Паоло Джордано - Человеческое тело
Восемнадцатого ноября они не спят, лежат, прислушиваясь к реву бури за окном. Рене чувствует, что что-то изменилось. Он уже рассказал ей все — все, что мог, Флавия словно побывала во всех уголках базы. Теперь он может ее поцеловать и уйти навсегда, он знает, что она не станет его удерживать. Вместо этого он набирается смелости и приглашает ее на ужин. После долгого молчания она отвечает:
— Ты знаешь, чем это закончится?
— Думаю, да.
— Нет, не знаешь. Рене, я не одна. Может, ты не замечал, но у меня есть сын.
— Габриэле мне нравится.
— Дело не в том, нравится он тебе или нет, а в том, нравишься ли ты ему. Вот видишь? Ты уже ошибся.
— Я все исправлю.
— Да что ты вообще знаешь?
— Того, что я знаю, вполне достаточно.
— Рене, давай не будем во все это впутываться.
В окно попадает ледяной шарик и разбивается, никого не ранив и не разбив стекло.
— А если я не хочу не впутываться?
Флавия колеблется.
— Прежде чем войти в мой дом, ты уйдешь из казармы.
— Ты же знаешь, что я не могу.
— Тогда и я не могу. Я больше не хочу иметь дело с войной.
— Флавия…
— Или ты мне сейчас дашь слово, что сделаешь, как я прошу, или с завтрашнего дня ноги твоей здесь больше не будет!
Сержант Рене готов ей возразить. Армия — вся его жизнь, он потратил многие годы на то, чтобы стать тем, кем он стал. Он открывает рот, чтобы изложить свою точку зрения, но внезапно чувствует, что все, о чем он раньше мечтал, потеряло значение. Все звезды, неизменно указывавшие ему путь с ранней юности до сегодняшнего дня, когда он очутился в доме у не принадлежащей ему женщины и у ее тихого ребенка, внезапно перемешались, он их больше не узнает. Мгновение — и Рене готов с ними распрощаться.
Все станет, как прежде. Что же случилось с ним, прежним? То ли он растворился в воздухе, то ли взял длинный отпуск. Одно известно точно: сейчас его, прежнего, здесь нет. Будущее представляется сержанту чистым листом, на котором все еще предстоит написать.
— Хорошо, — говорит он, — так я и сделаю.
Закон эволюции
«Да нет, просто ты еще зеленый, ты здесь новенький, не просек еще, что такое взвод, и вообще, сейчас тебе все ясно, строишь планы типа „сделаю одно, потом другое и быстро добьюсь, чего хочу“, может, ты собрался стать сержантом или старшим сержантом, а? ну и сколько ты выжимаешь в спортзале? — девяносто — неплохо, мог бы и больше, но для твоего веса совсем неплохо, а стреляешь ты как? — я тебя видел, ну да, обычно ты приседаешь на опорную ногу и заваливаешься назад, а еще целишься слишком высоко, но это не страшно, главное — освоить несколько приемов, и вообще запомни-ка пару куда более важных вещей, о которых ты пока понятия не имеешь, первая — тебе никогда не стать тем, кем ты мечтаешь, заруби себе на носу, — знаю, это нелегко проглотить, но рано или поздно придется смириться, лучше знать все заранее, это как целиться слишком высоко, — следишь за ходом моей мысли, а? — не хочешь больше курицы, давай мне, клади сюда! — ну так вот, слушай, у каждого вида оружия своя дальнобойность, надо понять, что подходит тебе, и выбрать цель — так не станешь зря тратить патроны и будешь точно знать, когда эта сволочь, которая хочет тебя замочить, подойдет достаточно близко и пора открывать огонь, — если ноги при стрельбе не двигаются, это уже хорошо — хочешь, я тебе помогу, а ты стой и смотри — кстати, а девушка у тебя есть? это хорошо, так у тебя будет точка опоры, до тебя служил тут у нас один парень, ты мне чем-то его напоминаешь, — ну, в общем, он был на тебя похож, у него тоже башка длинная, как