Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Через секунду Сергей сидел в лаборатории и ругался с Митей и Андреем.
– Имейте совесть, – доказывал он. – Мне надо квартальный отчет делать – не могу же я Артемьева кинуть.
– Подождет твой Артемьев.
– Не подождет! Отчет надо в срок сдавать. Я и без вашего эксперимента его неделю составлял…
В результате Андрей отпустил-таки его в банк, несмотря на горячие Митины протесты, с тем условием, что Сергей предоставляет им обставить квартиру на свой вкус и не будет при этом ворчать. Сергея терзали смутные сомнения, когда на последнем условии Митя настаивал особенно упорно. Но отчет действительно надо было делать, и он махнул рукой.
Артемьев сидел в своем кабинете, не ожидая от жизни ничего хорошего. Однако хорошее все же появилось – в лице Сергея, который пообещал, что целых два часа будет заниматься базой данных, а потом отбудет в таинственном и пугающем направлении, указанном Институтом Всемирной Истории. Артемьев порозовел и попросил привезти ему замечательный портфель под старину, который он видел у Владимира Ивановича Денисова, который, по слухам, приходится Сергею дедом. Если люди не врут, то портфель где-то раздобыл сам Сергей. Если бы его кожа не была новой, то Артемьев подумал бы, что он куплен в антикварном магазине. Здорово научились делать вещи – почти как в пятидесятые, добавил Артемьев, и Сергей кивнул.
Уже уходя, он спохватился, что не видел сегодня ни Инну Курочкину, ни ее замечательные ноги. Артемьев, приняв вид отчаянного человека, поведал, что сослал ее в приемную, отвечать по телефону: «Внешторгбанк слушает», – и соединять клиентов с нужными отделами. Есть надежда, что скоро она запомнит некоторые номера и даже начнет правильно соединять. Правда, последние слова Артемьев произнес с некоторым сомнением.
Уже перед самым уходом он забежал к родителям занести матери раритетные брикетики какао, которые она любила грызть в раннем детстве, а отцу – сигареты «Золотое руно». Не слушая восторженных возгласов, он позвонил Кирюшиным. Голос Маргариты Николаевны нисколько не изменился с годами. Правда, Григорий Иванович стал говорить немного медленнее, но его голос не потерял теплоты.
– Вечерком увидимся, – брякнул Сергей напоследок и поспешно добавил: – Как-нибудь.
– Не забудь, Сережа, что у Григория Ивановича день рождения в следующую пятницу. Обязательно приходи. Ты знаешь, – понизила голос Маргарита Николаевна, – Григорий Иванович последнее время так постарел – начал путать события. Он утверждает, что видел компьютер в молодости, представляешь? Это когда мы еще на территории института жили. В деревянном доме! Компьютеры! И неблагоустроенный туалет.
– Ну, – растеряно сказал Сергей, – а вам так не кажется?
Маргарита Николаевна немного помолчала и призналась.
– И мне кажется. Ну, да что с нас взять. Стареем потихоньку.
– Нисколько! – горячо заверил Сергей. – Скоро увидимся! Я к вам обязательно приду.
И отбыл – к Кирюшиным же, но к Кирюшиным молодым, ждущим его с пельменями и наверняка кучей всяких вкусностей.
Но сначала он заглянул в свою квартиру и обмер. В большой комнате красовалась длиннющая стойка бара, за которым стояло стилизованное дерево, где на каждой ветке было гнездо, слегка наклоненное вперед. В каждом таком гнезде – их было штук пятнадцать – стояли бутылки: виски, мартини, чинзано, ликер «Айриш Крим» – и ни одного советского напитка. Ах да, простите, была одна бутылка нижегородского – не горьковского, заметьте, – шампанского. На одной стене была выложена полоска дикого камня. У барной стойки стояли высокие круглые стулья, на полу лежала огромная медвежья шкура – синтетическая, «зеленым» на радость. Над стойкой на полке, привинченной к стене, красовался телевизор – уже не с видеомагнитофоном, а с DVD. У правой стены в углу скромно стоял треугольный диван, края которого были слегка загнуты кверху. Чтобы гостям было совсем уже интересно, над диваном была развешана коллекция ножей и кинжалов. Сергей снял один со стены и вынул из ножен. Кинжал был незаточенный, сувенирный, но достаточно похож на настоящий, чтобы его снова арестовали. В маленькой комнате все стало по-прежнему: компьютер и стенка с шифоньером для одежды.
– Ну, Митька, – погрозил Сергей кулаком видеокамере, прекрасно понимая, что выбором мебели дирижировал, конечно, Барсов.
