Артур Хейли - Отель
Мысль о Марше напомнила, что надо поторапливаться. Через несколько минут Питер выскочил на улицу и окликнул проезжавшее такси.
– Вы не ошиблись? – спросил Питер шофера, когда машина остановилась.
– Можете не сомневаться, – ответил тот, оценивающе оглядев своего пассажира. – Если вы, конечно, не перепутали адрес.
– Адрес правильный.
Питер взглянул туда, куда смотрел шофер, – на внушительный белый особняк. От одного вида великолепного фасада дух захватывало. Над живой изгородью из тиса, за стройными магнолиями поднимались изящные колонны в неоклассическом стиле, поддерживавшие крытую галерею, которую венчал выдержанный в классических пропорциях фронтон. По обеим сторонам основного здания два крыла как бы повторяли в миниатюре все его детали. Дом был в отличном состоянии: дерево выглядело прочным, свежая краска блестела. Предвечерний аромат цветущих оливковых деревьев наполнял воздух благоуханием.
Расплатившись с таксистом, Питер подошел к кованым, чугунным воротам, которые легко открылись. Дорожка, мощенная старым темно-красным кирпичом, извивалась меж деревьев и лужаек. Несмотря на ранние сумерки, два высоких фонаря уже горели у дома, освещая дорожку. Питер как раз подошел к ступенькам террасы, когда щелкнул замок и двойные двери распахнулись. В широком дверном проеме стояла Марша. Она подождала, пока Питер поднимется на террасу, и шагнула ему навстречу.
На Марше было белое, узкое и длинное платье, резко оттенявшее черные, как вороново крыло, волосы; Питера еще больше, чем раньше, поразила женственность этой совсем еще юной девушки.
– Добро пожаловать! – весело сказала Марша.
– Спасибо. – Питер сделал широкий жест рукой. – Дайте хоть чуть-чуть прийти в себя.
– Все так говорят, – сказала Марша, беря его под руку. – Начнем с официального обхода владений Прейскоттов, пока не стемнело.
Спустившись со ступенек террасы, они пересекли лужайку, поросшую мягкой травой. Марша шла бок о бок с Питером. Сквозь рукав пиджака он ощущал теплую упругость ее тела. Пальцы девушки слегка коснулись его запястья. Ноздри Питера щекотал аромат тонких духов, смешивавшийся с благоуханием цветущих олив.
– Вот здесь, – Марша резко повернулась. – Это самая удачная точка обзора. Отсюда всегда фотографируют.
Действительно, вид, открывавшийся с края лужайки, был еще более впечатляющий.
– Дом построил один французский аристократ, любивший повеселиться, – пояснила Марша. – Это было в сороковых годах прошлого века. Ему нравилось, чтобы архитектура была похожа на греческую, чтобы вокруг бегали веселые беззаботные рабы и любовница была под рукой – для этого к дому было пристроено крыло. Второе уже пристроил мой отец. Он во всем предпочитает гармонию – будь то банковские счета или архитектура.
– Вы весьма оригинальный гид – не только сообщаете факты, но еще и философствуете!
– О, я по уши напичкана и тем и другим. Вам интересны факты? Тогда посмотрите на крышу. – Оба одновременно подняли вверх глаза. – Как видите, она нависает над верхней галереей. Это местная, луизианская, интерпретация греческого стиля. Большинство здешних старинных зданий так построено – и неспроста: в условиях жаркого климата такая крыша дает тень и прохладу. А галерея большую часть времени – самая жилая часть дома. Там протекает жизнь семьи, там люди беседуют, общаются друг с другом.
– «Семья и домашний очаг – удел добродетельных, и дается им в форме абсолютной и самодовлеющей».
– Кто это сказал?
– Аристотель.
Марша кивнула.
– Он бы одобрил галереи. – Помолчала и добавила: – Отец многое здесь реставрировал. Сейчас дом куда лучше, чем прежде, чего нельзя сказать о том, как мы им пользуемся.
– Должно быть, вы очень любите свой дом, – проговорил Питер.
– Я ненавижу его, – сказала Марша. – И ненавидела всегда, сколько себя помню.
Питер с любопытством взглянул на девушку.
– Конечно, – продолжала Марша, – совсем другое дело прийти просто посмотреть на него, ведь приходят же сюда люди и платят пятьдесят центов за осмотр, когда дом открывают на время Весенней фиесты. Будь я на их месте, я тоже восхищалась бы им, хотя бы из любви к старине. Но совсем другое дело – жить здесь постоянно, особенно тоскливо бываете наступлением сумерек, да еще когда ты одна.
– Кстати, уже почти стемнело, – заметил Питер.
