Татьяна Соломатина - Акушер-ха!
- Наконец-то! Я сегодня уже столько кофе выпила, что у меня сердцебиение и щёки пылают.
- Ну, тогда ещё по чашечке бабахнем, ага? Слушай, у тебя тут коньяка или водки не завалялось, а то мне лень вниз спускаться.
- Есть немного. А ты сегодня не за рулём?
- Так у тебя же немного, говоришь.
- Нет, ну всё-таки.
- Не за рулём, не за рулём. Не волнуйся.
- Опять Мишка истерику закатил за то, что ты прокурила весь салон? — Наташа была в курсе мелких дрязг в семье подруги. Но только мелких.
- Можно и так сказать. Наливай.
- Странный он какой-то у тебя. Хотя чья бы корова мычала, а мне — молчать и молчать в тряпочку.
- Наташ, они все странные. Мне начинает казаться, что на всём белом свете нет ни одного нормального настоящего мужчины. В моём, конечно, понимании. Нет, бывают фигуристые, красивые, умные, богатые, спокойные. Издалека. А как только ты начинаешь присматриваться или, не дай бог, жить с ними — о ужас! — под одной крышей, так выясняется, что всё немного иначе.
- Яйца чешут и пиво пьют?
- Да хрен с ними, с яйцами и пивом. Пусть чешут и пьют. Но они оказываются… воздушным шариком. Пока был праздник — он бодро торчал на верёвочке, весь такой огромный, но невесомо лёгкий, вроде безделица, а со смыслом. А как салют отгремел — дряблый, маленький и такой бессмысленный капризный пшик. Сдулся. Выбросить жалко — есть в нём что-то трогательное. Или даже не трогательное как таковое, а детское чувство вины, мол, как же, пока были качели-карусели, я гордо держал тебя за ниточку. А как домой пришли — в помойку? И на глаза наворачиваются слёзы — всё равно его не брошу, потому что он хороший.
«Красиво излагает, собака!»
- Так только и остаётся, что ильфо-петровщиной тешиться, чтобы окончательно не тронуться. — Наташка разлила по чашкам коньяк, они молча чокнулись и выпили. — Это у тебя этот… Кризис семейной жизни. Они случаются в первый год, потом, кажется, в семь лет, ну и в десять, наверное, тоже.
- Да. Кризис. Причём с самого первого дня не то что семейной жизни, а наших с Мишкой отношений. Ладно, хватит обо мне. Битый небитого везёт. Профессора нет на кафедре?
Наташка кивнула на чашку: «Ну, раз я коньяк пью».
Женька прикрыла дверь ассистентской, распахнула окно и закурила.
- Слушай, давно хотела тебя спросить. Вот сколько лет тебя знаю, столько и хотела. А что у твоих отца и матери не заладилось, если не секрет, конечно? — Нехорошо, конечно, было задавать этот вопрос именно сейчас. «Ляпнула сдуру», — подумала Женька.
- А! Давняя история. Отец, он, что называется, волк-одиночка. Но такой уютный домашний волк. Ему надо вначале — поле, степь, лес, охота, драка. Но одному. А потом — домой, в уютную нору к волчице. А мама разве что на жизнерадостную дворнягу тянет, при всей моей любви к ней. Будет есть из любых рук.
— В смысле?
- Нет, не в том, балда! Хотя кто там знает, что было. Я маленькая ещё совсем была, когда они развелись. Но в общих чертах вроде как у мамы вечно полный дом народу был — проходной двор. Кто за солью, кто за спичками, а кто и пожить, пока негде. И болтушка она страшная. И чтобы танцы, свет и музыка. А отец любил дома тишину, покой и полежать в темноте.
- Вот тут я его понимаю. Может, я тоже волк? Хотя мне вначале танцы, свет и музыка, а потом лежать в темноте. И кого-то бы обнять…
- И плакать?
- Обнять и выпить.
- И выть на луну
- Весело выть на глупую толстую луну вдвоём. В темноте.
На девушек явно повлиял коньяк, и они не на шутку развеселились.
- Представляешь, как вытянется фейс Михалпетровича, если я предложу ему: «Милый, давай выпьем, встанем на четвереньки и хором повоем на луну»? — хихикала Женька.
- Ага, так и слышу его правильный рациональный голос: «Зачем?!»
- А я ему: «Потому что мы волки, р-р-р-р!!!»
- А он тебе: «Да, да, любимая. Я сейчас отойду на минуточку, и повоем», а сам срочно в психиатрическую подстанцию звонить, — утирала слёзы Наташка.
- Наталья! — вдруг прекратила смеяться Женька. — Он мне отвратителен. Ни спать, ни есть рядом с ним не могу. На работу, домой, пиво, телевизор, специальная литература, по выходным — кабак или к друзьям в гости. А-а-а!!!
- Все так живут. А я ещё хуже.
