Сара Уотерс - Нить, сотканная из тьмы
Вот что я сказала. Заранее я ничего не придумывала, но теперь будто каждым легким движением ножа выпускала слова из книги, что лежала на моих коленях. Мать задумалась, но все еще хмурилась.
— Вдруг ты заболеешь... — повторила она.
— Да почему я должна заболеть? Посмотри, я совсем выздоровела!
Она таки посмотрела. И увидела мои глаза, яркие от опия, мое лицо, разрумянившееся то ли от камина, то ли от работы. Еще она увидела мое старое фиолетовое платье, которое я приказала Вайгерс достать из комода и обузить, поскольку у других нарядов — серого и черного — воротники недостаточно высокие, чтобы скрыть бархотку.
Думаю, именно платье почти убедило мать.
— Ну скажи, что оставишь меня, мама! Нельзя же вечно быть неразлучными, правда? И потом, разве не приятнее будет Стивену с Хелен погостить без меня?
Сейчас это выглядит ловким ходом с моей стороны, но я ничего не замышляла, совсем ничего. До той минуты я бы в жизни не подумала, что мать знает о моих чувствах к Хелен. В голову не приходило, что она может ловить мои взгляды, прислушиваться, как я произношу имя Хелен, и замечать, что я отворачиваюсь, когда та целует Стивена. Но теперь, когда я говорила о Хелен легко и спокойно, я заметила в лице матери... нет, не облегчение, не радость, но что-то похожее, что-то очень близкое... и сразу поняла, что она и ловила, и прислушивалась, и замечала. Все два с половиной года.
Сейчас я думаю, что наши отношения были бы иными, если б мне удалось скрыть свою любовь или ее не было бы вовсе.
Мать заерзала в кресле и разгладила на коленях юбку. Наверное, это не вполне правильно... но если останется Вайгерс... и недели через три-четыре мы с ней приедем...
Прежде чем дать согласие, сказала мать, она должна переговорить с Хелен и Стивеном; мы поехали к ним встречать Новый год, и я поняла, что уже совсем не хочу видеть Хелен, а когда в полночь Стивен ее поцеловал, я только улыбнулась. Мать рассказала о моем плане, и супруги пожали плечами: что плохого в том, чтобы одной побыть в доме, где я и так провела столько уединенных часов? А миссис Уоллес, ужинавшая с нами, сказала, что гораздо разумнее остаться на Чейни-уок, нежели рисковать здоровьем, путешествуя поездом!
Домой мы вернулись в два ночи. Дом заперли, и я, не сняв накидки, поднялась к себе и долго стояла у окна, в котором чуть приподняла фрамугу, чтобы чувствовать новогодний дождик. В три часа на лодках еще трезвонили колокольчики, с реки доносились голоса, по улице шныряли мальчишки; но потом гомон и суета на мгновенье стихли, и ночь стала абсолютно беззвучной. Сеял мелкий дождик, настолько мелкий, что не мог возмутить поверхность Темзы, сиявшую, точно зеркало, в котором фонари мостов и набережных отражались извивающимися красными и желтыми змеями. Тротуары отливали синевой, будто фарфоровые тарелки.
Никогда не думала, что в ночной тьме такое разноцветье красок.
На другой день мать куда-то ушла, и я поехала к Селине. Ее вернули в прежний отряд, где она вновь получает обычную тюремную еду, вяжет чулки и находится под присмотром доброй миссис Джелф. Я вспомнила, как некогда оттягивала радость нашей встречи и сначала заходила в другие камеры, а затем не поднимала глаз, пока мы не оставались вдвоем. Но разве возможно медлить сейчас? Что мне до того, что подумают другие? Я задержалась у пары камер, поздравила узниц с Новым годом и через решетку пожала им руки, но все здесь воспринималось по-другому: я видела лишь скопище бледных женщин в грязно-бурых балахонах. Кое-кого из моих знакомиц отправили в Фулем, Эллен Пауэр умерла, а новая обитательница ее камеры меня не знала. Мэри Энн Кук и фальшивомонетчица Агнес Нэш, казалось, мне рады. Но я пришла к Селине.
— Что вы успели сделать? — тихо спросила она, и я рассказала о том, что узнала от Стивена.
Селина полагает, что с деньгами тянуть не стоит: лучше сейчас забрать из банка все, что удастся, и хранить у себя, пока мы не будем готовы. Я рассказала, как сплавила мать в Маришес, и она улыбнулась:
— Вы умница, Аврора.
Это ее заслуга, ответила я; она действует через меня, а я всего лишь посредник.
— Вы мой медиум, — сказала Селина. Она подошла чуть ближе и взглянула на мое горло под воротником. — Вы чувствуете, что я рядом? Чувствуете, что я окружаю вас? Мой дух приходит к вам по ночам.
— Я знаю.
