Мишель Шнайдер - Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика
В ту ночь в горах Орегона не прекращался снегопад. Снег шел и на следующий день и еще целую ночь. Мы не выходили из спальни. Я делала маникюр и педикюр. Протянув Андре ладони, я показала ему, что в линиях моей руки прочитывается большая буква М. Как дети, мы сравнивали линии наших рук. Он рассказал мне, что в детстве, в Трансильвании, старый звонарь предсказал ему, что позднее буквы ММ будут очень важны в его жизни. «Ты знаешь. Норма Джин, в то время я читал странную старинную книгу, и старика обеспокоило то, что одна из страниц начиналась словами memento mori. Вся эта история меня заворожила, и мы долго разговаривали об этих двух М на наших ладонях. Андре сказал мне, смеясь, что они не имеют никакого отношения к смерти. «Наоборот, они значат Marry Ме» («Выходи за меня замуж!») Андре рассказал мне и о своих прогулках по лесу в детстве; он часто вырезал двойное М на коре деревьев. Странно, доктор, правда? Только несколько месяцев спустя буквы ММ стали моими инициалами… Мы сложили наши ладони вместе. Андре сфотографировал мою ладонь.
В ту ночь Андре занимался со мной любовью. Он отчаянно исследовал мое тело, ища что-то, что ему никогда не найти. Я была в слезах. Он спросил меня, почему я прижимаю его к себе так сильно, как будто он мой ребенок. Я не знала, что ответить. Наша поездка, в которой он фотографировал меня, длилась две недели, но любовью мы занялись в первый раз. Секс служит для того, чтобы быть любимой. Во всяком случае, верить в то, что тебя любят. Просто верить в то, что существуешь. Чтобы затеряться, не принадлежа никому и ничему. Исчезнуть, не будучи убитой. Сейчас я часто говорю себе, что занимаюсь любовью с камерой. Наверно, это не так приятно, как с мужчиной; но это и не так больно. Мы думаем: это всего лишь тело, всего лишь взгляд, берущий тебя внезапно».
Брентвуд,
Фифт Хелена-драйв
4 августа 1962 года
Когда Артур Миллер открыл экземпляр «Лайф», который только что купил в киоске на Пятьдесят седьмой улице, и обнаружил фотографии обнаженной Мэрилин, выходящей из бассейна, он не мог не подумать, что ее вызывающий, непринужденный взгляд наигран, что он скрывает рану, унижение. Он вспомнил ее три года назад в их комнате в Бруклине, без одежды, растерянную, не понимающую, где она. Ему она напоминала птицу, которая, влетев случайно через открытое окно, мечется по комнатам испуганно и отчаянно. Мэрилин откинула назад волосы и села на биде с закрытыми глазами, опущенной головой, расставленными ногами. В проем приоткрытой двери он видел, как она приходит в себя, возвращается к нему. Она нежно улыбнулась. «Ее не вынуждают этим заниматься, — подумал он. — Ведь есть и другие способы общения с людьми».
Интервью, которое Мэрилин дала после своего увольнения из фильма «Что-то должно рухнуть», появилось в «Лайф» накануне ее смерти. Она представляется счастливой, спокойной, уверенной. «В детстве я часто ходила на аллею, где знаменитые кинозвезды оставляют отпечатки босых ног на свежем цементе. Я ставила свою ногу в какой-нибудь отпечаток и говорила себе: «Ох! Они слишком велики. Бедняжка, твоя очередь никогда не настанет». У меня было странное впечатление в тот день, когда я поставила ногу на свежий цемент. Именно в тот день я поняла, что нет ничего невозможного».
На Аллее Славы Голливуда мы словно идем по небесному кино. Земля и время перевернулись. Звезда по имени Мэрилин и камера, выгравированные в бронзе на красно-коричневом бетоне, находятся прямо перед Макдоналдсом, дом 6774, Голливуд-бульвар, недалеко от Китайского театра Граумана, где она проводила послеобеденные часы, одна или с Грейс МакКи, теряясь и находя себя среди звезд темного зала.
Напротив, под номером 7000, «Голливуд Рузвельт Отель», открытый в 1927 году, который стал местом, где впервые проводился банкет наград Академии. Мэрилин позировала там раздетой перед бассейном, когда ей было двадцать пять лет, а позднее, в середине пятидесятых годов, она часто останавливалась в номере 1200. В то время она еще удивлялась собственной известности: «Люди смотрят на меня так, как будто я какое-то зеркало, а не человек. Они меня не видят. Они видят во мне свою собственную непристойность. Потом надевают свою маску и обзывают меня непристойной женщиной».