- И я бы жила. Только не с ним. Наверное, с кем-то… С кем-то ещё и пиво с яйцами — рай. А ведь уйдёшь от него, все сразу сумасшедшей объявят. Или блядью. Впрочем, с последним я согласна. Но ты представляешь, что начнётся? А я трус. Вот если бы он сам от меня ушёл. Ну, то есть выгнал — это же его квартира. А он вообще всё съедает и не давится даже ни капельки. У него вместо души и сердца — камнедробительный желудочно-кишечный тракт. Хотя… — «Лучше молчи! Не время! И не место!»
- Женька! А давай с тобой в кафе закатимся вдвоём. У меня есть что тебе рассказать. Никто не знает, кроме мамы. Но тебе я должна рассказать.
- Давай. Часов в пять я освобожусь и буду к твоим услугам. Мне не очень хочется возвращаться сегодня домой. Придётся, конечно, но чем позже, тем лучше. Так что я в твоём распоряжении. Тем более я тоже кое-что должна тебе рассказать.
- Тогда я маме позвоню, чтобы она отчима за Юлькой в детский садик послала.
- Хорошо. Тёте Лиде привет.
- Спасибо. Она тебя очень любит. Только вчера вспоминала.
«Ещё бы! — подумала Женька. — Только вчера виделись. Кремень у тебя мамка. Можешь гордиться. Болтушка! Что бы ты понимала, Наташка, в болтушках. Мама твоя самая что ни на есть волчица, хоть и в дворняжьей шкуре. А вот отец твой — паршивый пёс. Ох уж эти легенды жизни нашей».
* * *Около двух недель назад Женьку стошнило. Вставала она на час раньше мужа, чтобы не торопясь сварить себе кофе и медленно, со вкусом выкурить сигарету на лоджии, глядя на утренний город и представляя себе, что она свободна и независима от всего. Или несвободна и зависима от того, кто всё знает о Вечности. Иногда, закрыв глаза, она чувствовала, как он прикасается к ней… Кто он? Ну, Он. В общем, ей нужен был этот час для «включения». Есть люди, вскакивающие по звонку будильника и за двадцать минут принимающие душ, выпивающие чашку чая на бегу — и туда-туда. Женьке надо было начинать день медленно. «Есть спортивные машины, а есть — внедорожники. Первые красивы, но нефункциональны. Вторые грубы, но надёжны». Женька надувала щёки и пучила глаза, воображая себя огромным джипом, едущим по бездорожью на пониженной передаче, в кромешной темноте, где лишь дальний свет фар — защита от непременно подстерегающей неизвестности. И тут вдруг…
Она понеслась в туалет и чуть не вывернулась наизнанку. Кофе и желчь. «Неужели я так много курю?» — подумала она, не придав особо значения эпизоду. Тем более после душа всё как рукой сняло.
Но на следующий день утренняя рвота повторилась. И на следующий после следующего. «Ну миленький, ну не надо!» — умоляла она, помахивая экспресс-тестом на беременность. Тот в ответ лишь бесстрастно показал ей две полосы приговора, не подлежащего обжалованию и обратной силы не имеющего. Рыдать было бессмысленно. Надо было решить — объявлять ли мужу, что она наконец осчастливила его потомством, или же сделать аборт.
«Какого дьявола я перестала пить таблетки?» Ровно месяц назад она решила сделать полугодовой перерыв в пятилетнем марафоне приёма комбинированных оральных контрацептивов. Но страсть, да ещё и на пьяную голову, ни рассудка, ни преград не имеет. «Этот-то будет счастлив, а две недели плюс-минус — это даже Господь Бог не разберётся. А тому, кто… Я и сообщать не буду. Иди знай, какие у него тараканы в голове, несмотря на всю жестокость и насмешливость. В общем, решай сейчас — или ты спортивная машина и гонишь по накатанной, или же ты всё-таки полноприводный внедорожник и выбираешься из очередной жопы, случившейся на пересечённой местности. Конечно, выбираюсь. Дети так не делаются. Хотя, конечно, в большинстве случаев делаются они именно так».
Никаких «Ах, ах, ах! Убийство собственного ребёнка!» Женька не испытывала. Ни мук совести, ни псевдохристианских рефлексий. Она была слишком рациональна — а каким ещё может быть акушер-гинеколог? — и считала, что подобного рода чувства можно испытывать к желанному ребёнку от любимого и любящего мужчины. Или хотя бы к плоду. Но никак не к эмбриону, зачатому по недомыслию. «Эту массу делящихся клеток надо удалить как можно быстрее, пока срок позволяет сделать мини. До двадцати одного дня задержки. А у меня-то и задержки пока дня три. И сделать это надо тихо, незаметно, быстро, без формальностей и карточек. Ни один из моих друзей-ровесников сам себе не хозяин и не возьмётся без подписей главврача, начмеда и заведующего. К тому же языкаты… Что? Что только что ты сказала?! Да нет, не про языки. «Заведующего». Вот! Заведующей. Мини делают в ЖК, а кто у нас Наташкина мама? Правильно. Заведующая женской консультацией. И, как показывает многолетний опыт нашего знакомства, с ней можно в разведку. Истеричка она только в мирное время. Решено!»
