Алан Глинн - Области тьмы
— Почему она согласилась говорить?
— Потому что боится. Таубер прекратил все контакты с ней, она нервничает и не знает, что делать. У неё постоянно болит голова, она не может нормально работать. Она не знает, что с ней творится. Мне кажется, она даже не знает, что принимала наркотик — а я не хотел доводить её до грани, и не стал объяснять. Поначалу она отнеслась ко мне крайне подозрительно, но, раз начав говорить, уже не могла остановиться.
— И как, по твоему мнению, он давал им наркотик?
— Он всех посадил на программу приёма витаминов и специальных пищевых добавок, так что наверно просто подмешивал в них. Здесь явно и источник его власти над этими людьми, и его якобы харизмы. — Он замолчал. Я слышал, как он стучит по чему-то то ли ногой, то ли кулаком. Потом он сказал: — Чёрт! Просто не верю в такую фигню. Никогда я не работал над такими интересными делами.
У меня сейчас не было на это времени — на разговор по телефону о карьерных проблемах Кении Санчеза. Внезапно на меня навалилась слабость. Я глубоко вдохнул, а потом спросил его, есть что-нибудь по «Юнайтед-Лабтек».
Он снова вздохнул.
— Есть немного, — сказал он, — но немного. Ими владеет фармацевтическая компания, «Айбен-Химкорп».
Вскоре я сказал ему, что мне надо бежать, что я на работе. Поблагодарил его, пожелал ему удачи, и сразу повесил трубку.
Положил телефон на стол и встал.
Медленно прошёл через комнату к окнам. В Манхэттене стоял ясный, солнечный день, и с шестьдесят второго этажа можно было видеть всё, можно было различить каждый элемент пейзажа, каждое произведение архитектуры — включая не самые очевидные, такие, как Здание Целестиал справа, или Терминал Портового Управления дальше, на Восьмой-авеню, где находился офис «Керр-энд-Декстер». Стоя у окна, я видел всю свою жизнь, раскинувшуюся передо мной, как последовательность мелких надрезов на большой микросхеме города — углы улиц, квартиры, кафешки, винные магазины, кинотеатры. Но теперь, вместо того, чтобы прорезать более глубокую и нестираемую черту на поверхности, я поставил все эти мелкие насечки под угрозу заглаживания и исчезновения.
Я повернулся и уставился на белые стены на другом краю комнаты, на серый ковёр и анонимную офисную мебель. Меня ещё не захлестнула паника — но ждать её недолго. Пресс-конференция должна начаться позже, днём, и одна мысль о ней наполняла меня ужасом.
Но потом до меня ещё кое-что дошло, и с упёртостью обречённого человека я вцепился в эту мысль.
Санчез упомянул «Айбен-Химкорп». Я знал, что слышал уже это название, недавно, и через пару минут вспомнил, где. У Вернона в тот день — в «Boston Globe». Верной явно читал про грядущий суд в Массачусетсе по поводу ответственности за продукт. Насколько я помню, девочка-подросток, принимавшая трибурбазин, убила лучшего друга, а потом себя.
Я подошёл к столу и сел перед ноутбуком. Вышел в Сеть и начал искать в архивах «Globe» подробности этой истории.
Семья девушки начала судебный процесс по поводу денежной компенсации против «Айбен-Химкорп». На суде компании предъявили обвинение, что её антидепрессант вызвал у девушки «потерю самоконтроля» и «суицидальную навязчивость». Дэйв Моргенталер, адвокат, специализирующийся на таких делах, представлял истца, и согласно статье, последние шесть месяцев собирал показания у экспертов-свидетелей, включая учёных, которые участвовали в разработке и выпуске трибурбазина, и психиатров, готовых подтвердить, что трибурбазин потенциально вреден.
В голове у меня всё перемешалось, я взял ручку и начал рисовать на бумаге каракули, пытаясь связать всё воедино.
«Айбен-Химкорп» — владельцы «Лабтек», откуда предположительно появился МДТ. Это значит, что МДТ разработала и выпустила международная фармацевтическая компания. Перед этой компанией маячит громкое — и скорее всего весьма болезненное — судебное разбирательство.
На самом деле — я снова вернулся за компьютер и полез по финансовым сайтам, и нашёл что искал — из-за плохого паблисити вокруг этого дела акции «Айбен-Химкорп» уже упали, до 697/8, а прежде они достигали 871/4. Рост интереса общественности к делу продлится до самого суда. Я нашёл кучу статей, где уже поднимался главный вопрос предстоящего слушания: если человеческое поведение определяется синапсами и серотонином, что остаётся от свободной воли? Где кончается ответственность личности и начинается химия мозга?
Короче, «Айбен-Химкорп» оказалась в очень уязвимом положении.
