Эдуард Лимонов - Палач

— Выгони его, Габриэл! Пусть опять идет к урне с прахом вечнозеленого дерева на углу Пятой авеню и Пятьдесят четвертой улицы. — Оскар зло сбросил руку Габриэл со своего плеча.

— Я не могу уволить Яцека!.. — На сей раз голос Габриэл звучал сухо и по-деловому. — Эстелла успела привыкнуть к нему, они друзья, и показать Яцеку на дверь — значит травмировать девочку на всю жизнь.

— Ты хочешь травмировать меня на всю жизнь? — Оскар повернулся к Габриэл.

— Будем разумны, — вернулась Габриэл к прежнему теплому, дружественному голосу. — Я не совсем понимаю, почему ты так нервничаешь, Оскар. Наши с тобой отношения никак не связаны с Яцеком. Да, он почти стал для меня членом семьи, и поэтому нельзя отказать ему в праве иметь собственное мнение… Но не нужно обращать на него внимание… Ты дорог мне, Оскар, не меньше, чем дорога моя дочь. Давайте все жить в мире и сосуществовать…

Оскар неохотно позволил Габриэл обнять его и поцеловать несколько раз в шею, подумав про себя, что маленький ястреб прав. Как всегда. Нужно быть западным человеком и проводить четкие границы между вещами и ситуациями. Яцек Гутор учит вундеркинда Эстеллу русскому языку и проповедует любовь к жукам и тараканам. Оскар Худзински работает машиной, удовлетворяющей сексуальные потребности мамы Габриэл, и любви не проповедует. Вмешивать же польские настроения, польские обиды и польские ссоры в профессиональные отношения Яцека и Оскара с работодателем — Габриэл Крониадис — глупо и непрактично. Если Оскар это делает, значит, он все-таки поляк куда в большей степени, чем ему кажется. Значит, он, как ни старался, не очень далеко ушел от своих соотечественников.

Только с помощью пары крепких бессемянных джойнтов удалось в эту ночь Оскару заставить работать мышцы своего члена. И, трудясь над компактным, сухим и тугим телом эксплуататорши, Оскар в первый раз почувствовал к Габриэл что-то вроде классовой ненависти. Однако, когда Оскар попытался было вложить эту ненависть в удары плеткой, которыми он награждал бока и поджарый зад Габриэл Крониадис, она застонала: «Больно! Слишком больно!» — и Оскару пришлось ограничиться обычным, дозволенным Палачу удовольствием. Выместить зло на эксплуататорше Оскару удалось только тогда, когда он вставил в щель Габриэл почти обязательное в их развлечениях дилдо № 1.

— Я думала, что Палач… Я представляла тебя другим… — Даян насмешливо проскользнула взглядом по лицу Оскара, и освобожденный взгляд ее заскользил далее, по цветам, столикам, посетителям и оркестру «Плазы». Оказалось, что по непонятной обоим причине и Оскар, и Даян любят «Плазу».

— Ну, и теперь ты разочарована? Ты ожидала увидеть зверя, руки по локти в крови невинных жертв. Палача, глотающего колючую проволоку на завтрак, угрюмого монстра…

— Ну, не совсем так…

— А, я знаю!.. Ты наверняка видела фильм Пазолини «Сало, или Сто двадцать дней Содома»… Именно из этого фильма подавляющее большинство моих женщин почерпнули неверные знания того, каким должен быть Палач. Сознайся, видела?

— Ну нет, Оскар, я не такая дилетантка… — Даян протестующе попыталась прикрыть рот Оскара ладошкой. Руки у Даян Гриндер были маленькие. Слияние голубых кровей Германии и Италии создало в высшей степени аристократическое существо… Правда, еще достаточно юное. Даян было только двадцать два года. — У меня был любовник, который едва не прокусил мне горло. Ты, наверное, слышал о нем… Роберт Штук — известный театральный режиссер.

Оскар спросил еще бутылку шампанского у подошедшего официанта. Он уже был слегка, тепло и красиво пьян. Из-за соседнего столика ему поклонился, привстав, дубина-журналист Боб Картер. Оскар поднял руку и слегка повертел кистью в воздухе. И оглядел зал.

Как обычно, с Оскаром была самая красивая женщина. Так случалось теперь всегда. Сидящие вместе с Картером два мужлана в невыразительных расцветок костюмах-тройках завистливо время от времени посматривали на Оскара и Даян. Приятное чувство гордости за его женщину заставило Оскара взять руку Даян и поцеловать ее:

— Спасибо…

— За что?

— За то, что ты есть, такая юная, прекрасная и благоухающая. Искательница приключений…

— И тебе спасибо. Ты очень нежный. Я не могла, себе представить, что мужчина может быть таким нежным. «Нежный Палач». Парадокс.