В декабре 1985 года, после ремонта, который привел гостиницу тридцатых годов в полное соответствие с дурным вкусом современности, одна из служащих «Голливуд Рузвельт Отеля» по имени Сьюзен Леонард чистила зеркало в кабинете дирекции. Она ясно увидела, как из глубины зеркала к ней приближается белокурая женщина. Она быстро оглянулась, но за спиной никого не было. Отражение пропало не сразу. Позднее выяснили, что раньше это зеркало висело на стене номера 1200. Среди других реликвий золотых годов Голливуда, которым посвящены тематические номера отеля, вы можете увидеть «зеркало с привидением». Теперь оно висит в коридоре с лифтами.
В субботу, 4 августа 1962 года, поздним утром, к Мэрилин пришла Агнес Флэнаган, одна из ее парикмахерш и давняя подруга. «Вскоре, — рассказывает она, — курьер принес пакет. Упаковка была надорвана и склеена вновь. Казалось, этот пакет много путешествовал. На полустершейся почтовой марке была дата на итальянском языке. Можно было разобрать только буквы ROM. «ROMA — Рим? Роми?» — прочла Мэрилин». Знак из прошлого или предвестье чего-то в будущем. Любовь — это анахронизм. Сигнал доходит до вас, когда уже угас. Был ли этот пакет сообщением сам по себе? Мэрилин открыла его, затем пошла к бассейну с вынутой из него игрушкой — плюшевым тигренком. Она села у воды, молча прижимая его к себе. Агнес подумала, что она, вероятно, страдает ужасной депрессией, хотя ничего не говорила об этом. Не зная, что делать, Агнес поднялась и ушла.
На фотографиях сада Монро, сделанных на следующий день, можно разглядеть двух плюшевых зверушек, валяющихся на бортике бассейна. Одна из них напоминает тигренка.
Мэрилин не упомянула о странной посылке, хотя после этого провела почти всю вторую половину дня на консультации с психоаналитиком. Попросив Пэт Ньюкомб уйти, Гринсон два часа разговаривал с пациенткой, затем посоветовал ей прогуляться с Юнис по берегу моря. Они немного прошлись, но у Мэрилин на песке подкашивались ноги. Затем вернулись, и беседа продолжилась до семи часов вечера. Телефон часто звонил, но психоаналитик не позволял Мэрилин снимать трубку. Ошеломленному Ральфу Робертсу он сухо ответил: «Ее нет» — и дал отбой.
Вечером семья Гринсонов устраивала званый ужин, и ему пришлось вернуться домой, чтобы переодеться. Как только он пришел домой, Мэрилин позвонила ему и радостным тоном сообщила хорошие новости о сыне Джо ДиМаджио. Кстати, она спросила Гринсона, не взял ли он ее флакон нембутала. Он ответил отрицательно, удивившись ее вопросу, так как думал, что в последнее время она снизила потребление барбитуратов. Но, так как у нее в распоряжении не было снотворных, Гринсон не видел причин для беспокойства. На самом деле накануне Мэрилин, тайком от психоаналитика, получила от Энгельберта рецепт на двадцать пять капсул. Доза, достаточная для самоубийства.
Оставшись одна, она бросилась к телефону и набрала несколько номеров. В семь тридцать Питер Лоуфорд слышал по телефону голос сломленной Мэрилин. «Наркотики или алкоголь или то и другое», — подумал он и, чтобы предупредить ее психоаналитика, позвонил его зятю, Рудину. До Гринсона дозвониться ему не удалось.
После этого показания расходятся. По одной версии, психоаналитик в сопровождении Рудина вернулся к Монро вечером, после своего ужина, к полуночи, встревоженный состоянием, в котором оставил пациентку, и довольно нервный, потому что недавно бросил курить. Он нашел ее спальню в большом беспорядке. На деревянном ночном столике — груда пластиковых флаконов, но ни в одном из них нет нембутала, и роман, который Лео Ростен посвятил ему, «Доктор медицины капитан Ньюман». Мэрилин отвечала ему бессвязно, и он решил дать ей выспаться. Он не подумал о том, что, упомянув нембутал в своем последнем звонке, она хотела сказать: я достала смертельную дозу и смогу ею воспользоваться.
Рудин говорил, что Гринсон позвонил ему около полуночи. Психоаналитик встретил его на Фифт Хелена-драйв и сразу сообщил, что Мэрилин умерла. По другой версии, он больше не видел и не слышал Мэрилин после ее последнего телефонного звонка.
В книге, раскрытой и валяющейся корешком вверх, можно прочесть: «Психиатр, полный сочувствия, узнал, что молодой человек, которого он вылечил от травмы, погиб в бою». «Наша работа, — говорит врач, — чинить их, чтобы они были в хорошем состоянии и достаточно здоровы, чтобы покинуть нас и пойти на смерть».
На столе — начало письма к ДиМаджио: «Дорогой Джо, если бы я только могла сделать тебя счастливым, мне удалось бы совершить самое великое и самое трудное дело: сделать кого-то совсем счастливым. Твое счастье означает мое счастье и…»