баклажан, ну и глаза — не знаю, есть в вас что-то общее, что — не знаю, но есть — так вот у него с девушками было вообще никак, слишком застенчивый, застенчивость его и сгубила, так и не попробовал в жизни самого сладкого — ну ты меня понял, так что, раз у тебя есть девушка, это здорово, это уже кое-что, нужен совет по этому поводу — обращайся к справочную службу, дежурный Чедерна, работаем круглосуточно, я в этом кое-что смыслю — можем как-нибудь вечером сходить выпить пивка, я тут знаю отличное место, у них пятьсот сортов пива, настоящего, импортного, бельгийского или немецкого — ну, значит, ты еще не нашел свой сорт, а у них точно найдешь, там и английское есть — а вообще можем и чего-нибудь еще выпить, там же, блин, не только пиво дают, поболтаем, я тебе объясню, что и как, — да ты чего, смеешься? а она кто? и она решает, куда тебе ходить? ты еще молодой, чтобы вешать на шею цепь, не гони, осмотрись, ты уж мне поверь, тебе нужен друг, который растолкует, как обращаться с бабами, а то дай бабе волю — и все, ты пропал — сходи-ка принеси мне, пожалуйста, еще десерт — ага, точно такой же — слушай, что я тебе расскажу: вчера я был у своей девушки, мы только что закончили, ну, ты понимаешь что — какое тебе дело, как ее зовут? — Аньезе, ее зовут Аньезе, доволен? ну, сказал я тебе, и что это меняет? — так вот, мы только что закончили, и не понимаю, что на меня нашло, знаешь, как это бывает у нас, мужиков, ты просто не можешь оставаться с ней рядом, ну там для всяких нежностей и прочей ерунды, не можешь больше находиться в комнате, потому что чувствуешь, что задыхаешься, с тобой бывало такое, нет? — да нет, ты ни фига не понимаешь, о чем я, по глазам вижу — нет, не знаешь, со мной этого раньше никогда не бывало, я всегда… ладно, проехали — да нет, при чем тут встал или не встал, блин, ты меня слушаешь или нет? это бывает потом, потом, она-то ждет, что сейчас ты начнешь ее обнимать, говорить ласковые слова, всякие нежности, а ты вдруг понимаешь, что не можешь больше там находиться, прижавшись к чужому телу, потому что то, чего она от тебя ждет, это слишком, я знаю, тебе трудно поверить, но так бывает, это все естественно, чистая физиология, нужно побыть в покое — ну вот, я просто взял и ушел, надел ботинки, рубашку и вышел на улицу, на свежий воздух, подышать, почувствовать запах ночи, а в это время ночь пахнет просто обалденно, в такие ночи только гулять по улице да нюхать, знаешь, как тебе потом здорово — я недавно снял домик в соседней долине, мне тогда вообще никого не хотелось видеть, с Аньезе мы тоже на время расстались, я там жил один, приходил в себя, вот только там не было отопления, и когда настала зима, в общем, из-за проклятого снега мне и до казармы-то было не добраться — ну да, и трубы замерзли, просто сумасшедший дом! — ну, в общем, поехал я туда ночевать, чтобы никто не доставал, а сегодня утром возвращаюсь домой и вижу, что она сидит на диване с кислым видом, представляешь, эта дуреха так и просидела все время, нет, ты прикинь? на диване, меня ждала, так рыдала, что глаза распухли — и говорит: если это повторится, я сама от тебя уйду, ясно? — а я ей: ничего мне не ясно, заткнись — с ними так и надо — через год мы поженимся — ты так говоришь, потому что еще молодой и ничего в жизни не смыслишь, сколько тебе лет, ты сказал? — ну вот, а ты дождись, пока стукнет тридцатник, и увидишь, что все изменится, тридцать лет прижмут тебя к стенке и приставят ко лбу пистолет, вот так — извини, если я тебе сделал больно, я не хотел, до чего же ты неженка — можно, я буду