У Кирюшиных собрались обитатели всех квартир, кроме несчастной Зои Сергеевны, которая так и не вернулась. Рядом с Кирюшиными сидел Владимир Иванович Денисов (он же дед), который любовно смотрел на внука.
«Все-таки кровь – не вода», – подумал Сергей, убеждая себя в том, что дед уже чувствует в нем будущего родного человека.
– С воз-вра-щень-ем! – дружно прокричали все и захлопали в ладоши.
Сергей торжественно поставил на стол бутылку кубинского кофейного ликера, которая вызвала живейший интерес.
– Вот молодец, – восхищенно приговаривал Клементий Николаевич, вертя бутылку в руках, – не успел выйти на свободу – и уже такую штуку раздобыл. Написано: «Куба», – удивился он, вглядываясь в этикетку.
– Да ну, – не поверил Григорий Иванович. – Куба! Ну-ка, ну-ка, как ее откупоривать? Риточка, где у нас штопор?
– Не надо штопор, – авторитетно объяснил Николай Васильевич, – видите, тут отвинчивается?
Сергей оглядел стол. Нехитрые домашние закуски, которые в складчину собрали все жильцы преподавательского дома, красиво уложенные в фарфоровые салатницы, украшали праздничный стол. Ярко-красные соленые помидорки и огурчики, домашнее сало с чесноком, вяленая рыбка – летний улов Клементия Николаевича, грибочки – это уж Серафима Петровна собственноручно собирала и солила. Ну, как всегда, икра и колбаска – этим никого не удивишь – и умопомрачительный запах пельменей, которые Маргарита Ивановна гордо внесла на огромном блюде.
– Сереженька, садись поближе к пельменям, – весело скомандовала она.
– Да у вас сегодня, можно сказать, второе рождение, – подхватил дед. – Ну, – сказал он, когда все торжественно выпили по рюмке ликера, пожмурились от наслаждения и закусили горячими пельменями, – как там, в тюрьме?
– М-м-м, – Сергей качал головой, дожевывая пельмень. – Какая вкуснятина! Сто лет таких не ел. В тюрьме таких не дают, – объяснил он.
– Ну, расскажите, Сергей, – серьезно попросила Серафима Петровна. – Как там – очень страшно?
Сергей кивнул.
– Повезло вам, что вы так быстро оттуда выбрались, – мрачно сказал ее супруг.
– И что цел остался, – от души сказал Сергей. – Там прямо при мне одного застрелили…
– Господи, – побледнела Маргарита Николаевна. – А как же социалистическая законность? Я думаю, – решительно сказала она, – что от товарища Сталина скрывают положение дел. Сергей, вы должны написать ему письмо.
– Да-да, – поддержали ее все. – Прямо сегодня. Напишите, Сергей, ведь сколько людей страдает.
– Эх, товарищи дорогие, – сокрушенно сказал Сергей, – вы думаете, что Сталину никто об этом не писал?
– Ему наверняка не передают писем. Это все его окружение. Они обманывают его…
– Я не верю, – горячился Сергей, – что руководитель государства может не знать основных проблем…
– Но товарищ Сталин всегда выступал против… против врагов народа! – перебила его Серафима Петровна.
– Когда количество врагов народа скоро превысит количество самого этого народа, то что-то тут не то, – глубокомысленно заявил Сергей.
Все молчали. Говорить так о Сталине было не принято. Тем более при свидетелях. К тому же иллюзия, что от благородного отца народов скрывают правду, была сильна.
– Но как же так? – растерянно сказал Григорий Иванович. – Ведь шпионы…
Сергей пожал плечами.
– Ну вот я один из них.
– Да, но вас же просто оговорили, – вскричала Маргарита Николаевна.
Сергей одарил ее сияющей улыбкой:
– Вот именно.
– Но вы же не хотите сказать, что всех оговаривают, – горячилась Серафима Петровна.
Он пожал плечами.
– Я сидел в камере, битком набитой такими шпионами. Один из них – четырнадцатилетний подросток.
– Может, они настоящие, – предположил Николай Васильевич.
– А много в Средневолжске закрытых предприятий, военных заводов, армейских частей? Что здесь делать шпиону, скажите на милость?
– В принципе, – вздохнул дед, – делать здесь им решительно нечего.
– Но, Владимир Иванович, – воскликнула Раиса Кузьминична. – Как вы можете? А агитировать против советской власти?
Тут уж Сергей возмутился не на шутку.
– А вы вспомните, как Иван Сергеевич Бородин агитировал против советской власти. Ведь тоже могли посадить, помните?
Историю с Иваном Сергеевичем все помнили, и она ложилась темным пятном на представления о социалистической справедливости даже самых ярых сторонников советской власти – преподавателей научного коммунизма и философии марксизма-ленинизма.
