Зэди Смит - О красоте
Сейчас конец декабря; местность по-зимнему аскетична. Бесцветное небо. Черные, абсолютно голые деревья. Седая трава хрустит под ногами, и лишь изредка радует глаз алая вспышка - ягоды остролиста. Подле всего этого великолепия стоит высокий узкий дом, в котором Белси проводят рождественские каникулы у старинных университетских друзей Говарда - Рейчел и Адама Миллеров, женатых даже дольше, чем сами Бел- си. Детей у Миллеров нет, и Рождество они не отмечают. Белси обожают к ним приезжать. Не столько из-за дома, в котором хаотично сосуществуют кошки, собаки, неоконченные холсты, банки с непонятной едой, пыльные африканские маски, двенадцать тысяч книг, груды безделушек и угрожающая концентрация побрякушек, - а из-за пустоши! Вид из любого окна манит выйти на воздух и наслаждаться. И, несмотря на холод, гости повинуются. Половину времени они проводят в ежевичном садике Миллеров, который, впрочем, реабилитирует свои скромные размеры соседством с Хэмпстедскими прудами. Говард с детьми и Рэйчел с Адамом были в саду - ребятня «пекла блинчики», взрослые наблюдали, как на высоком дереве вьют гнездо две сороки; вдруг окно с тремя раздвижными переплетами разъехалось и, прижимая руку ко рту, из дома выбежала Кики.
- Умерла!
Говард поглядел на жену, но не слишком встревожился. Все по-настоящему дорогие ему люди были сейчас здесь, в этом саду. Кики подошла вплотную и хрипло повторила свою весть.
- Да кто умер-то?
- Карлин! Карлин Кипе. Мне позвонил ее сын, Майкл.
- Но как они узнали этот номер телефона? - растерялся Говард.
- Не знаю… Наверное, позвонили мне на работу. В голове не укладывается. Мы виделись с ней всего две недели назад! Ее похоронят здесь, в Лондоне. На кладбище Кенсал-грин. Похороны в пятницу.
Говард нахмурился.
- Похороны? Но… Мы, разумеется, не пойдем.
- НЕТ, мы пойдем! - выкрикнула Кики и зарыдала, переполошив подбегающих детей. Говард обнял ее.
- Хорошо-хорошо, мы пойдем. Прости, дорогая. Не знал, что ты… - Говард не договорил и поцеловал
жену в висок. Давно он не ощущал ее так близко.
* * *
Всего в миле от них, в усыпанном опавшей листвой Куинз-парке, совершались скорбные процедуры, всегда сопровождающие смерть. За час до того, как Майкл позвонил Кики, членов семьи Кипсов - Викторию, Майкла и его невесту Амелию - попросили пройти в кабинет Монти. Тон приглашения сулил новые дурные вести. Неделю назад в Амхерсте была установлена причина смерти Карлин Кипе: скоротечный рак, о котором она ни словом не обмолвилась родным. В ее чемоданах обнаружились болеутоляющие, доступные только по рецепту. Кто их выписывал, Кипсы пока не установили; Майкл почти беспрерывно названивал докторам и кричал на них в трубку. Это было проще, чем ломать голову над тем, почему мать, зная наверное, что умирает, сочла нужным утаить это от искренне любящих ее людей. В волнении молодые люди вошли в кабинет Монти с растрескавшейся эдвардианской мебелью и сели. Шторы были задернуты. Комната освещалась лишь поленцем, которое горело в камине, облицованном изразцами с растительным орнаментом. Монти выглядел усталым. Мопсьи глазки его покраснели, грязный жилет болтался незастегнутым.
- Прочти, - Монти протянул сыну маленький конверт. Майкл взял его в руки.
- Единственное, что мы можем предположить, - сказал Монти, когда Майкл достал сложенный блокнотный листок, - что болезнь вашей матери некоторым образом отразилась на ее рассудке. Это послание лежало на ее прикроватном столике. Что скажешь?
Вытянув шею, Амелия прочла записку через плечо жениха и охнула.
- Во-первых, это вряд ли имеет юридическую силу, - сразу же сказал Майкл.
- Написано карандашом! - выпалила Амелия.
- Насчет юридической силы понятно, - сказал Монти, пощипывая себя за кончик носа. - Дело отнюдь не в этом. Что означает данная записка?
- Она не могла такого написать, - твердо произнес Майкл. - Разве это ее почерк? По-моему, нет.
- Да что в ней? - спросила Виктория и снова заплакала, как почти ежечасно делала последние четыре дня.
- Тому, кто найдет эту записку, - стала читать
Амелия, по-детски вытаращив глаза и снизив голос до «страшного» шепота. - После моей смерти завещаю картину Гектора Ип… Ип… - что за имя, язык сломаешь! - портрет госпожи Эр… Эрзу…
- Да знаем мы эту чертову картину! - оборвал ее Майкл. И прибавил: - Прости, пап.