звать тебя неженкой? ты не против? или баклажаном? — ну, пошли на улицу, у тебя есть деньги на кофе? а то я мелочь не взял — в общем, тридцать лет — самый поганый возраст, потому что у тебя уже есть настоящие обязательства — ну да, обязательства, от которых ты не в восторге, но так просто от них не избавишься, пора обзаводиться семьей и всем остальным, детишками и так далее, а то будет поздно и не успеешь позаботиться о продолжении рода — ну да, рода человеческого, милый мой, четвертый десяток надо встречать подготовленным, понимать, что в этой жизни главное, реально смотреть на вещи — знаешь, что это значит, реально смотреть на вещи? это значит, что никому меня не обдурить, я не сижу и мечтаю о том, что все будет хорошо, а вижу все, как есть, и сам решаю — вообще-то все дело в яйцах, есть они у тебя или нет, у кого нет — те гибнут, про это еще Дарвин писал, про закон эволюции, — ага, и вон то возьми, шоколадное, деньги я потом отдам — знаешь, у кучи народа после тридцати сносит крышу, ты даже не представляешь, возьми командира нашего старого взвода — да нет, ты его не знаешь, это было до тебя, — блин, я сказал тебе, ты его не знаешь! его звали Рене, сержант Рене, ну что, доволен? ты лучше послушай, что он натворил: влез в чужую семью, взял женщину с ребенком — не его ребенком, баклажан! — это же противоестественно, нет? ну, переспишь ты с ней одну ночь, но сходиться-то зачем? — так вот, этот мерзавец присвоил чужую семью, семью погибшего, а теперь делает вид, что это его семья — от стыда даже на люди не показывается, ворюга проклятый, работает официантом в ресторане, в какой-то дрянной забегаловке, ноги моей там не будет, клянусь! — так на чем я остановился? я тебе говорил о чем-то важном — ну-ка дай сигарету! — ну да, тридцать лет — трудный возраст, совсем не то, что ты думал, ты меня слушаешь? это сейчас тебе кажется, что у тебя все на мази, что ты можешь сказать „эй, ребята, поглядите, какой я молодец“, сам себя уговариваешь, что все будет хорошо, так вот, дорогой мой последний герой, давай-ка мы с тобой встретимся на этом самом месте через десять лет и посмотрим, правду я говорю или нет, хотя от этой правды тебя может тошнить, давай снова здесь встретимся, и ты мне скажешь: „знаешь что, старший капрал Чедерна? черт возьми, а ты был прав по всем статьям, жизнь дала мне хорошего пинка под зад и забросила туда, где я и не думал очутиться“ — да нет, она ни при чем, иначе зачем мне на ней жениться? — ну, в общем, понадобится совет — приходи, я слово держу, всегда готов помочь, может, все-таки сходим, выпьем пивка — да хоть сегодня вечером, ты как? — а как насчет завтра? — ну ладно, когда захочешь, я всегда готов — да нет, просто вечером я обычно свободен — знаешь, с возрастом ко многому теряешь интерес, так-то вот, и ничего с этим не поделать, раньше тебя все время тянуло туда, где тусуются такие же чокнутые, как и ты, всякий раз, когда давали увольнительную, была одна забота — как бы напиться в стельку, а сейчас тебе этого не нужно — это больше не ты, тело у тебя изменилось, эволюция, блин, из-за нее приходится кончать со всякими глупостями, знаешь, сколько я выжимал в твоем возрасте? ну-ка, попробуй угадать! — никак нет, шестьдесят каждой рукой, обеими — сто двадцать, две серии по десять упражнений, наверное, я и сейчас смогу, да только мне неохота, понимаешь? — и вообще один вечер, другой, третий — слишком много их, вечеров, просто не понимаешь, чем их занять, — родной, ты еще много чего узнаешь, такого, что потом не забыть, ты еще зеленый, все у тебя впереди».
