Виктория Токарева - Птица счастья (сборник)
Костя задумался. Он заметил: когда у человека нет детей, то всю свою любовь он отдает родителям. Миша любил маму удвоенной любовью, как больного ребенка.
– И еще… – проговорил Миша.
Костя напрягся.
– Спасибо тебе…
– И все? – проверил Костя.
– Все.
– Тогда я пошел, – с облегчением сказал Костя. Поправил на плече сумку.
– А ты не боишься, что тебя ограбят? – спросил Миша.
– А откуда кто знает?
И в самом деле. Откуда кто знает, что лежит у человека в спортивной сумке? Может, книги, может, теннисная ракетка…
Они разошлись. Костя испытывал чувство, похожее на вдохновение.
Что его вдохновило? Мишино «спасибо», или то, что немец вышлет штаммы, или просто Миша, который любит свою маму, а жена любит Мишу, а Миша науку – и везде любовь кружит над головами.
Костя взял машину и поехал к старухе. Он решил отдать ей деньги прямо сейчас. Ему подсознательно и сознательно хотелось освободиться от дурных денег. Поменять деньги на результат.
За рулем сидела молодая женщина, видимо, тоже занималась частным извозом.
Костя опустился на заднее сиденье, осторожно прикрыл дверцу, назвал адрес старухи «улица Кирова, семнадцать» и замолчал. Углубился в подсчеты.
Сколько было денег? Сколько осталось? На что их потратить? Только скорее. И тогда пусть приходит Азнавур и задает вопросы.
– Как поедем? – Женщина обернулась и посмотрела на Костю. На ней была круглая шапочка, отороченная белым мехом. Как у Снегурочки. – Через центр или по кольцу?
– Самая короткая дорога та, которую знаешь, – сформулировал Костя.
– Тогда по кольцу…
– Простите… дурацкий вопрос. Если бы вы нашли много денег, что бы вы сделали?
– Много – это сколько? – уточнила Снегурочка.
– Чемодан.
– Я бы зарыла их в землю. И сама бы уехала.
– Зачем?
– Боялась бы…
– А потом?
– Потом, через год, откопала бы.
– А дальше?
– Дала бы батюшке на храм. У нас очень хороший батюшка. У него семь человек детей. Он так тяжело живет.
– А зачем так много детей?
– Сколько Бог даст.
– Пусть государство поможет. Церковь ведь не отделена от государства.
– А что с того? – Снегурочка обернулась. У нее были густо, по-новогоднему, накрашены глаза. – Мы все оказались брошены государством. Каждый выживает как может.
– А муж у вас есть? – спросил Костя.
– Немножко… – неопределенно ответила Снегурочка, и Костя понял, что она больше рассчитывает на Бога, чем на мужа.
– Здесь под светофор направо, – руководил Костя.
– А вы крещеный? – спросила Снегурочка.
– Нет.
– Это плохо.
– Почему?
– Ангела-хранителя нет. Вы предоставлены самому себе. Вас никто не охраняет.
Костя вдруг подумал: это правда. Его никто не охраняет.
– А в моем возрасте можно креститься? – спросил он.
– В любом можно. Хотите, наш батюшка вас окрестит? – Снегурочка обернулась и посмотрела на Костю новогодними глазами.
– Хочу, – серьезно ответил Костя.
Снегурочка достала из сумки маленькую книжечку величиной с карманный блокнот. Протянула Косте.
– Это молитвенник, – объяснила она. – Тут на последней странице наш адрес и телефон.
– Телефон храма?
– Нет. Телефон нашего православного издательства. Меня Рита зовут. Скажете: позовите Риту.
Костя взял молитвенник. Положил в карман.
– А для себя лично вы что-нибудь хотите? – спросил Костя.
– У меня все есть.
– Ну… У английской королевы тоже все есть, и даже больше, чем у вас. И то ей что-то надо…
– А чего у нее больше? Король? Так он мне и даром не нужен. Королевство? Я без него обойдусь. А остальное у нас одинаково: земля, хлеб, вера…
– Стоп! – скомандовал Костя.
Машина встала. Костя вышел. В кармане лежала начатая пачка. Он отсчитал семь сотенных банкнот и протянул. Почему семь, он не знал. Так получилось. Семь – мистическая цифра. Семь дней – это неделя.
Снегурочка включила свет. Долго смотрела на деньги. Потом спросила:
– Что это?
– Жертвоприношение, – ответил Костя.
– Спаси вас Бог, – просто сказала Снегурочка. – Приходите, если что…
– Можно вопрос? – спросил Костя.
Рита выжидательно смотрела на него.
– Если вы веруете, зачем краситесь?
– Так красивее. Господь не против. Он на такие мелочи внимания не обращает…
Машина весело фыркнула и ушла.
