божественным (неоязыческим) способом.
Никто так и не смог прочитать этот уникальный (во всех смыслах, включая слово «кал») номер газеты «Внутренний враг». Некоторые, правда, утверждали, что читали с расстояния в триста метров с помощью артиллерийского бинокля, но не могли внятно пересказать его содержания. Статья, которую никто не прочитал, превратилась в легенду.
Но это уже не имело никакого значения.
Жасминовый ветер вольно веял над страной.
Зато все прочитали статью в правительственной газете — «Жасмин побеждает дерьмо», где простым и доходчивым языком (и дети понимали) объяснялось, что люди, которым нравится дышать запахом жасмина по определению лучше (чище, здоровее и т. д.) людей, которым нравится дышать запахом дерьма.
Никто, естественно, не посмел обвинить в чем-то президента, который тем временем озадачил Верховный Суд запросом: можно ли приговорить бультерьера, растерзавшего его мнимую любовницу, за содеянное к высшей мере наказания?
Верховный Суд поручил рассмотрение дела специальной комиссии из лучших кинологов, которые подробнейшим образом обследовали пса.
«Внутренний враг» утверждал, что демократии в России нет, цитировал каким-то образом раздобытый документ для служебного пользования «Утопление пути в тумане надежд».
Но если бы было так, бультерьра немедленно бы пристрелили и, как говорится, концы в воду, а тут (значит была в России демократия!) на его защиту отважно встало общество защиты животных. Активисты общества утверждали, что такого не случилось бы, если бы пса не выгнали из дома. Не всякому бультерьеру по силам пережить изгнаннический стресс. Как можно говорить об отсутствии демократии в стране, если сам недавно избранный президент, которому еще править и править, в интервью индийским журналистам сказал, что часто задумывается о том, что будет делать после того как закончится определенный Конституцией срок его президенства. Наверное, объявил президент потрясенным индийцам, я возглавлю секцию бультерьеров в районном обществе собаководов. А там, чем черт не шутит, пойду учиться на зоопсихолога.
