Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой
Прошла в кухню. Открыла ставни, и полоска солнца проникла в дом, согревая ей шею и плечи. День выдался ясный и холодный. Небо было голубым, как никогда, и легкий ветер колыхал ветви растущего во дворе эвкалипта. Несколько чаек сидели рядышком, словно курицы, на красных комках распаханного поля за дорогой. Зяблики и воробьи чирикали на деревьях.
Она сварила кофе, подогрела молоко и вошла в неосвещенную гостиную на цыпочках. В руках — поднос с завтраком.
Грациано спал, свернувшись клубочком на диване. Завернувшись в черно-белое клетчатое одеяло, как в мешок. На полу валялись в беспорядке одежда и обувь.
Флора села в кресло.
99Фаусто Коппи был лучший в мире велогонщик. Самый быстрый. Но прежде всего — самый выносливый. Он никогда не уставал. И не уступал. Не сдавался.
Никогда.
«Ты — Фаусто Копи».
Пьетро гнал, гнал, гнал. Лицо сморщено от усталости, рот открыт. Сердце бешено гонит кровь по венам. В глазах рябит. Легкие горят.
«Едут».
Невыносимый рев глушителя.
Они приближаются?
Да. Они все ближе.
Хотелось обернуться и посмотреть. Но он не мог. Если он это сделает, то потеряет равновесие, а равновесие — все для велогонщика; если он держит равновесие и едет в правильной позе, то никогда не устанет, а вот если он обернется, потеряет равновесие и поедет медленнее, это конец. И потому он мчался вперед, надеясь, что они его не догонят.
«Забудь о них. Ты должен ехать и все. Ты стараешься побить мировой рекорд. Ты не убегаешь от них. Ты убегаешь от ветра. Ты деревянный кролик, за которым пустили борзых. Те двое сзади нужны лишь для того, чтобы ты ехал быстрее. Ты самый быстрый мальчик в мире». — Так говорит ему великий Коппи.
100— Да что у тебя за мотороллер сраный? Быстрее! Быстрее, твою мать! — орал Федерико Пьерини, вцепившись во Фьямму.
— Это максимальная скорость! — орал Фьямма, в свою очередь вцепившись в руль мотороллера. — Сейчас мы его догоним. Только притормозит — и он попал.
Фьямма на самом деле был прав: стоило Говнюку притормозить, как они его поймают. Куда он денется? Дорога идет прямо по полям километров пять.
— Знал бы — взял бы разрисованный «веспино» брата. Вот тогда бы мы развлеклись, — посетовал Фьямма.
— А пистолет? Пистолет у тебя с собой?
— Нет. Я не взял.
— Дурак ты! Мы бы в него пальнули. Прикинь, какой был бы выстрел, — заржал Пьерини.
101Они приближались.
А Пьетро начинал уставать.
Он старался поддерживать ровное дыхание и ритмично вращать педали, стать человеком-машиной, слиться с велосипедом и превратиться в совершенное существо, состоящее из плоти и сердца и труб, спиц и колес. Пытался не думать ни о чем. Освободить голову от мыслей. Только координация и воля, но…
Проклятые ноги начали неметь, а в голове стали крутиться всякие нехорошие картины.
«Ты Фаусто Коппи. Ты не можешь проиграть».
Он слегка прибавил скорость, и шум мотороллера стал чуть слабее.
Это была бессмысленная гонка. По бесконечной дороге. Посреди возделанных полей. С мотороллером. Когда они в конце концов догонят его, он не сможет даже на ногах держаться.
Стоит только остановиться…
«Гонщики проигрывают потому, что думают, будто у победы есть смысл. У победы нет смысла. Цель — не победа. Цель — сама гонка. Нужно гнать, пока не надорвешься». — Так говорит ему Фаусто Коппи.
Шум за спиной вновь стал сильнее.
Они приближались.
102На обратном пути из Сатурнии за руль села Флора.
Грациано не мог вести машину. Голова болела, на ней вздулась шишка. Он положил руку ей на бедро и заснул.
А Флора, с мокрыми волосами, в мокрой одежде, вырулила по скользкой грязной дороге и поехала в Искьяно Скало.
В полной тишине.
Длинное путешествие, полное раздумий.
«Что за всем этим последует?»
Этот вопрос вопросов одолевал ее, пока она перестраивалась, жала на газ, поворачивала и притормаживала, преодолевая холмы, мчась через поля, минуя заросли и спящие окрестности.
«Что за всем этим последует?»
У нее в голове вертелось множество ответов. Они возникали один за другим внезапно, некоторые казались рискованными, а некоторые даже не стоило принимать всерьез (путешествия, далекие острова, домики в деревне, церкви, дет…).