И я тоже — но теперь мне стало интересно, могу ли я использовать знания об МДТ, чтобы слупить что-нибудь с «Айбен-Химкорп». Например, снабжение МДТ в обмен на то, что я не пойду со своей историей к Дэйву Моргенталеру?
Я встал и принялся бродить по комнате.
Мне стало ясно, что если на суде всплывёт информация о продукте «Айбен-Химкорп», который ещё даже не прошёл проверку, но уже вызвал множество смертей, акции компании упадут ниже плинтуса. Это дерзкий, высокорисковый вариант, но учитывая обстоятельства, больше мне ничего не остаётся.
Я снова подошёл к окну, но выглядывать уже не стал. Как следует раскинув мозгами, я решил, что самый умный первый шаг — наладить связь с Дэйвом Моргенталером. Подходить к нему надо осторожно, но, чтобы представлять для «Айбен-Химкорп» серьёзную угрозу, мне нужно как следует накрутить Моргенталера, чтобы он готов был смешать их с грязью. И спустить его с поводка в критический момент.
Я нашёл телефон его офиса в Бостоне. Сразу позвонил и спросил, могу ли я поговорить с ним, но в этот день его на месте не было. Я оставил свой мобильник и сообщение, что у меня есть «взрывчатая» информация про «Айбен-Химкорп», и что я хочу встретиться с ним как можно быстрее.
Закончив разговор, я попробовал сосредоточиться на работе, сконцентрироваться на сделке MCL-«Абраксас» и пресс-конференции, но у меня не очень получилось. Я прокручивал в голове последние недели и жалел, что не сделал то и это — например, что я не начал заниматься Деком Таубером пораньше, и не нашёл Тодда Эллиса до того, как он ушёл из «Юнайтед-Лабтек».
Потом мне стало интересно, есть ли связь между его смертью и убийством Вернона. Но толку-то? Была ли смерть Тодда случайной или нет, этот канал для меня теперь закрыт. У меня нет выбора, кроме как искать запасной.
Я снова подошёл к окну и уставился на дома напротив — разглядывал громадные вертикальные площади стекла и стали, улицы внизу, крошечные ручейки людей и машин. Скоро новость о сделке подожжёт этот город, и я окажусь в эпицентре. Но вдруг я почувствовал, что всё это не имеет ко мне отношения. Будто я провалился в запутанный сон, понимая, что никогда уже отсюда не выберусь…
Это впечатление почти сразу усилилось, когда меня позвали в другой кабинет, чтобы оценить последние поправки для пресс-конференции. Организованная в потрясающе сжатые сроки одним из подчинённых Ван Луна, она должна была проходить в пять вечера в отеле в центре города. Об этом я знал, но когда увидел, в каком отеле, ко мне вернулось острое тянущее ощущение в животе.
— Ты в порядке?
Это спросил один из сотрудников. Я поднял на него глаза, одновременно заметив своё отражение в зеркале на боковой стене кабинета.
Лицо у меня стало мертвенно-бледным.
— Да, — сказал я, — в порядке, сейчас… минутку, я…
Я повернулся и бросился из кабинета, в туалет, а там к раковине.
Умылся ледяной водой.
Пресс-конференцию организовали в отеле «Клифден».
Мы с Ван Луном приехали туда в полчетвёртого, там уже царила суета. Первый намёк журналистам, что что-то происходит, дали сегодня днём, когда мы с Ван Луном позвонили тщательно отобранным людям и сказали отменить на сегодня все дела. Имена Этвуда и Блума упоминались на одном дыхании, и этого хватило, чтобы вспыхнул фейерверк слухов и спекуляций. Через час мы разослали пресс-релиз. Потом начали звонить телефоны, и уже не прекращали.
«Клифден» — это сорокапятиэтажная башня, поднимающаяся над отреставрированным историческим зданием на Сорок Шестой улице, прямо за Мэдисон-авеню. Это шикарный отель, больше восьмисот комнат, плюс всё, что нужно для деловых конференций. Вестибюль ведёт к застеклённому атриуму, а за ним — зал для приёмов, где и проходила наша пресс-конференция.
Пока Ван Лун говорил по мобильнику, я внимательно осмотрел вестибюль, но ничего не узнал. Хотя меня и мучало томительное ощущение беспокойства, я пришёл к уверенному выводу, что никогда прежде не бывал здесь.
Ван Лун закончил разговор. Он вошёл в атриум, и пока шёл через него, к нему подошли три разных журналиста. Он с ними обаятельно и добродушно побеседовал, но не сказал ничего, что они не читали в пресс-релизе. В конференц-зале царила суета, сзади техники устанавливали камеры и проверяли звук. Дальше персонал отеля расставлял рядами складные стулья, а венчал комнату подиум с двумя длинными столами. За ними стояли стенды с логотипами двух компаний, MCL-Parnassus и «Абраксас».
