Ирина Степановская - Круговая подтяжка
– Я думаю, что в ваше отсутствие произошло нечто такое, что и привело к этому осложнению, – Азарцев показал на лицо Ники, – и заставило девочку говорить неправду. Я сейчас не могу вам ничего доказать, но со временем, очевидно, загадка раскроется. А сейчас ее надо лечить. Собирайся, поехали!
– А дома нельзя? – сделала жалобные глаза Ника. Ей все-таки было немного стыдно, что она наврала. «Но ведь ему все равно ничего не будет!» – думала она о докторе.
– Дома нельзя! – твердо сказал Азарцев и подумал: «Больно ты мне нужна, вруха такая! Не для тебя я уже теперь стараюсь, а для себя». – Если останешься дома, может быть хуже, чем было. Собирайся!
– Собирайся, Ника! – приняла решение и Нонна Петровна. – Сегодня переночуешь в больнице, а завтра я возьму отгул и подъеду к тебе. И подъеду с адвокатом! – угрожающе сказала она Азарцеву.
– Я вас видеть не хочу! – ответил Владимир Сергеевич. – И если бы не это… осложнение, – он хотел подобрать слово посильнее, но все они были непечатные, – я бы близко больше к вам не подошел. И к тебе тоже! – посмотрел он на Нику.
– Каждое слово может быть использовано против вас! – парировала Нонна Петровна. Эту фразу она слышала в каком-то кино.
Дверца машины захлопнулась, Азарцев увез Нику, Нонна Петровна запахнула поплотнее цветастый платок и отправилась к соседке за консультацией.
– Мне нужен хороший недорогой адвокат! – огорошила она ее прямо с порога.
Лысая Голова явился на следующий день к девяти часам. Выглядел он раздраженным и усталым. От его прежней показной ласковости не осталось и следа.
– Ну, чё тут у вас творится, в натуре? – сказал он голосом бывшего урки, приехавшего распекать подчиненных-лохов. – Нехорошо! – заключил он, выслушав Юлин рассказ, посмотрел документы, оценил претензии и, сморщившись, стал жевать губами, как будто пытался поймать во рту зубочистку «Ишь ты, – подумал Азарцев. – А раньше, до операции, он так кривиться не мог. Пишу и то не мог толком разжевать!»
– Я думаю, нашей вины в том, что пациентка уехала, нет! – твердо сказал он. – И значит, деньги платить мы не обязаны!
– Мы-то не обязаны, – протянул Лысая Голова, как бы о чем-то раздумывая. Он посмотрел на Азарцева, и глаза его опасно блеснули. У него созрело решение. – Давай договоримся с тобой так, – он чуть наклонился к Азарцеву, как боец, собирающийся сделать противнику подсечку, – ты внесешь в кассу свои деньги. В размере этой претензии. И после этого можешь судиться! Выиграешь процесс – честь тебе и хвала. Деньги, кроме судебных издержек, возвращаешь себе. Проиграешь процесс – извини! Деньги отойдут мне.
– Но ведь стоимость операции – это цена моей машины, – не мог поверить своим ушам Азарцев.
– Что делать, милый! Зачем такую дорогую машину покупал! – Лысая Голова с издевкой прищурился.
– Я же не могу отвечать за все форс-мажорные обстоятельства. – Азарцев недоумевал. Какой смысл Лысой Голове его топить?
– А это не форс-мажорные обстоятельства, – медленно, будто пел унылую азиатскую песню, протянул Лысая Голова. – Эти деньги – цена твоей беспечности, мягкотелости, неумения вести дело. Тебе, дорогой, надо учиться на своих ошибках.
Юлия молчала. Дверь в кабинет приоткрылась, и на пороге показался охранник, со смущенным видом сообщивший, что в клинику рвется какая-то тетка и грозится вывести всех на чистую воду.
«Нонна Петровна пожаловала, собственной персоной», – подумал Азарцев. Ему почему-то стало смешно и страшно, он почувствовал себя словно школьник, которого обвиняют в хулиганстве, вызывают родителей, пугают директором, в то время, как он совершенно не виноват.
– Что еще за тетка? – повернула голову к охраннику Юля.
– А мы сейчас узнаем, – так же медленно сказал Лысая Голова. – Зови ее сюда.
«Прямо Дон Карлеоне», – мелькнуло у Азарцева.
Охранник исчез, и через секунду в дверях действительно появилась Нонна Петровна. Смутившись вначале, глядя на охрану, подавленная дорогой обстановкой, она, тем не менее, сразу разобрала, что главной фигурой среди присутствующих является Лысая Голова, и интуитивно поняла, что следует обращаться именно к нему.
– Справедливости требую и заступиться прошу за бедную женщину! – Со слезами в голосе она сделала вид, что хочет повалиться перед Лысой Головой на пол.
– Слушаю вас! – проговорил он.