– Да, вижу, – ответила Марша. – Но сейчас совсем другое дело. Потому что вы рядом.
Они пошли назад к дому. Впервые Питер подумал о том, что вокруг слишком уж тихо.
– А другие гости без вас не соскучились?
– Какие другие гости? – Марша искоса лукаво посмотрела на него.
– Вы же мне говорили…
– Я говорила, что будет званый ужин. Он и будет. В вашу честь. Если вас волнует отсутствие третьего лица, то у нас есть Анна.
Беседуя, они вошли в дом. В высоких комнатах было темно и прохладно. Откуда-то из глубин дома появилась маленькая пожилая женщина в черном и закивала, улыбаясь.
– Я рассказала Анне о вас, – сказала Марша, – и она одобряет мою затею. Отец доверяет ей безгранично, так что все в порядке. А кроме того. Бей тоже дома.
Слуга-негр, неслышно ступая, вошел вслед за ними в небольшой, уставленный книгами кабинет. Он взял с одной из полок поднос с графином и рюмками для хереса. Марша отрицательно покачала головой. А Питер взял рюмочку хереса и теперь задумчиво потягивал вино. Марша жестом предложила Питеру сесть рядом с ней на диванчик.
– Вам часто приходится оставаться одной? – спросил Питер, подсаживаясь к девушке.
– Отец бывает здесь в перерывах между разъездами. Все дело в том, что поездки его становятся все длиннее, а перерывы все короче. Я бы скорее согласилась переехать в уродливое современное бунгало, лишь бы это было живое место.
– По правде говоря, сомневаюсь.
– Уверена, что переехала бы, – твердо сказала Марша. – Если, конечно, я жила бы там с действительно дорогим мне человеком. Впрочем, отель бы тоже сошел. Разве у управляющих нет своих номеров – на верхнем этаже отеля, где они работают?
Питер в изумлении взглянул на Маршу – девушка улыбалась.
Через какую-нибудь минуту слуга-негр тихо объявил, что ужин подан.
В соседней комнате маленький круглый стол был накрыт на двоих. Огоньки свечей, поблескивая, отражались в столовых приборах и деревянных панелях. Над каминной доской из черного мрамора висел портрет сурового старца – он смотрел вниз, и Питеру показалось, что предок критически разглядывает его.
– Пусть вас не смущает прадедушка, – сказала Марша, когда они уселись за стол. – Это он на меня хмурится. Дело в том, что он однажды написал в дневнике, что хотел бы основать династию, а видите, что получилось: его надежда погибнет со мной.
По мере того как шел ужин и слуга незаметно менял блюда, беседа между ними становилась все непринужденнее. А какая великолепная была еда! На горячее подали отлично приготовленное жаркое из дичи с рисом, а затем душистое крем-брюле. Питер вдруг понял, что получает от всего этого подлинное удовольствие, хотя ехал сюда не без опасений. С каждой минутой Марша становилась все оживленнее и очаровательнее, а он чувствовал себя все менее скованно. Впрочем, подумал он, этому особенно нечего удивляться, поскольку разница в их возрасте не такая уж и большая. К тому же, в этой комнате, освещенной теплым светом свечей. Марша была особенно хороша.
Интересно, подумал Питер, аристократ-француз, построивший этот великолепный дом много лет назад, тоже ужинал здесь со своей возлюбленной. Или эта мысль – лишь плод воображения, рожденный обстановкой, в которой он оказался?
– Кофе будем пить на галерее, – сказала Марша, когда ужин был окончен.
Она быстро встала из-за стола – Питер любезно отодвинул ее стул – и инстинктивно снова взяла своего гостя под руку. Не испытывая на этот раз неловкости, Питер вышел вместе с девушкой в холл, откуда они поднялись вверх по широкой изогнутой лестнице. Там просторный коридор, расписанный с трудом различимыми в полумраке фресками, вывел их на открытую галерею, которую они видели, когда рассматривали дом из сада, теперь уже погруженного в темноту.
На плетеном столике стоял серебряный кофейный сервиз и маленькие чашечки. Сверху падал неровный свет газового фонаря. Захватив с собой кофе. Питерец Марша уселись на мягко качнувшиеся, выложенные подушками балконные качели. В ночном прохладном воздухе чувствовалось легкое дуновение бриза с залива. Снизу, из сада, долетало мерное жужжание насекомых, а со стороны авеню Сент-Чарльз, находившейся в двух кварталах отсюда, доносился приглушенный рокот уличного движения. Питер остро ощущал присутствие Марши, молча сидевшей рядом.
– Вы вдруг что-то притихли, – нарушил молчание Питер.
– Да так. Все ломаю голову, не знаю, как сказать.
– А вы скажите, как есть. Иногда так лучше получается.