Чтобы дать логичный ответ на этот вопрос, сказала себе Флора, ей следует дать себе отчет в том, кто такой Грациано и кто такая она.
Трезво.
А Флора сейчас, в три часа ночи, после всего случившегося, чувствовала, что способна мыслить трезво и логично.
Она поглядела на Грациано, спящего, прислонившись головой к окошку, и покачала головой.
«Нет».
Они слишком разные, чтобы иметь общее будущее. Грациано скоро уедет в деревушку Вальтур, а потом еще в какую-нибудь экзотическую страну, и у него будет еще тысяча приключений, и он забудет ее. А она снова будет вести обычную жизнь, ходить в школу, ухаживать за матерью, смотреть телевизор и рано ложиться спать.
Вот так обстоят дела.
«Забудь и думать, что этот мужчина изменится ради тебя…»
В общем, было ясно, что у них не будет никакого романа.
«А это так… Просто ночное приключение. Думай об этом так, так лучше. Просто секс».
Просто секс. И она улыбнулась против собственной воли.
Больно, но это так. Когда она взбиралась по камням, пусть и плохо соображая, пусть и почти ничего не понимая, она говорила себе: «Ты только одна из… и радуйся», а значит, теперь ей нечего предаваться мечтам, словно она неопытная девочка.
«Но я и вправду неопытная девочка».
Предаваться мечтам всегда рискованно. Флора привыкла сопротивляться жизненным ударам, но подозревала, что у нее имеются слабые места.
Грациано нужен был, чтобы сделать ее женщиной.
И все.
«Я должна быть сильной. Как всегда».
«Не надо с ним больше встречаться».
«Я знаю, мне не надо с ним больше встречаться».
«Никогда».
Однако когда они приехали в Искьяно Скало и ночь превратилась в утро, Флора припарковалась перед лавкой и собиралась уже разбудить Грациано и сказать ему, что вернется домой пешком, но не смогла.
Минут пятнадцать она сидела в машине и то протягивала руку к Грациано, то отдергивала ее, а потом завела мотор и отвезла его к себе.
И уложила спать на диван.
Так, если ему станет плохо, она ему поможет.
«Это у меня получается лучше всего».
Нет, не может все так кончиться.
Это было бы прескверно. Ей надо поговорить с ним в последний раз, объяснить ему, как была важна для нее эта ночь, а потом отпустить его навсегда.
Как в кино.
103Удивительное дело — временное отстранение от занятий.
Вроде самое серьезное наказание, а тебя не держат в школе целыми днями на хлебе и воде, а наоборот — отправляют на неделю на каникулы.
Каникулы, прямо скажем, не лучшие, особенно после того как отец тебе заявляет, что с учителями разговаривать не пойдет.
Пьетро всю ночь мучительно пытался понять, что ему делать. Просить мать бесполезно — от Загора и то больше толку. А что, если в школу вообще никто не пойдет?
Замдиректора позвонит домой, и если к телефону подойдет отец и в тот день у него будут трястись… нет, лучше об этом не думать. А если мама, то она будет бормотать то да, то нет, всеми святыми поклянется, что придет завтра, и не придет никогда.
И те двое приедут опять.
На своем зеленом «Пежо-205» с римскими номерами.
Социальные работники — название-то совсем не страшное, но Пьетро оно пугает сильнее, чем наркодилер или злая колдунья.
Те двое.
Мужчина, худой как жердь, в шерстяном непромокаемом пальто, ботинках «Кларк», с седой бородкой и прядями волос, прилипшими ко лбу, с тонкими блестящими, словно от помады, губами.
Женщина, маленькая, в пестрых колготках и туфлях со шнурками, в очках с толстыми линзами, с волосами тонкими, как паутинки, крашенными в белый цвет и так туго стянутыми, что кажется, будто кожа на лбу и висках вот-вот разойдется, как старые обои.
Те двое, которые появились после истории с катапультой, Поппи, крышей Контарелло и судом.
Те двое, которые все время улыбались и вызвали его в учительскую, пока остальные были на перемене, и давали ему жвачку с лакрицей, а он ее терпеть не может, и тупые комиксы про Мышонка.
Те двое, которые задавали столько вопросов.
Тебе хорошо в классе? Ты любишь учиться? Тебе весело? У тебя есть друзья? Что ты делаешь после школы? Ты играешь с папой? А с мамой? Мама грустная? А какие у тебя отношения с братом? Папа на тебя злится? Ругается с мамой? Он ее любит? Он тебя целует перед сном? Он любит пить вино? Он помогает тебе раздеваться? Он ничего необычного не делает? Брат спит в одной комнате с тобой? Вам хорошо вместе?