Сбиваясь и путаясь, Нонна Петровна рассказала, что ее дочери в клинике была сделана операция и что после этой операции получилось ужасное осложнение. Договор на операцию с дочерью не был заключен, а деньги доктор взял и, очевидно, положил к себе в карман. Сейчас же он утверждает, что денег никаких не видел и ее дочь нагло врет.
– Это правда? – угрожающе спросил Лысая Голова у Азарцева. Его и так от природы узкие глаза теперь превратились в щелочки.
– Правда в том, – нехотя произнес Азарцев, – что я действительно, вопреки здравому смыслу, сделал девочке операцию бесплатно. Осуществил, так сказать, благотворительную акцию. В чем теперь глубоко раскаиваюсь. Где деньги, я не знаю, но я их не брал. Очевидно, произошло какое-то недоразумение.
– Ой, врет и не крестится! – закричала Нонна Петровна. – И не стыдно тебе обирать бедняков! Ведь эти деньги у нас были последние! Мы квартиру поменяли, в коммуналку въехали, чтобы деньги-то эти выручить, а он нас ограбил! – И Нонна Петровна зарыдала.
– Денег ваших я не брал, поговорите еще раз с дочерью, – продолжал настаивать Азарцев.
– Дочка моя врать не будет! – Нонна Петровна смотрела на Голову и утирала слезы руками. Тот поморщился, ибо не любил шума и крика, после травмы у него и без того часто болела голова.
– Идите. Я решу ваш вопрос.
Нонна Петровна перекрестилась и ушла, часто кланяясь и пятясь задом. Охранник затворил за ней дверь. В кабинете на минуту воцарилось молчание. Юля напряглась. Она почувствовала, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее.
– Но я действительно не брал деньги! – счел нужным повторить Азарцев.
– Э-э, брал, не брал – какая разница! – Лысая Голова больше не смотрел на него и говорил о нем, уже как об отсутствующем человеке. «Может, доктор думает, что он здесь начальник? Даже, может быть, хозяин? Он очень ошибается. Он только один из винтиков в той огромной машине, которая называется бизнесом и которая движется силой, деньгами и связями».
«Но в принципе, что он может мне сделать? – обдумывал и Азарцев. – Разорить меня ему невыгодно, я ведь тогда не смогу отдать ему долги… И в конце концов, земля-то оформлена на меня! Это ведь собственность еще моих родителей…»
Очевидно, то же самое обдумывал и Лысая Голова.
– Чтобы ты навсегда отучился поступать опрометчиво, плюс к тем деньгам, которые требует адвокат пациентки из ЦКБ, ты должен будешь заплатить еще штраф. – И Лысая Голова назвал цифру, равную стоимости азарцевской квартиры на Юго-Западе.
– Да ты что, рехнулся? – не сдержался Азарцев. – Какой штраф? А я где буду жить?
– Деньги надо внести сегодня же, – невозмутимо продолжал Лысая Голова. Лицо его стало похоже на прежнюю страшную маску, и до Азарцева наконец дошло, что шуткам пришел конец.
– За что штраф? – встал он перед Лысой Головой. – За то, что я сделал девочке операцию? Но если бы я не делал такие операции, я и тебе не смог бы помочь в свое время. У тебя ведь были такие же ожоги. Извини, что приходится тебе об этом напоминать.
– У себя на кухне лягушек можешь резать, когда хочешь, – сощурил глаза Лысая Голова. – А здесь не твоя личная кухня, сюда вложен большой капитал. И не только мой. Вот за это заплатишь штраф. А за то, что деньги взял себе в карман, штрафа мало. За это нужно положить жизнь.
– Но я же не брал никаких денег! Юля, скажи ему! Я не мог их взять себе! – Азарцев не понимал, как могут, как смеют они его подозревать.
– Господи, сколько раз я говорила тебе, что ты – идиот, Азарцев, – сказала Юля, не глядя на него. – Зуд у тебя хирургический в одном месте, видите ли, открылся! Зачем ты взял эту девчонку на операцию, ведь я же говорила тебе, не смей! А если теперь она еще и умрет? Как ты не понимаешь, что это быдло, наши больные сто раз могут нас подставить! Откуда ты знаешь, где она шлялась, чтобы заработать такое осложнение! Да может она после твоей чертовой операции трахалась с целым вагоном своих дружков. А теперь ее мамаша корчит тут оскорбленную невинность!
– Значит, ты веришь, что я не брал деньги?
– Не обо мне сейчас речь! – Юля выразительно кивнула на Лысую Голову. – Ты вот его убеди, что у тебя не было никаких личных мотивов… Откуда я знаю, может, ты сам на эту девчонку глаз положил?
– Как ты можешь, Юля! – У Азарцева возникло ощущение, будто его подняли высоко над землей и там оставили. А тело его вывернули наизнанку, вытряхнули, как старый коврик, и бросили. И теперь он, бесплотный и неживой, взирает на всю картину сверху, уже не в состоянии принять в ней никакого участия.
