Эдуард Лимонов - Книга мертвых
Я выразил недоверие по поводу счастливого состояния Алена, но не отказался пойти проверить. Напросился на обед, где должны были присутствовать Сесиль и Ален. Она привезла его на автомобиле. Сесиль была девушка верная, исполнительная, рабочая и деловая. Ален был одет в отличный чёрный, с вызывающей белой полосой костюм, красный платок соплёй стекал из визитного кармана, очки слепого ему шли. Персонаж Тарантило или Дэйвида Линча. Он улыбался, демонстрировал часы, говорящие время женским голосом по-английски. Пробовал разливать вино, но в конце концов, после пары удачных наполнений бокалов, слил часть бутылки на платье Сесиль. Ещё он затушил окурок о руку соседки, и в конце концов заблудился, идя обратно из туалета. Держался он, как реинкарнированный вампир, но потом устал и просто уснул в кресле.
В 1996 году я съездил по делам в Париж на шесть дней. Как-то ночью я шёл по площади Бастилии и увидел, как блистательный, в белом фуляре, с полуобнажёнными двумя красотками по бокам, шествует светский молодой человек в тёмных очках. Он что-то кричал своим спутницам, весёлое, а они хохотали.
Парижская ночная публика, которую трудно чем-либо удивить, поворачивала лица, группа была экстравагантная. Когда они поравнялись со мной, я узнал Алена. Сзади шёл наш общий знакомый, такой себе скиняра из той же компании Тьерри, кажется, его звали Жан-Поль. Жан-Поль меня, конечно, не узнал. А слепой не мог узнать, поэтому в духах и в алкогольном облаке они прошли мимо.
Когда именно настал конец, когда именно закончилась жизнь Алена Брауна, я не знаю. Нужно будет спросить у Тьерри. Последние годы жизни Алена были быстрыми и ещё более безумными. Отец, жалея слепого ещё более, чем любил зрячего сына, в деньгах его не ограничивал. Вначале Сесиль, а потом Жан-Поль покупали ему героин. Сесиль несколько раз обнаруживала своего слепого в постели с приходящими проститутками, потому, в конце концов, верная Сесиль всё же сбежала. По другим сведениям — и я верю этим версиям больше — Ален выгнал её. «Раз уж я слепой, — наверное, подумал он, — зачем мне семейная благопристойная жизнь, когда я могу иметь столько грязных девок, сколько захочу!» После ухода Сесиль он заразился СПИДом. Окружающие его люди стали жить за его счет, воровали у него деньги и героин. И вот однажды слепой пропал, и его нашли через несколько дней в пыльных парижских кустах. Мёртвого. Он так хотел к своей Лулу. Надеюсь, он попал к ней.
«This is very good for you…» — слышу я его голос и вижу руки, высыпающие мне в воду чудовищный порошок. А из-за плеча его выглядывает французский элегантный Дьявол.
Ребята вокруг князя Лазаря…
В январе 2000 года в Белграде был убит Желко Разнатович, мой друг, сербский военачальник по прозвищу «Аркан». Его застрелили в упор в холле белградского отеля «Интерконтиненталь». Добровольческий генерал — Аркан, на свои «мафиозные» деньги от бензоколонок и отелей содержавший свою личную армию, погиб, потому что стал не нужен в новой эпохе. Герой — он был нужен в эпоху сопротивления Западу в 1990–1999 годах. После бомбардировок Сербии самолетами НАТО и уничтожения страны Аркан стал бесполезен, и вот его расстрелял рок. Судьба. Судьба, правда, скорее всего расстреляла его, получив за это американские доллары, но сути дела это не меняет. Где-то с дистанцией в месяц в г. Калининграде умер «демократ» Собчак. И хотя Собчак и Аркан — прямо противоположные люди, но оба возникли из водоворота «перестройки» и её влияния на мир, они актеры, появившиеся на исторической сцене одновременно. И Высшие силы убрали их сейчас. По причине того, что они сделались не нужны в новой исторической обстановке. Люди одноразового пользования. И Аркан, и Собчак нужны были каждый для своей пьесы, и обе пьесы были из репертуара эпохи.
Первое его появление в моей жизни: он сидит за накрытым для пира длинным столом в углу, во главе стола. Стол заставлен едой, фруктами, вином. Он в полном боевом наряде, и рядом с ним его тогдашний друг Бадза. Мускулистый, небольшого роста Бадза тоже одет в боевой наряд: плотная тёмного хаки куртка с десятками карманов неизвестного употребления, такие же брюки, берет. Рядом с Арканом сидит девушка-блондинка. Ещё несколько девушек приходят и уходят. Несмотря на ноябрь, на столе букеты живых цветов.