- …миссис Кики Белси! - объявила Амелия с такой торжественностью, словно это были самые значимые в ее жизни слова. - И подпись: миссис Кипе!
- Это не мама писала, - повторил Майкл. - Однозначно. Она бы никогда так не поступила. Увольте. Однозначно. Вероятно, эта женщина имела на маму некоторое влияние, о чем мы не знали… И, видимо, давно положила глаз на картину, когда бывала у нас. Нет уж, простите, но это никуда не годится, - подытожил он, хотя его аргументация так и протопталась на месте.
- Эта женщина дьявол, она околдовала миссис Кипе! - взвизгнула Амелия, чье наивное воображение было засорено самыми цветистыми библейскими эпизодами.
- Помолчи, Амми, - процедил Майкл. Он изучал пустой оборот листка, словно там мог оказаться ключ к разгадке.
- Это семейные дела, Амелия, - строго сказал Монти. - А ты еще не стала членом нашей семьи. Будь добра держать свои соображения при себе.
Амелия потупилась и принялась теребить крестик на шее. Вскочив с кресла, Виктория выхватила листок у брата.
- Это мамин почерк. Стопроцентно.
- Да, - здраво согласился Монти. - На мой взгляд, сомневаться не приходится.
- Слушайте, а ведь картина прилично стоит, да? Штук триста баксов? Или даже фунтов стерлингов? - спросил Майкл, ибо Кипсы, в отличие от Белси, не страшились открыто говорить о деньгах. - Да она ни при какой погоде не отдала бы ее чужому человеку! Тем более, буквально на днях она вроде как намекнула…
- Что подарит ее нам! - пропищала Амелия. - На свадьбу!
- В общем, да, - кивнул Майкл. - И теперь выходит, что она оставила самую ценную картину в доме практически не знакомому человеку? Кики Белси? Вряд ли.
- А больше ничего не было - например, другого письма? - в замешательстве спросила Виктория.
- Нет, - Монти провел ладонью по блестящей макушке. - Ничего не понимаю.
Майкл стукнул кулаком по подлокотнику дивана.
- Какая низость - воспользоваться слабостью тяжелобольного человека!
- Майкл, вопрос в другом: как мы поступим?
И тут Кипсы дали волю своей практичности. Присутствующим женщинам права голоса не полагалось, и они инстинктивно устроились поглубже в креслах, а Майкл с отцом подались вперед и оперлись локтями о колени.
- Думаешь, Кики Белси знает об этой… записке? - последнее слово Майкл произнес одними губами, словно вовсе отказывая ей в существовании.
- Неизвестно. Прав она не предъявляла. Пока.
- Знает или нет, - вспылила Виктория, - она не сможет доказать, верно? У нее ведь нет письменного свидетельства для суда, вообще ничего! Мы ж не хрен собачий, а прямые наследники.
Она снова отдалась рыданиям. Это были слезы обиды и раздражения. Впервые смерть в каком бы ни было проявлении вторглась в уютные пределы ее жизни. Виктория не могла поверить, что и ее постигли настоящее горе и утрата. Прежде во всех неприятностях у каждого из Кип- сов находилась отдушина: Монти трижды подавал иски за клевету, Майкл и Виктория с детства были приучены храбро отстаивать свои религиозные и политические взгляды. Но тут - кому и что доказывать? Здравствующие либералы - дело одно, смерть - совсем другое.
- Не смей так выражаться, Виктория, - веско произнес Монти. - Уважай этот дом и своих близких.
- Похоже, я уважаю своих близких больше, чем мама, ведь она нас даже не упомянула. - Она помахала запиской и случайно ее выронила. Та лениво спланировала на ковер.
- Ваша мать, - сказал Монти и замолк; на его щеке дети увидели первую слезинку, упавшую за эти дни. Майкл выступил сильнее: откинувшись на диванные подушки, издал истошный вопль и захлебнулся сердитыми слезами.
- Ваша мать, - снова начал Монти, - была мне доброй женой, а вам прекрасной матерью. Но в конце жизни она тяжело болела - одному Богу известно, как она это вынесла. И перед нами, - он поднял записку с пола, - симптом ее болезни.
- Аминь! - сказала Амелия и прижалась к своему жениху.
- Амми, прошу тебя, - проворчал Майкл, отпихивая ее. Амелия уткнулась носом в его плечо.
- Зря я даже вам сказал, - Монти согнул листок пополам. - Эта записка не имеет никакого значения.
- Само собой, - раздраженно бросил Майкл, утираясь предусмотрительно поданным Амелией носовым платком. - Сожги и забудь.
Итак, слово было произнесено. В камине громко треснуло полено, казалось, огонь их подслушивал и теперь жаждал новой пищи. Виктория открыла рот, но промолчала.
- Верно, - сказал Монти и, скомкав записку в руке, кинул ее в пламя. - И все-таки надо пригласить ее на похороны. Миссис Белси.
