Ирина Анненкова - Обманы зрения
Сама же она, согласно легенде, на похороны приехать не смогла из-за проблем со здоровьем — возраст, знаете ли! На самом деле, ей, как ты понимаешь, никак нельзя было встретиться с тобой.
— А вы что, и Антонину допросить сумели? — удивилась Ада. — Храбрые вы парни, однако!
— Да уж, — хмыкнул Антон, — с этой дамой справиться было посложнее, чем со всеми мужиками! Она нам и всеми известными карами грозила, и сердечный приступ репетировала.
— Ну и как же вы с ней совладали? — с неподдельным интересом спросила Ада.
— Да я ж тебе говорил: Лёня — классный профессионал! — слегка загадочно ответил Антон. — Бабка потом ему все выложила: и как, пока муж-генерал был жив и в силе, картины да антиквариат по всей стране скупала за бесценок, за тогдашний дефицитный ширпотреб и продукты; как реставрировала их потихоньку; как продавала потом. Веришь — слезу пустить было можно, когда она жаловалась, что почти ничего у нее уже и не осталось, и призрак нищеты заглядывает ей в глаза. Театр одного актера!
Мужики — они попроще будут. Поорали, попугали нас, попытались воззвать к мужской солидарности — и всё. Поплыли. Они нам всё выложили, как миленькие. Не знали, правда, самого главного: где тебя теперь искать. Геннадий тебя хорошо запрятал.
— Слушай, — вдруг испуганно подскочила Ада, — Генка же мне говорил, что Виталик под каким-то вроде как бандитом ходит.
— Ну да, под Пыхой, — спокойно сказал Антон. — А что ты переполошилась?
— Ну как же, — поёжилась Ада, — он, наверное, теперь захочет устроить разборки полётов, пособить, так сказать, своему подчиненному.
Антон фыркнул и насмешливо улыбнулся.
— Прав был профессор Преображенский, ох как прав! „Не читайте большевистских газет!“ А от себя добавлю — и телевизор не смотрите. Ну какие такие разборки, в самом деле?!
— Обыкновенные, — проворчала Ада.
— Это ты как знаток говоришь? — подковырнул ее Антон. — Девочка моя, легенды о злых бандитах специально рассказывают для того, чтобы люди в них верили и боялись. Инструмент, так сказать, для сбивания рыбы в косяк. Главное тут ведь что? Правильно, страх. Неважно, кого будут бояться: акул империализма, японских шпионов и диверсантов или вот хоть бандитов.
— Ты что, пытаешься мне сказать, что их и в природе не существует? — подозрительно поинтересовалась Ада.
— Отчего же, — весело ответил Антон, — существуют. Как, впрочем, и акулы империализма. Однако степень их влияния и, главное, независимости, несколько преувеличена. Они делают ровно то, что им разрешено.
— Как же так? Почему же их тогда не выловят?
— Потому что они кому-то нужны.
— Кому?
— Ну, ты девочка умная, должна и сама сообразить. Подумай вот над чем: после войны домой вернулись сотни тысяч крепких мужиков, хорошо умеющих воевать и убивать, но отвыкших работать. И многие не спешили расстаться с фронтовыми привычками. Мой дед работал в московской прокуратуре в те годы, так вот он потом вспоминал и рассказывал, какой тогда был уровень бандитизма, особенно в крупных городах. Однако в сорок шестом году сверху поступил приказ с этим нехорошим явлением покончить. И покончили. За несколько месяцев. Дед говорил, тогда был лозунг: „К выборам всех выберем!“. А те бандиты нынешним не чета были! Ну, поняла?
— Поняла, — уныло согласилась Ада.
— Ну вот и хорошо. Запомни, какой-нибудь Пыха легко тронет того, кого ему позволено трогать. А кого не позволено — не тронет. Чтобы ты совсем на этот счет не беспокоилась, я тебе скажу, что вышеупомянутый гражданин, узнав, что вверенный ему контингент парится у Леонида Петровича и вызывает его недовольство, тотчас же примчался лично. Там он недвусмысленно дал понять господам Карманову и Чернышеву, что колоться им надлежит быстро и четко, указания и распоряжения выполнять безропотно, а уж он, Пыха, со своей стороны, им потом и сам наподдаст, от себя, так сказать, персонально, если вдруг идиотам повезет, и отпустим мы их с миром. Чтобы знали, куда в следующий раз лезть, а куда и не соваться.
Эта сладкая парочка и так-то твердостью духа не отличалась, а уж после такого многообещающего разговора с отцом-командиром и вовсе сникла и стала совсем откровенна.
Я тебя успокоил? Поверь мне, Ариша, с этой стороны никто никому больше не угрожает.
