Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой
Без предупреждения.
Боль поразила ее внезапно, как электрический разряд, острая, как стекло. И не там, где должно было, а…
«Не-е-ет! Он меня!..»
Она дернулась вправо и одновременно распрямила левую ногу, ударив Грациано Билью пяткой в кадык.
93Грациано падал назад. Раскинув руки. Раскрыв рот. Падал на спину.
Бесконечно долго.
А потом погрузился в горячую воду. Ударившись головой о камень. И снова всплыл на поверхность.
Парализованный.
Вокруг была чернота, в которой плясали невесть откуда взявшиеся цветные огни.
За что она меня ударила?
Течение несло его к середине водоема. Он скользил по покрытым водорослям камням, как дрейфующее судно. Пятки тащились по илистому дну.
Должно быть, она попала в одну из тех особых точек, удар по которым обращает человека в неподвижный манекен, одну из тех точек, которые известны японским мастерам боевых искусств.
«Как странно…»
Он соображал, но не мог пошевелиться. Он чувствовал, как холодный дождь капает ему на лицо, и понимал, что теплый поток несет его к водопаду.
94Флора присела у камня.
Дядя Армандо плавал в центре озера. Это не мог быть он. Дядя Армандо живет в Неаполе. Это Грациано. Но ей по-прежнему виделся живот дяди Армандо, торчащий, как островок, среди серного пара, и его нос, разрезающий воду, как акулий плавник.
И вода уносила дядю Армандо — или кто он там.
Дядя Армандо/Грациано с трудом поднял руку:
— Флора… Флора… Помоги мне…
«Нет, я не буду тебе помогать… Не буду тебе помогать…»
«Флора, это не дядя Армандо.»
Ну вот, наконец-то мама снова заговорила.
«Он мерзавец. Он пытался…»
— Флора, я не могу двиг…
«Он упадет в водопад…»
— Помогите! Помогите.
«Шевелись. Давай. Не дури. Живо!»
Флора на четвереньках сползла в воду. Она хваталась за ветки деревьев, чтобы ее не унесло. Но вот один сук обломился, и она оказалась на глубине; барахталась, отплевывалась, а течение уносило ее. Она пыталась вернуться на берег, но безуспешно. Оглядевшись, она увидела Грациано всего в паре метров от водопада. Он зацепился за камень, но рано или поздно течение снова захватило бы его и уволокло вниз, в пучину.
— Флора! Флора! Ты где? — Грациано звал, как слепой, сбившийся с дороги. Немного взволнованно, но без тени страха. — Флора!
— Я тут, ид… — Она глотнула мерзкой воды. Откашлялась и снова бросилась к центру озерца, гребя руками, пробралась между двумя торчавшими из воды камнями и уцепилась за подводный камень.
Грациано был в метре от нее. Водопад — в трех.
Флора протянула руку; чуть-чуть, черт побери, совсем чуть-чуть, всего каких-нибудь проклятых десяти сантиметров ей не хватило, чтобы схватить Грациано за торчавший из воды большой палец ноги.
«Я не могу его потерять…»
— Грациано! Грациано, вытяни ногу. Мне не дотянуться! — заорала она, пытаясь перекричать грохот водопада.
Он не отвечал («Он умер? Нет, он не может умереть!»), но потом до нее донеслось:
— Флора!
— Да! Я тут! Ты как?
— Ничего. Я, кажется, ударился головой.
— Извини. Прости. Я не хотела! Мне так жаль.
— Нет, ты меня извини. Я был не прав…
Эти двое, у самого водопада, посреди несущегося потока, извинялись друг перед другом как две пожилые дамы, забывшие послать друг другу рождественские открытки.
— Грациано, вытяни ногу.
— Сейчас попытаюсь.
Флора протянула руку. А Грациано — ногу.
— Я тебя держу! Я тебя держу! Грациано, я тебя держу! — крикнула Флора, ей хотелось смеяться и вопить от радости. Она держала его за большой палец ноги, она его поймала. Покрепче уцепившись за камень, она потянула его и притащила к себе, вырвав у течения, и, когда наконец он оказался рядом, она обняла его, а он обнял ее.
И они целовались.
11 декабря
95В первые часы 11 декабря метеорологическая ситуация улучшилась.
Сибирский циклон, расположившийся над средиземноморским бассейном и обрушивший холод, ветер и дождь на весь полуостров и Искьяно Скало в частности, был вытеснен фронтом высокого давления, идущим из Африки, который очистил небо, и теперь оно было готово к новой встрече солнца, пока еще не поднявшегося над горизонтом.
96В четверть девятого утра Итало Мьеле выписали из госпиталя.