— Бархотку носите? Дайте взглянуть.
Я оттянула воротник и показала бархатную полоску, плотно и тепло облегавшую мое горло. Селина кивнула, и бархотка стала еще туже.
— Очень хорошо. — Шепот Селины гладил меня, точно пальцы. — Она притянет меня к вам сквозь тьму. — Я шагнула к ней. — Нет... Нельзя. Если нас увидят, меня отдалят от вас. Подождите немного. Скоро вы меня получите. И тогда... я буду так близко, как вы захотите.
Голова моя поплыла.
— Когда же, Селина?
Решать мне, ответила она. Нужно выбрать ночь, когда мать уедет и все будет приготовлено.
— Мать уезжает девятого, — сказала я. — Наверное, можно в любую ночь после этого числа...
И тут мне пришла мысль. Я улыбнулась и даже, по-моему, засмеялась, потому что Селина прошептала:
— Тише! Миссис Джелф услышит!
— Извините. Просто... есть одна ночь... если вам не покажется глупым... Двадцатое января... — Она не поняла, и я опять чуть не рассмеялась. — Канун святой Агнесы!
Взгляд ее по-прежнему ничего не выражал. Помолчав, она спросила: день вашего рождения?..
Я покачала головой, повторяя: канун святой Агнесы! Канун святой Агнесы!19
— И к выходу в глубокой тишине, — начала я, — две незаметно проскользнули тени...
Храпит привратник, привалясь к стене......на стертые ступениУпав, засовы тяжкие гремят:В распахнутую дверь ворвался снежный ад...20
Селина не понимала... Не понимала!
Я смолкла. В груди шевельнулись тревога, страх и просто любовь. Откуда ей знать? — подумала я. Кто мог ее этому научить?
Ничего, все придет, сказала я себе.
14 июня 1873 года
После темного круга мисс Драйвер осталась. Она приятельница мисс Ишервуд, которая в прошлом месяце имела приватную встречу с Питером и теперь говорит, что никогда еще не чувствовала себя так хорошо, а все благодаря духам. «Вы похлопочете, чтобы Питер и мне помог, мисс Дауэс? — просила мисс Драйвер. — Я пребываю в сильном беспокойстве и подвержена странным припадкам. Мне кажется, я весьма схожа с мисс Ишервуд и нуждаюсь в развитии». Она получила то же лечение, что и ее подруга, но времени ушло больше — полтора часа. Питер сказал, что ей следует прийти еще раз. 1 фунт.
21 июня 1873 года
Развитие мисс Драйвер, один час. 2 фунта.
Первый сеанс для миссис Тилни и мисс Ноукс. Мисс Ноукс — боли в суставах. 1 фунт.
25 июня 1873 года
Развитие мисс Ноукс. Питер держит ее за голову, а я сижу на корточках и дышу на нее. 2 часа. 3 фунта.
3 июля 1873 года
Мисс Мортимер, зуд в спине. Чересчур нервная.
Мисс Уилсон, ломота. На взгляд Питера, уж больно проста.
15 января 1875 года
Неделю назад все уехали в Уорикшир. Стоя в дверях, я смотрела, как грузят багаж, потом на руки, что махали из окошек отъезжающей кареты, а затем поднялась к себе и поплакала. Матери я позволила себя расцеловать. Хелен я отвела в сторонку и сказала:
— Благослови тебя Господь.
Ничего другого в голову не пришло. Хелен засмеялась — было странно слышать от меня нечто подобное.
— Через месяц увидимся, — сказала она. — Напишешь мне?
Так надолго мы еще не расставались. Я обещала написать, но вот прошла неделя, а я не отправила ни строчки. Я напишу ей, только потом. Не сейчас.
В доме еще никогда не было так тихо. Внизу ночует кухаркин племянник, все уже улеглись. После того как Вайгерс принесла мне уголь и воду, ни у кого никаких дел не осталось. В половине десятого заперли входную дверь.
Но как же тихо! Если б перо умело говорить, я бы упросила его пошептаться со мной. Я получила наши деньги. У меня тысяча триста фунтов. Вчера забрала из банка. Деньги мои, но, получая их, я чувствовала себя воровкой. Показалось, что мой ордер вызвал какие-то подозрения: клерк выскочил из-за конторки, переговорил с управляющим и, вернувшись ко мне, спросил, не желаю ли я получить деньги чеком. Нет, чек не годится, ответила я, а сама тряслась от страха, что мой замысел разгадали и сейчас пошлют за Стивеном. Но что они могли сделать? Я дама, деньги мои. Их принесли мне в бумажном пакете. Клерк поклонился.
Я сказала, что деньги нужны для благотворительной акции — оплаты проезда за границу несчастных девушек, освободившихся из заключения. С кислой миной клерк ответил, что это дело весьма достойное.
