Эдуард Лимонов - Палач
Все то же. Два стула. Книга не появилась. В разорванные полотнища туч там и сям проглядывают весенние звезды. Тучи бегут быстро-быстро, и потому освещение все время меняется.
Оскар встал, проверил еще раз замок на двери, ведущей с кухонной антресоли на крышу. Заперто.
Оскар спустился с антресоли, походил некоторое время по кухне. Нужно спать, решил он. Или хотя бы попытаться заснуть. Возможно, грабитель или грабители были на крыше и пытались проникнуть в лофт, когда вернувшийся домой Оскар вдруг спугнул их. Уходя, один из грабителей прихватил с собой книгу… чтобы, повертев в руках, швырнуть ее вниз, в Нью-Йорк, или чтобы показать богатому парню, тянущему холодное пиво за стеклами аквариума, что он не так безопасен, как ему кажется. Оскару показалось, что он проник в психологию грабителей… Или грабителя…
Телефонный звонок раздался именно в тот момент, когда Оскар, почистив на ночь зубы, выходил из ванной. Оскар взял телефонную трубку в спальне. И сразу все понял…
В трубке молчали и дышали. Этот нехитрый прием наведения ужаса успешно популяризирован Голливудом, и даже деревенский идиот в самом зачуханном штате знает, как использовать телефонный аппарат.
— Говорите! Я не расположен слушать ваше дыхание. Если не заговорите, я отключу телефон.
В трубке завозились, и прошедший через шарф или платок голос — наверняка через шарф, сложенный втрое или вчетверо, по всем лучшим стандартам Голливуда, — голос произнес:
— Если ты не оставишь в покое Габриэл Крониадис, ебаный поляк, пеняй на себя!
глава десятая
1В сущности, все было хорошо с Оскаром. Одна пропавшая книга и один телефонный звонок не означали, что жизнь Оскара ужасна. Один телефонный звонок не сделал Оскара несчастливым.
Прошла неделя, и второго телефонного звонка он не получил. То есть за неделю, может быть, сотня телефонных звонков раздалась в лофте Оскара, но «голос» его больше не беспокоил.
На следующее утро после происшедшего Оскар позвонил Габриэл в офис и поведал ей о короткой беседе с «голосом», умолчав почему-то о пропавшей книге.
— Кто-то разыграл тебя, Оскар. Может быть, один из моих любовников… Майкл никак не может успокоиться…
В голосе Габриэл прозвучала кокетливая гордость пятидесятилетней женщины, за которой до сих пор волочатся мужчины, и не только волочатся, но и, как выясняется, ведут себя, как глупые петухи.
— Не очень-то похоже на стиль председателя Совета директоров одной из крупнейших в стране автомобильных компаний, — с сомнением возразил озабоченный Оскар, пропустив мимо ушей женское тщеславие Габриэл.
— Ах, ты не знаешь мужчин, Оскар. К тому же Майкл любит выпить и иной раз бывает очень сумасшедшим… — Габриэл в телефоне горделиво хмыкнула.
— Однако я вижу, что он до сих пор не пропил компанию… Нет, это не был пьяный Майкл. Кто-нибудь принадлежащий к более низким слоям жизни. Если бы я своими ушами не слышал американское, не очень интеллигентное, но четкое произношение «голоса», я бы подумал, что это Яцек… — Оскар помолчал. — Но Яцек очень плохо говорит по-английски, как ты сама знаешь, и его деревянный голосишко не спутаешь ни с каким другим.
— Ты несправедлив к Яцеку, Оскар. Даже будучи уверен, что это не он испугал тебя звонком, ты все-таки не упускаешь случая выразить твое враждебное к нему отношение… — Габриэл звучала осуждающе.
— Яцек совсем недавно просил меня оставить миссис Крониадис и ее дочь в покое. Что я должен думать?
— Извини меня, Оскар, — Габриэл добавила в свой голос возмущения, — но ты ведешь себя с некоторых пор истерично. Когда я с тобой познакомилась, меня привлекла в тебе именно сила характера. Твоя резкость, горделивая независимость и сила… сила… Ты очень изменился.
— Мне не нравится эта история, Габриэл.
— Тебе что, до этого ни разу не звонили и не молчали в трубку, Оскар? Кто-то пошутил. Может быть, одна из брошенных тобою женщин, лежа в постели с мужчиной, попросила его напугать тебя… Может быть, это Женевьев. Она, кажется, зла на тебя.
— Может быть, это Женевьев, — согласился Оскар. — Однако я думаю, это не она. Она слишком хорошо выдрессирована. Самое большее, на что она способна, — это напиться в знак протеста до бессознания.
— Тебе лучше знать, — согласилась раздраженная Габриэл. — Если ты так напуган, Оскар, я могу тебе одолжить Билла на некоторое время… Или, если ты хочешь, мы наймем тебе личного телохранителя: Хотя бы на ближайшие пару месяцев?..
