Кун-Суук Шин - Я буду рядом
Профессора Юна похоронили под сосной в горах недалеко от дома, где он провел свои последние дни. Об этом решении было много споров, но, наконец, место для могилы выбрали под сосной старше двухсот лет. Это была одна из самых старых сосен, с веток которых мы с Мен Сё до изнеможения сбивали снег в ту зимнюю ночь, когда приехали навестить профессора Юна. Тогда мы ничего не могли разобрать в ночной темноте, но сейчас я увидела рядом с лесом реку, впадающую в море. А позади, словно ширма, стеной стояли пышные ряды корейских сосен и японского дёрена. Урна была предана земле под старой сосной, и мы по очереди кидали землю на ее крышку. Когда пришел мой черед, я тоже бросила в могилу пригоршню земли. В тот момент я ощутила холод земли в своей ладони, все слова покинули меня, оставив в памяти одно-единственное слово: «Прощай!»
Похороны закончились, и мы до рассвета просидели в баре, пили и пытались складывать в единое целое фразы профессора Юна на наших ладонях. Спор о том, в какой последовательности надо читать фразы, продолжался так долго, что один человек уснул прямо в баре, уткнувшись лицом в стол. Когда нам удалось привести в порядок написанные на ладонях фразы и выстроить их, получилось следующее: «Мои Кристоферы, спасибо за то, что вы были в моей жизни. Не горюйте обо мне. Все когда-нибудь заканчивается – юность, боль, страсть, пустота, войны, насилие. Расцветая, разве не увядают цветы? Как я когда-то пришел в этот мир сущего, так сейчас должен оставить мир земного бытия. Взгляните на небо. Вот где звезды. Когда мы смотрим, мы забываем о конце, но и после нашей смерти они всегда сияют там. Возможно, каждый из нас станет одной из этих сверкающих звезд».
Когда я закончила историю о святом Кристофере, одна студентка подняла руку. У меня оставалось мало времени, и я не планировала отвечать на вопросы, поэтому собиралась спуститься с кафедры. Увидев поднятую руку студентки, снова надела очки и кивнула ей.
– Я хочу поблагодарить вас за этот рассказ. Итак, неужели в каждом из нас существует святой Кристофер? Или же каждый из нас – всего лишь ребенок на его спине?
Она задала мне тот же самый вопрос, который много лет назад профессор Юн задал нам. И еще: «Есть ли в вас сегодняшних святой Кристофер? Или же каждый из вас – ребенок, которого он несет на спине?»
Вижу: прошлое повторяет себя в настоящем, и понимаю: время движется вперед не только по прямой линии. Рядом с задавшей вопрос девушкой сидела Ю Сон – дочь моей двоюродной сестры, почти ее копия.
В воскресенье я обедала с ней и моей двоюродной сестрой. Ю Сон вытаскивала палочками из миски кунжутный лист и вдруг остановилась, а потом сказала: в университете объявили о моем выступлении в церкви в качестве приглашенного лектора. Это правда? Двоюродная сестра ответила: если объявили, значит, правда! Ю Сон убедилась в достоверности новостей и склонилась над едой. Я поняла: она просто не могла поверить, что ее тетю – которая ходила вместе с ней в баню, тетю, которая вечно пропускала прием у зубного врача из-за боязни боли, тетю, которая по-детски хватала с тарелки последнюю очищенную дольку мандарина, – пригласили в церковь прочесть лекцию.
Племянница без конца повторяла:
– Это так странно, так странно, обычно в церковь приглашают выступать знаменитостей. – Тут она осеклась и пробормотала: – Терпеть не могу ходить в церковь на лекции! Я всегда пропускаю их. Я ведь не обязана идти, правда?
Я поняла: она не придет. И мне было неловко видеть сияющие глаза Ю Сон рядом со студенткой, задавшей мне вопрос о святом Кристофере. Для Ю Сон я была всего лишь ее тетей, которая давала ей поносить свою одежду и расчесывала ее волосы. А для меня та Ю Сон, которая когда-то еще девочкой поскользнулась и растянулась на полу, пререкаясь из-за того, кто станет подстригать когти Эмили, теперь выглядела совсем взрослой среди других студентов. Я догадалась о ее дружбе с девушкой по их перешептываниям и улыбкам.
Я распрямила спину и собралась ответить ей.
В ту ночь, когда мы до изнеможения стряхивали снег с ветвей сосен в горах, опять пошел снег. На следующий день мы вышли из деревни и увидели – сосновый лес снова укутан плотной снежной пеленой. На обратном пути в город Мен Сё решил, что переедет жить ко мне.