Только одного мы из них не смогли вытрясти — где тебя искать. Твой друг Гена хорошо тебя спрятал. Если бы он сам не позвонил, нам бы нелегко пришлось.
— А что теперь дальше будет с Петькой и Виталиком? — поинтересовалась Ада.
— У тебя есть особые пожелания? — галантно спросил Антон, как будто речь шла о планах на ближайшие выходные.
Ада отчаянно замотала головой. Потом помолчала и неохотно сказала:
— Я знаю только одно: я не хочу никого из них больше видеть. Никогда.
— Вот и славно, — Антон поцеловал ее в бровь и пригладил торчащие на макушке рыжеватые прядки. — Пусть себе отправляются куда подальше. В какое-нибудь неблизкое место с романтическим названием Муторай, или там Кытыл-Дюра, к примеру. Это в Якутии, у меня там сосед служил — дивное, говорит, место! Тайга, вечная мерзлота, комары размером с хорошую лошадь — красота!
Причем, пусть едут все вместе, во главе с бабкой Антониной, милейшей женщиной. Там они проведут немало приятных часов, выясняя, кто же из них больше виноват в случившейся неудаче. А за исполнением приговора поручим проследить Пыхе! Думаю, он не подведет…
* * *Солнца было не видно, но серебристо-серое небо вроде как светилось само по себе — очень ярко. Внизу, на сколько хватало глаз, росли редкие сосны, огромные и могучие, с розовато-желтыми стволами. Не было никакого подлеска, только взрослые светлые деревья и пышная густая трава у их корней. Чуть дальше, за зеленым лугом, протекала неширокая речка, мирная и спокойная. Ее берега заросли камышом и осокой.
Ада любовалась этим радостным, ласковым пейзажем откуда-то сверху. Было тихо, но тишина теплого летнего дня шуршала ветерком, плескалась речной волной, посвистывала невидимой птицей. Пахло свежей водой и горячей сосновой хвоей.
Постепенно все цвета стали ярче, отчетливее, появились немыслимые оттенки. Одних только разновидностей зеленого Ада могла насчитать несколько десятков! Сосновая кора отливала перламутром, узкая песчаная полоса у кромки воды искрилась лимонным, оранжевым, охряным, медным.
Вдруг Аде захотелось полететь над этим ясным безмятежным днем. Сперва она удивилась своему желанию, но потом отчего-то поняла, что летать — совсем не сложно. Засмеявшись своей уверенности, Ада распахнула руки и легко скользнула над пушистыми верхушками сосен, промчалась над лугом, набирая скорость, заложила крутой вираж над речкой-невеличкой.
Сперва было жутковато — не чувствовать привычной опоры под ногами, парить в воздухе. Но Ада чувствовала, что в полете нет ничего странного и противоестественного, надо только ни на миг не останавливаться, и тогда всё будет просто замечательно. Хохоча от восторга и сознания собственного всесилия, она то стремительно проносилась над самой землей, лавируя между стволами деревьев, задевая голым животом торчащие травинки, то зависала высоко-высоко, неспешно паря там, где сиял невозможным светом серебристый небосвод.
Машину тряхнуло, и Ада открыла глаза. Они стояли на неширокой дороге перед железнодорожным переездом, а перед ними мелькали вагоны бесконечного товарняка.
— Просыпайся, соня, — ласково и насмешливо сказал сидящий за рулем Антон. — Ты всю дорогу проспала.
Ада зевнула в воротник, улыбнулась и снова закрыла глаза. Ей очень хотелось опять вернуться в радостное и счастливое ощущение полёта из ее волшебного сна.
Но переезд открыли, машина ловко и привычно перевалила через рельсы, минут пять проехала по шоссейке, а потом свернула с трассы на узкую асфальтированную дорожку. Поныряв между разросшимися кустами орешника, она уткнулась носом в высокие деревянные ворота, стянутые неровными железными полосами — прямо из сказки про царя Берендея. Антон пошарил в кармане, недовольно поморщился и нетерпеливо несколько раз нажал на клаксон, заревевший требовательно и громко.
Створки сказочных ворот немного помедлили, затем дрогнули и начали неторопливо, будто нехотя, открываться.
Поодаль, в окружении огромных могучих сосен с розовато-желтыми стволами — сосен из ее сна! — стоял большой дом, сложенный из светлых бревен, сказочный терем под тускло-медной крышей. Над широкой каменной трубой завивался легкий белый дымок. К дому вела дорога, обложенная гладкими речными валунами. На просторном деревянном крыльце сидела толстая серая кошка.
Ада с трудом оторвалась от этой мирной и пленительной картины, обернулась к Антону и подняла на него слегка растерянные, недоумевающие ясные глаза.
— Куда мы приехали, Антош?