— Я стараюсь быть злым и безжалостным, — засмеялся Оскар. — Мне казалось, что это у меня получается. Ты первая, кто сказал мне, что я нежный.

Последнее утверждение было льстивой неправдой. Наташка не раз смеялась над Оскаром и сравнивала его темперамент с девичьим. Наташка знала все слабые места Оскара, но даже Женевьев порой говорила Оскару, что он нежный.

Проходящая к выходу большая компания мужчин в токсидо и женщин в вечерних туалетах попрощалась издали с Оскаром. Оскар, приподнявшись, слегка поклонился.

— Тебя все знают.

— В обществе, в котором самые известные люди — куаферы и портные, Палач — приятное разнообразие.

— Ты имеешь в виду хэрдрессеров и дизайнеров?

— Да. Я только употребил старые имена для них… Что такое дизайнер? Ваш бывший личный, пусть и королевский, но портной. Еще в начале прошлого века портных пороли розгами за плохо сшитые костюмы. Не говоря уже о хэрдрессерах…

Даян заулыбалась.

— Моя профессия куда более романтическая и славная, — продолжал Оскар. — Мои предшественники — палачи — были аристократами. Принц Влад — он же граф Дракула — один из них. Маркиз де Сад — наиболее известный из нас. Моя профессия сообщает мне ореол таинственной жуткости. Честно говоря, Даян, я думаю, женщинам, которые ищут встреч со мной, важнее именно этот жуткий исторический, полупреступный ореол вокруг Палача, чем мои фактические действия.

Оскар отказался в первую встречу быть Палачом с Даян. Он был с ней мужчиной. Даян еще предстоит знакомство с Палачом, поэтому она верит и не верит Оскару, улыбается и хмурится и не знает, воспринимать ли то, что он говорит, серьезно или, может быть, как кокетство притворяющегося усталым Палача.

Старый, седой и красивый черный, которого оркестр и часть зрителей встретили аплодисментами, прошел к пианино, тщательно сел, нажал лакированным башмаком педаль и запел: «Я хочу взять тебя на медленный корабль, идущий в Китай…»

Оскар опять взял красивую руку Даян и поцеловал ее. Одновременно он подумал, что очень хорошо, что Даян такая молоденькая и ей не лень еще сидеть здесь, в «Плазе», с Оскаром, напялив на себя милые парижские, немного старомодно выглядящие в Нью-Йорке тряпочки, и загадочно щуриться на Оскара и в зал и красиво нести бокал шампанского ко рту… Все эти приятные мелочи и придают жизни аромат, подумал Оскар. Кожа на личике Даян была чистой-чистой, только кое-где закрашенной легким мейкапом, глаза ее блестели… Очевидно, перед свиданием с Палачом она закапала в каждый глаз по капле жидкого вазелина…

Габриэл Крониадис не будет сидеть с Оскаром в «Плазе», лениво беседуя. Может быть, потому, что на руках у Габриэл забота о продаже оружия всему миру. И, может быть, потому, что Габриэл пятьдесят и у нее нет никаких иллюзий по поводу мира и его обитателей. Габриэл приезжает к Оскару получить свою порцию странного для других, но вполне нормального для нее самой секса и отбывает опять в мир продажи оружия. Как скучна Габриэл! — впервые признался самому себе Оскар. Жизнь ее расчерчена на квадраты, и ее секретарша Элизабет наверняка проставляет в квадратах среды и пятницы: «Оскар. 6 p.m — 9 p.m». Бр-р!

Теплый ветер продувал Централ-парк насквозь, когда Оскар и Даян, сидя в коляске и пьяно хохоча, совершали путешествие по парку. Они выбрали, разумеется, белую лошадь и блондинку-девочку в черном высоком цилиндре, покачивающуюся сейчас перед ними высоко на козлах.

— Посмотри, ты знаешь, что это цветет, Оскар? Белые цветы…

— Где?

— Вон, за скалой. Невысокие деревья, почти без листвы, но все в цветах.

— Не знаю. Какие-то фруктовые деревья. Наверное, яблони. Или сливы. Я вырос хотя и в небольшом, но в городе и почти не умею отличать одно дерево от другого. Даже не знаю их названий по-польски.

— Яблони, — отозвалась Маргарет с козел. Она сама представилась хохочущим Оскару и Даян, когда они вывалились из «Плазы», выдув там четыре бутылки шампанского.

— Единственное время года, когда Централ-парк еще свежий, — прокомментировал проплывающие мимо скалы, холмы, рощицы и болотца Оскар. — Конечно, он не такой свежий, как ты, Даян…

— Комплимент. Косвенный. Еще один. Я сегодня получила от Палача столько комплиментов, сколько невозможно получить от ангела…

Театральным, красивым движением женщины-соблазнительницы Даян положила руку на плечо Оскара, мгновенно обняла его за шею и поцеловала в губы легким, скользящим движением.