Дома я аккуратно сложила свои вещи – освободила место для его вещей. Но в назначенный день он так и не появился, даже перестал, как прежде, звонить мне посреди ночи во время прогулок по улицам города, когда усталый набредал на одинокую телефонную будку. Я устала от ожидания. Однажды сама отправилась в редакцию журнала, где он подрабатывал, и встретилась с ним. Он вел себя как ни в чем не бывало, казалось, его нисколько не мучает совесть из-за того, что он не позвонил мне, что попросту забыл о своих обещаниях. Редакция журнала располагалась в высоком здании на другом берегу реки Хан, это было первое здание в пока еще незастроенном районе. Сейчас я с улыбкой вспоминаю, что в том здании было всего десять этажей, но тогда оно казалось очень высоким. Рядом находилось императорское кладбище, с густыми соснами.
Я позвонила ему из телефона-автомата у входа на кладбище. Мен Сё появился так быстро, что невозможно было понять, кто из нас оказался проворнее: то ли я вышла из будки первой, то ли это он раньше выскочил из здания и прокричал через улицу мое имя. Я даже смутиться не успела, как он заключил меня в объятия. Мы три раза обошли вокруг императорского кладбища. Я молчала, а он снова пообещал, что переедет ко мне, дня через три перевезет ко мне свои вещи. Но прошло три дня, а он так и не появился. Всякий раз, когда я приходила к нему, он поспешно выскакивал на улицу и горячо обнимал меня. Эти объятия с каждым разом становились все продолжительнее и продолжительнее. Четыре раза он обещал переехать ко мне и нарушал свое обещание. В тот последний вечер Мен Сё сам пришел ко мне, он не обнял меня, просто сразу отправился на крышу смотреть с нее вниз. Мы вместе не сводили глаз с телебашни Намсан, как и прежде переливающейся яркими огнями на том же самом месте.
Тогда я спросила:
– Чего ты боишься?
Его ответ огорошил меня:
– Если мы начнем жить вместе, то будем страдать. Мы станем безобразными.
Я понимала его слова о страданиях, но не могла взять в толк, почему он решил, что мы станем безобразными.
Мне пришло в голову: «Наверное, неправильно его поняла», я даже переспросила:
– Что ты сказал?
– Если мы станем жить вместе, из-за меня ты не сможешь никуда ходить и ничего делать.
– Как так?
– Скорее всего, я изолирую тебя от других людей, наш мир превратится в уединенный остров, отрежу тебя от общения с внешним миром, люди смогут общаться с тобой только через меня. Я пожелаю, чтобы у тебя не было других отношений, буду изо всех сил стараться все время находиться рядом с тобой, и скоро такая жизнь сделает нас обоих безобразными.
– Тогда зачем ты согласился переехать ко мне?
– Потому что в тот момент я тоже этого хотел!
Я дрожала на ветру, сердито глядя на огни телебашни. Тогда я не понимала и не хотела понимать смысла его слов.
Когда я вспоминаю события, о которых могу сказать, что они произошли «давным-давно», у меня возникает чувство, будто я отправляюсь на прогулку. Возможно, эти «давным-давно» – наши воспоминания, наши переживания и наши выстраданные поступки спустя длительный период времени – и составляют настоящие человеческие души.
Давным-давно, поздним вечером, юноша, которого, как мне казалось, я знаю лучше кого бы то ни было, вдруг показался мне незнакомцем. У меня возникло ощущение – он ушел, а я осталась в одиночестве стоять на крыше. Я подумала: мне уже не понять его души, кажется, впредь в его обществе буду одинока. От этой мысли на меня навалилась невыносимая тоска. В тот момент, даже если он позвал бы меня, я бы не откликнулась; если он протянул бы мне руку, я не взяла бы ее. Неужели он имел в виду, что само время, проведенное со мной, становится отвратительным? В моем сердце образовалась трещина, мгновенно покрывшаяся тонкой корочкой льда.
Я продолжала угрюмо смотреть на сияющую огнями башню, и он развернул меня лицом к себе, хотел что-то сказать, но я не слышала его. Я оставила его на продуваемой холодным ветром крыше и вернулась в свою комнату. Кто из нас был тогда прав? Запершись изнутри, я слышала, как он время от времени звал меня и стучал в дверь. Я изо всех сил старалась не обращать внимания на его голос. В состоянии внутренней борьбы я сидела за письменным столом, перелистывала сборник стихов, который мы с ним когда-то увидели в книжной лавке, куда забежали во время демонстрации. Строчка за строчкой я перечитывала давно выученные наизусть стихи, читала их вслух, чтобы заглушить его голос снаружи. Я не заметила, как он ушел – уснула за столом, уронив на пол сборник стихов.
А он?
Внезапно я проснулась, распахнула дверь и вышла наружу. Крыша побелела от снега.