Дело происходило в городе Эрдут, в Славонии. В центре обучения добровольцев. Фронт был рядом — близкая канонада свидетельствовала об этом. У Аркана был яркий вкус и стиль — может быть, гангстерский, да. Он любил застолье, цветы, красоту, дорогое оружие, рестораны и дорогие отели. В отеле «Мажестик» у него были наверху свои люксовые апартаменты, вот и убили его тоже в холле отеля. В момент моего прибытия в зал у него была толпа журналистов, и он с видимым удовольствием с ними общался. Острил: «А что я не вижу телевидения Осиека?» Осиек — соседний хорватский город, за который шли бои. Впоследствии он заматерел, а тогда он был даже остронос, и кисть правой руки забинтована — ранение. Вот эта первая картина меня навеки поразила, и вместе с посещением Шешеля (лидера Сербской радикальной партии) эти цветы, девушки, оружие, канонада, бегающие в полной боевой выкладке добровольцы за окном — всё это повлияло на меня тогда очень. Повлияло на моё решение уйти в политику. Потому что политика показалась мне вначале такой вот — красивой, кинематографичной, героической. Позднее она оказалась не только такой, но решение уже было принято.
Тогда он сказал мне, что убил 22 человека, это был ноябрь 1991-го, после этого он прожил девять лет и участвовал во всех конфликтах в землях Сербской диаспоры, включая Косово (кстати говоря, задолго до войны он был депутатом Сербского парламента — Скупщины, именно от Косова). Его любимым оружием был карабин «Хаклер». С ним он ходил в атаку. Маскотом, тотемным животным его добровольческой армии, был тигр. Тогда в Эрдуте мне показали тигрёнка в сарае. Ещё была во дворе юная овчарка. Как-то по ящику в Париже я увидел его овчарку и заорал: «Собака Аркана!» И к безграничному удивлению и зависти Наташи Медведевой за собакой появился и сам Аркан.
Встречаясь, люди обычно чувствуют друг друга. Есть инстинктивное отталкивание, есть инстинктивная симпатия. Я почувствовал к этому парню инстинктивную симпатию, и он мне отвечал явной симпатией — и тогда, и позже, несколько раз он специально разыскивал меня на фронтах в те годы с 1991-го по 1993-й, в те военные годы… У него были давние стычки с европейским правосудием, якобы он и в гражданской жизни убивал пару раз, и якобы его разыскивал «Интерпол». Но я кто такой, чтобы судить его? Я что, незапятнанный ничем работник всемирной прокуратуры, белоснежный протестантский священник? Мне всегда нравились красивые и храбрые гангстеры. Гангстеры интереснее школьных учителей, бизнесменов, торговых работников или инженеров. В 1990 году Аркан был арестован на территории Хорватии (тогда они ещё не разделились), с партией оружия, вёз в автомобиле. А что он должен был делать, если ему не нравился раздел его Большой Родины, на территории Хорватии жили несколько миллионов сербов. Обычно гангстеры испытывают любовь к спорту. И Аркан испытывал — он был председателем клуба болельщиков команды «Червона Звезда» (Красная Звезда, есть ещё оружейная фабрика «Червона Звезда». В 1992-м на сараевском фронте я получил от коменданта округа Вогоща в подарок за заслуги пистолет фабрики «Червона Звезда»). Болел ли он только и организовывал болельщиков, или и деньги наваривал на футболе, не столь важно. Важно, что, когда в Хорватии стали убивать сербов и гнать их с насиженных веками родовых гнёзд, он повёз им оружие, а потом сам взял в руки оружие. Такое случалось везде: далеко не все, но часть криминалов оказывались беззаветными храбрейшими патриотами. В Бендерах менты рассказывали мне, что с ними на мосту через Днестр лежал, отстреливаясь, местный уголовный авторитет. Там он и остался навеки. Но колонну «румынской» бронетехники они тогда остановили. Сбежали болтуны, интеллигенты, «политики», а остались твёрдые люди, те, кто имел достаточно характера и храбрости не подчиниться чужому насилию. И остались крестьяне, пошли в солдаты.
Я пытался осмыслить характер сепаратистских локальных войн, всех этих горячих точек, где я побывал, что-то общее поймать в характере войн в Славонии, в Боснии, в Книнской Крайне, в Приднестровье, в Абхазии и позднее — в Таджикистане. Общим оказалось то, что всё это богатые, плодородные крестьянские земли, обильные виноградом, фруктами. Приднестровье — «огород Молдовы», где фруктовые сады тянутся часами вдоль шоссе, Абхазия с её апельсиновыми, мандариновыми рощами, с рощами хурмы. Виноградники, овцы Боснии, и даже каменистые плато Книнской Краины над Адриатикой — плодородны скотом: миллионы овец. Солдаты вздыхали в казарме: «Опять ягнятина на обед». В Таджике снимают два урожая лимонов, пшеницы — три. Это не мёрзлые российские просторы, где в Московской области успевают за крошечное лето вызревать только скороспелые сорта помидор. Народы поднялись там, где были владельцами красивых и плодородных земель. Хлипкую квартирку, бетонную соту, тараканью нору в мёрзлом городе защищать кому в голову придет? А вот обширные богатые дома в Боснии, целые крестьянские замки в Абхазии, сытые деревни Приднестровья защищать поднялись. То были всё крестьянские восстания, по сути дела, как бы они ни организовывались и кто бы их ни возглавлял. Кстати, и Карабахский конфликт, и Чеченская война — тоже крестьянские войны, попытка зажиточных крестьянских народов сохранить своё добро или оттягать чужое.