«И Билл или личный телохранитель будут доносить на меня Габриэл Крониадис», — подумал Оскар и вслух поблагодарил Габриэл:
— Нет, спасибо, Габи… Вероятно, ты была права, и звонок был глупейшей шуткой кого-то из наших общих знакомых. Забудем о нем.
— Тебя видели в «Плазе» с некой юной дамой. — Голос Габризл опять видоизменился, выражая теперь нарочитую незаинтересованность. Оскар мимоходом отметил, какое великое множество оттенков чувств способен выразить человеческий голос, и вспомнил, что когда-то давно он и Эльжбета отказывались разговаривать друг с другом в постели и выражали себя только при помощи животных звуков и отлично друг друга понимали.
— Разведка донесла, да?
— Да, разведка. Мне сказали — она красива… Дочь старого Гриндера…
Зависть прозвучала в голосе Габриэл, и Оскар с удовольствием убедился, что миссис Крониадис ревнует его к Даян.
— Сама прислала мне записку. Попросила подойти к ее столику. Я подошел…
— Оскар!.. — Вероятно, Габриэл Крониадис вспомнила о своем могуществе и о том, что она платит Оскару Худзински и содержит его… — Весь город знает, что ты мой любовник. И если ты появляешься вот уже две недели в «Плазе» с дочерью старого Гриндера, то весь город заключает: «Бедная Габриэл Крониадис! За все свои деньги она не может купить верности польского молодого человека…»
— Гуд бай, Габриэл! — вежливо сказал Оскар и положил трубку.
2Затем раздались долгие телефонные звонки, но Оскар решил не отвечать Габриэл и выдернул шнур телефона из розетки.
Оставшуюся часть дня он провел один. Как в старые добрые времена, в допалаческом славном прошлом, Оскар спустился в супермаркет, купил курицу, картошку, лук, морковь и, вернувшись, стал готовить суп.
Стоя на кухне — сверху, из стеклянного купола, горячее, сыпалось солнце, — Оскар разделся до ти-шотки и трусиков и с удовольствием вдыхал запах бурлившего на огне варева, живой запах еды — то есть жизни. Безуспешно пытаясь найти в баночках и коробочках лавровый лист, Оскар сообразил, что это в первый раз он готовит еду на этой кухне. Хорошая жизнь приучила его к ресторанам, к готовой пище, к обмену долларов на услуги…
Однако удовольствие приготовить самому себе еду, оказалось, все еще остается большим удовольствием. Оскар топтался у очага с пищей и бодро размышлял о том, как он будет жить в будущем. Связь с Габриэл, безусловно, изжила себя. Это не означает, что связь следует прекратить завтра, нет, с Габриэл он помирится, и некоторое время они еще продержатся на вдруг проснувшейся ревности Габриэл, однако конец близок. Скорее всего, Габриэл стареет, и жизнь ее тела уже не так важна для нее. Иной раз Габриэл даже позволяет себе пропускать ранее обязательные с шести до девяти встречи по средам и пятницам. Чему Оскар бывает очень рад, потому что ему становится все сложнее заставлять свое воображение работать с хорошо ему знакомым телом Габриэл.
Что же будет дальше? Может быть, он откроет школу палачей… Кроме того, у него теперь есть Даян, с которой Оскару очень хорошо. Хорошо настолько, что ему нужны пока только самые элементарные ухищрения Палача. В основном оба ведут себя в постели как здоровая пара, празднующая медовый месяц. Разумеется, Даян не его клиентка, а… кто ему Даян?.. Его герл-френд. Первая после Наташки за долгие годы. Настоящая.
Где-то, как всегда неунывающая, носится по Нью-Йорку Наташка. Но Оскар думает о ней все меньше и меньше… Оскару не понравилось, как прореагировала Наташка на известие о появлении в жизни Оскара Даян. Он думал, Наташка расстроится, будет его ревновать… А она…
— У тебя, говорят, появилась постоянная девушка, Оскарчик? — спросила его Наташка в конце длительного телефонного разговора о том о сем, об общих знакомых и вообще о жизни… — Я рада за тебя…
По интонации Оскар понял, что Наташка действительно рада за него, и ему стало грустно. Значит, Оскар был Наташке куда более безразличен, чем даже казалось. Ну что ж, время — восемь лет — лишило их отношения крови. Однако, если бы Наташка сейчас предложила Оскару: «О, я люблю тебя, давай уедем вместе куда глаза глядят!», он, может быть, и уехал бы с ней. Уехал бы? Оскар вспомнил все Наташкины ужасные истории с другими мужчинами и весело-стыдливо подумал, что ему хватило бы этих историй до конца жизни. Для возбуждения, для поднятия члена Оскара. Но Наташка никогда не предложит ему уехать, посему о чем тут говорить…