Костя сделал маленькое открытие: «милостыня» – от слова «милость». Сделайте милость… Явите божескую милость… Значит, милость угодна Богу, как творчество, как любовь. Костя посожалел, что у него мало денег. Оказывается, миллион – не так уж много. Это даже мало на самом деле…
– А вы мне снились, – обрадовалась старуха. – И еще знаете что? Битые яйца.
Костя прошел и разделся. Старуха журчала, как весенний ручей:
– Раньше битые яйца снились мне к деньгам. А сейчас – просто к битым яйцам. Я пожарю вам омлет с сыром.
Старуха ушла на кухню.
Костя достал из сумки десять пачек и положил их на середину стола.
Стал ждать.
Старуха вошла с тарелкой. Остановилась. Строго спросила:
– Что это?
– Сто тысяч, – смущенно отозвался Костя. – За дачу. Я покупаю у вас дачу. Вы не против?
– Я против того, чтобы грязные деньги лежали на обеденном столе.
– Почему грязные?
– Вы представляете, через сколько рук они прошли? И что это были за руки… Уберите их куда-нибудь.
Костя перенес деньги на подоконник.
– Подите вымойте руки, – попросила старуха.
– Я же вилкой буду есть, – возразил Костя.
– А хлеб?
Костя послушно отправился в ванную комнату. В ванной была стерильная чистота, как в операционной. Костя понял, что у старухи – мания чистоты. Деньги для нее – источник грязи. Но не только. Деньги – это потеря загородного дома, который помнит ее маленькой и молодой. А вместо этого куча денег, как битая скорлупа.
Костя вернулся в комнату. Старуха сидела, глядя в стол.
– Они сказали, что никогда не вернутся в Россию, – проговорила старуха.
Костя понял, что речь идет о сыне и о его семье.
– Они сказали, что в Америке лучше их детям. Дети – уже американцы.
– А им самим? – спросил Костя.
– Им самим трудно. Эмиграция – это всегда стресс.
– Значит, свою жизнь под ноги детям? – спросил Костя.
– И мою тоже. Но зато теперь у меня есть много денег. Я буду менять их на рубли и докладывать к пенсии. Как вы думаете, сколько надо докладывать?
– Если скромно, то долларов двести, – предположил Костя.
– Значит, сто тысяч разделить на двести – будет пятьсот месяцев. В году двенадцать месяцев. Пятьсот делим на двенадцать – сорок. Мне хватит на сорок лет… Я буду покупать куриные сосиски в супермаркете.
– А в Америку вы не хотите переехать?
– Не хочу. Зачем я буду путаться у них под ногами? Там вместе не живут. Не принято. Это в Индии живут вместе. Чем ниже уровень жизни, тем крепче связь поколений.
Костя слушал, но ему казалось, что его никогда не коснутся старость, ненужность. У него все – здесь и сейчас.
Он подошел к телефону и набрал номер Кати. Мобильный был отключен, а домашний занят. Катя не прекращала работу дома, вела деловые переговоры по телефону.
Костя вернулся к столу. Старуха разливала чай.
– Это деньги ваши или ее? – Старуха кивнула на телефон.
– Мои.
– У вас такие деньги?
– А что?
– Ничего. Вы не производите впечатления делового человека.
– А деловые – они какие?
– Они сначала едут в нотариальную контору, оформляют сделку, а уж потом расплачиваются.
– А мы – наоборот, – сказал Костя. – Сегодня деньги, завтра стулья. Какая разница?
– Деловые люди держат деньги в западном банке, а не носят с собой. Деньги должны работать.
– А вы откуда знаете?
– От своего сына. Он знает.
– У меня нет счетов в западных банках, – сказал Костя.
– Я могу вам помочь. Вернее, мой сын. Хотите?
– Не знаю. Я подумаю…
– Подумайте. И звоните. Мне кажется, мы будем дружить.
– Мы будем крутые и деловые, – улыбнулся Костя.
– Мы никогда не будем крутые, но голыми руками нас не возьмешь…
Костя снова набрал Катю. Телефон был занят вглухую. Проще доехать и кинуть камнем в окно.
Костя доехал и поднялся на лифте.
Дверь мог открыть Александр, но это не имело значения. Костя только увидит Катю и отметится: вот он я. Вот она – ты. Он не мог уехать на дачу, чтобы не повидаться и не отметиться.
Открыла Надя, собачья нянька. Они держали специального человека для собаки, и это было логично. Хозяев целыми днями не было дома, а собака, молодая овчарка, должна есть, и гулять, и общаться.
Овчарка рвалась с поводка и буквально вытащила Надю за дверь. Они удалились на вечернюю прогулку.
Катя сидела в кресле, положив ноги на журнальный столик. Смотрела в телевизор.
– Где ты был? – спросила она.
– У Миши, – ответил Костя. Он не любил врать и старался делать это как можно реже, в случае крайней необходимости.