Со своим разбитым носом и двумя фиолетовыми кругами вокруг глаз он напоминал старого боксера, который многих отправил в нокаут, прежде чем рухнуть на настил.
За ним приехали сын и жена, погрузили его в машину и отвезли домой.
97Примерно в то же время Алима сидела в большом зале аэропорта Фьюмичино вместе с сотней других нигериек. Сидела, скрестив руки на животе, и пыталась уснуть.
Она не имела ни малейшего представления о том, когда ее рейс. Никто не взял на себя труд сообщить нелегалам о времени их вылета. Но в любом случае рано или поздно она окажется на борту.
Ей хотелось горячего молока. Но перед автоматом выстроилась километровая очередь.
Она вернется в свою деревню и увидит троих детей — единственное слабое утешение.
А что потом?
А что потом, ей и знать не хотелось.
98Лючия Палмьери лежала в своей кровати. Жива-живехонька.
Флора облегченно вздохнула.
— Мамочка, как ты?
Сегодня ночью ей опять снились серебристые коалы. Они несли на плечах труп ее матери вдоль пустынной Аврелиевой дороги. А по сторонам были камни, кактусы, койоты и гремучие змеи.
Флора проснулась, уверенная, что мама умерла. Выскочив из постели, она побежала в ее комнатку, зажгла свет…
— Мамочка… Прости меня. Я знаю, уже поздно… Ты, наверное, проголодалась? Сейчас покормлю тебя.
Она бросила ее. На целую ночь мать перестала владеть ее мыслями.
Флора приготовила пюре. Накормила мать. Убрала за ней. Причесала ее. И поцеловала.
А потом встала под душ.
Кожа и волосы пропахли серой. Пришлось сполоснуть их несколько раз, чтобы избавиться от неприятного запаха. Приняв душ, она вытерлась и осмотрела себя в зеркало.
Лицо осунулось. Под глазами круги. Но таких сияющих и живых глаз у нее прежде не было никогда. Она не чувствовала усталости, хотя спала всего пару часов. И опьянение прошло, не оставив неприятных последствий. Втирая в кожу увлажняющий крем, она обнаружила на ногах и спине болезненные царапины и синяки. Должно быть, она их заработала, когда ее отшвырнуло течением на камни. Еще у нее покраснели соски. И ныли кончики пальцев.
Она села на табуретку.
Раздвинула ноги и проверила, как там. Там тоже все было в порядке, разве что слегка раздражено.
Так она и сидела в ванной, в клубящемся паре, глядя на себя в запотевшее зеркало.
В голове у нее прокручивались одни и те же сцены в красноватом свете: секс на термальных источниках.
Водоемы. Тепло. Грациано. Озеро. Холод. Люди. Музыка. Секс. Запах. Секс. Поток. Секс. Удар. Страх. Водопад. Секс. Тепло. Поцелуи.
Обрывки воспоминаний и переживаний путались в голове, а когда разум вдруг останавливался на некоторых сценах, она вздрагивала в замешательстве.
Что на нее нашло?
Но ее тело отреагировало хорошо. Оно не треснуло. Не сломалось. Не превратилось в кокон, как гусеница.
Она прикасалась к груди, ногам, животу. Несмотря на синяки и царапины, тело казалось более крепким, более совершенным, и боль в мускулах лишь доказывала, что оно живое и хорошо отзывается на определенные действия.
Ее тело вполне годилось для занятий сексом.
Последние несколько лет она сотни раз задавалась вопросом, окажется ли способна в один прекрасный момент к сексуальным отношениям, не слишком ли уже поздно, позволят ли ее тело и разум такое вторжение или отвергнут его, способны ли ее руки обнять чужое тело, а ее губы — целовать чужие губы.
У нее получилось.
Она была довольна собой.
В каком-нибудь другом, параллельном мире, Флора Палмьери, обладая тем же телом, но другим сознанием, могла бы быть совсем другим человеком. Впервые заняться любовью в тринадцать лет, любить плотские удовольствия, вести беспорядочную половую жизнь, привлекать толпы мужчин, торговать своим телом, демонстрировать свою грудь на обложках еженедельных журналов, стать знаменитой порнозвездой.
Дорого бы она заплатила за видеозапись секса с Грациано, чтобы пересматривать ее снова, и снова, и снова. Чтобы увидеть себя в этих позах. Чтобы наблюдать за выражением своего лица…
«Хватит. Остановись».
Она прогнала навязчивые образы.
Почистила зубы, высушила волосы, оделась. Черные джинсы (те, в которых обычно она ходила погулять к морю), кроссовки, белая футболка, черный свитер. Начала закреплять волосы шпильками, но потом передумала. Оставила их распущенными.
